Страница 39 из 69
Наташка подбежала и уселась рядом со мной, высыпала на скатерть-покрывало конфеты. Девочка есть девочка. Восторгаясь на разные лады, она отведала икры, шашлыка, вот только чувствовалась в ее голосе усталость, что ли.
Отобедав и одновременно отужинав, мы поиграли в дурака, потом парни устроили жабьи бега: выкопали траншеи, выложили камнями дорожки, наловили лягушек и пустили их по дорожкам, тыкая в зад хворостиной. Раз за разом выигрывала зеленая лягушка Ильи, которую он назвал Карлом. Хохот стоял такой, что сойки разорались. Только Наташке было невесело, и вкусное мясо она ела без аппетита.
— Что случилось? — спросил я, пока остальные не слышали.
Ее перекосило, но она ответила:
— Меня Арина с днем рождения поздравила, прикинь?
Я не понял, о чем она, и переспросил:
— Перепутала?
— Не совсем. У нее мать шмотками торгует. Так вот. Папочка наш пришел покупать джинсы дочери на день рождение. Так и сказал — «дочери», б…ть! Аринка и подумала, что это он мне! Что она просто забыла, когда у меня днюха!
Наташка вскочила и принялась с остервенением пинать камни. Когда один чуть не ударил Бориса по голове, объяснила:
— Ты понял, да? Это у Анжелки днюха! А Аринка думала, что у меня. Он ей — джинсы купил! А мне трусы подарил стыдные, как у бабки! И носки. Типа, отвянь.
— Сука, — только и выдавил из себя я.
Черт, с Лялиной-то я и не поговорил, рыбалкой увлекся, дорвался до бесплатного! Хотя что это изменило бы? Или изменило? Вот что гопникам ничего не сломал и по башке от них получил, это я лоханулся.
Устав баловаться, к столу вернулся Илья, потянулся за печеньем. Наташка пробормотала:
— Вы же знаете, да, что Русю отпустили, а Зяму закрыли, потому что он взял вину на себя?
Я закатил глаза и выругался.
— Да знаем мы. Все знают.
Борис прищурился и выпалил:
— Это ты специально сказала, да, чтобы нам праздник испортить?
Наташка надулась и отвернулась.
— Вообще-то я как лучше хотела.
— Ага, ты всегда так!
— Так, ша! — Я вскинул руки. — Все это моя недоработка. Русю надо валить.
— В смысле? — уточнил Илья.
— Сразу надо было что-то ему сломать. Я недооценил противника и огреб.
— Думаешь, он не успокоится? — прогудел Димон Чабанов.
— Теперь, когда кореша его закрыли — точно нет. Вот мы подумали, что это все хаханьки, и я по башке получил.
— И что делать? — спросил Илья.
— Ноги ему сломать, вот что. У дома караулить и бить. Чтобы он нос высунуть боялся и понял, что связываться с нами себе дороже. Но поодиночке ходить будет нельзя… — И тут перед глазами нарисовался отцовский обрез, вот бы взять его на несколько дней!
Стащить, что ли? Снарядить гильзы крупной солью…
Прерывая мысли, на губу капнула капля. Я запрокинул голову и увидел, как на по-вечернему яркое небо наползает чернильная туча. Вдалеке громыхнуло.
Илья встал, посмотрел на речку и махнул вперед:
— Пора сворачиваться. Посмотрите, как речка наполнятся, нас сейчас смоет!
Я глянул туда же и присвистнул: прозрачный ручеек, который мы переходили вброд, бурлил, пенился, уровень воды поднимался буквально на глазах. Нехило так льет там, в горах! Подтверждая мою догадку, мимо проплыл дохлый пятнистый поросенок, застрял в нагромождении хвороста. Смыло его, что ли, а потом обо что-то приложило? Толстое бревно протаранило плотину из веток, как ледокол, и поросенок поплыл дальше.
— Уже уходить? Давай еще останемся, — принялся канючить Борька. — Спрячемся под деревьями. Не хочу домой!
— Начало восьмого, — сказал Илья.
— Уже? — Наташка вскочила, забыв о своей обиде. — Там же Санта-Барбара!
— Да успокойся ты, все равно понятно, что там дальше будет.
— Хорошо посидели, — резюмировал Чабанов.
Все принялись быстро доедать недоеденное и распихивать вещи по сумкам. Рамиль отмыл шампуры и залил костер водой. Из еды остались грибы, которые, чтобы не тащить, мы принялись есть прямо из банки, и пара печений с конфетами, нашедшие приют в моей сумке.
Минаев запрокинул голову, посмотрел на небо и сказал:
— Народ, бежим…
Не успел он договорить, как небо расчертила молния, громыхнуло. Гроза была совсем рядом, и мы всей толпой рванули по домам.
Начали падать капли, и вырвавшийся вперед Рамиль заголосил, намеренно изображая кавказский акцент:
— Догоняет! Дождь башка попадет, совсэм мокри будет!
Рамиль, Димоны и Илья добежали до остановки и спрятались там, чтобы доехать на автобусе. До нашего дома оставалось полкилометра, и мы, побивая рекорды, устремились к цели. И всего-то метров двести не добежали, как хлынул дождь. Да какой! Настоящий тропический ливень!
Промокли мы мгновенно. Я не помню такого дождя! Ничего не видно, впереди стена. Тяжелые капли наотмашь хлестали по лицу. Обрушиваясь в лужи с лязгом и грохотом, заглушали грозовые раскаты.
В кедах захлюпало, и я их снял, побежал босиком, хохоча и подставляя лицо дождю.
— Классно! — заорал на ухо Борис. — Помылись после тренировки!
Вдалеке показались горящие фары автомобиля, мы отошли к обочине. Мимо проехала «Нива», обдав нас волной воды.
— Душ! Бесплатный душ! — заорал Борис и ломанулся следом.
Все, спешить было некуда, и мы топали не спеша. Вода все прибывала и прибывала, вот уже несется по дороге река чуть ли не по колено.
Замерзнуть мы не успели — из-за нитей дождя нам навстречу выдвинулся силуэт нашего дома. Мы остановились в подъезде, и с нас натекли три лужи, слились в одну.
— Родители прибьют, — констатировал Борис и потух.
— Нас трое, их двое, — сказал я. — Будем держать оборону вместе.
Отец по обыкновению отсутствовал — и слава богу! Мама, смотрящая «Санта-Барбару», выглянув из комнаты, только и сказала:
— Сюда не ходите, раздевайтесь там!
Мы принялись разоблачаться. Наташка поленилась расшнуровывать кеды, стянула один, наступив на пятку, потом второй, протяжно застонала, села на корточки, закрыла лицо рукой и заревела. В руке она держала кед, разошедшийся по шву.
— А этой сучке — джинсы! — Она с размаху швырнула кед о стену.
Мама сделала вид, что не заметила этого. Я обнял сестру.
— Не переживай, скоро купим тебе такие кроссы — все от зависти лопнут!
Она стиснула меня так, что я чуть праздничного ужина не лишился. Едва мы успели переодеться, вошел отец, протопал в спальню, весело насвистывая себе под нос мелодию «сердце красавицы». Мать слетела с моей кровати и запорхала вокруг него, мы тотчас заняли освободившееся место.
Когда родители уединились на кухне, Наташка сказала:
— Давайте свалим из дома? Пашка, тебе все равно пофиг, тебя тут не кормят.
— Обязательно, — соврал я, просто ей нужно было это услышать, — но сперва надо подготовить место.
На самом же деле я рассчитывал, что отец уйдет к своей Аньке, а мы останемся.
Из кухни папаня вышел раскрасневшийся и довольный, указал на Борьку пальцем.
— Борис, надо поговорить.
— Па, говори здесь, — вступился за брата я. — Все ж свои.
Когда добрый, он вряд ли распустит руки, но все равно Борьку было жалко.
— Ты побил девочку, — сказал он с упреком, — мне Маргарита Ильинична звонила.
Боря указал на царапину на своей щеке и синяк на скуле.
— Я оборонялся! Это она на меня напала!
— Ну и что, — повысил голос отец. — Девочка — это девочка. Чтобы в последний раз я такое слышал от учителя!
Я сжал челюсти, чтобы не брякнуть про двойные стандарты.
— Ты видел ту девочку? Это Кинг-конг! — возмутился Борис. — Да она бы меня убила…