Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 69



Глава 8 Закинул старик невод

День закончился, как и вчера: я так набил пятерками дневник, что еле сумку поднял.

Последними были два урока труда, которые велись в отдельно стоящем одноэтажном здании, разделенном на мужскую и женскую половины. Вел дисциплину директор и учил нас производственной магии: как кучу досок превратить в табурет. Благо станков, пусть и допотопных, в кабинете было предостаточно. Мужчина должен уметь забивать гвозди и чинить кран, и это правильно. Девочек на их половине учили шить, готовить и вязать.

Какое безобразие, полное гендерное неравенство и дискриминация!

— Ну что, будет сегодня тренировка? — спросил Илья, потирая руки.

— Каждый день! — с готовностью ответил я, отмечая, что тело после вчерашнего не разваливается, а приятно ноет, все-таки физкультура три раза в неделю, пусть и плохонькая — это благо.

К нам подошла Любка Желткова — с ярко-красными губами, румянами на щеках, как у матрешки, в короткой кривенькой юбке, из-под которой торчали по-мальчишечьи угловатые коленки.

— Вы домой? — спросила она, кокетливо приглаживая серый ежик волос.

Похоже, предложение мне отдаться не прошло бесследно для ее психики. Стайка одноклассниц остановилась, хихикая и наблюдая за нами.

— Нет, Люба. Мы — тренироваться. А ты — домой учить стих, — сказал я тоном строгого учителя. — Потому что, если ты его не выучишь, тебе поставят двойку в году. Ты меня поняла?

Я смотрел на нее неотрывно. Очень хотелось, чтобы она меня услышала. Вера Ивановна пообещала исправить ей двойку в году на тройку, если она выучит и расскажет любой стих из школьной программы, но он не должен быть короче двенадцати строк. Люба как-то обмякла под моим взглядом, глаза затуманились.

— Поняла? — повторил я с нажимом. — Пойдешь и выучишь!

Она кивнула, развернулась и молча зашагала прочь.

Удивительно, как меняется взгляд на многие вещи с возрастом! Взять школу — это ж золотое время, когда знания раздают бесплатно! Пользуйся, развивайся, прокачивайся! Но нет, мы все это принимали за насилие над нашей свободой и старались отлынивать. Более других предметов мы презирали физкультуру, особенно — девчонки, которым сама физиология помогала по неделе косить каждый месяц. Теперь я понимаю почему: наш учитель, Виктор Аркадьевич, ни черта не понимал в предмете, ни нагрузку нормальную не давал, ни играть не позволял, а урок заканчивал, вместо расслабления или подвижных игр, кроссом. Идешь потом на математику красный, потный и воняешь, как скунс.

Мы с Ильей прошли в спортзал, рассчитывая, что урок у старшеклассников будет на свежем воздухе, но там занималась вторая смена, потому, переодевшись в туалете, направились на площадку.

— Покувыркаться на матах сегодня не получится, будем прокачивать физуху, — говорил я на ходу. — Лучший тренажер — собственное тело.

— А приемы? — спросил Илья с досадой.

— Чтобы применять их эффективно, нужна физподготовка. Если ты слаб, они тебе не помогут. А мы слабы, особенно я.

Площадку и турники оккупировал одиннадцатый класс, осталась свободной лишь дальняя ее часть, где друг напротив друга стояли футбольные ворота, туда мы и направились

— Сегодня будет круговая. По этой методике тренируются серьезные бойцы. Сразу говорю: мы сдохнем, но так надо. На физре мы никогда такого не делали.

Мы остановились. Зябко поводя плечами, Илья уставился на старшеклассников. Им не было до нас никакого дела, а вот физрук поглядывал с интересом.

— Начнем с простого, — сказал я, — побежали!

Илья был выше, но я бежал первым — в спокойном темпе, за пределы школьного двора к футбольному стадиону. По стадиону и обратно. Дыхание чуть сбилось, выделился пот — хорошо. С газона гоняли, потому мы вернулись на площадку, встали друг напротив друга.

— Смысл тренировки — сложнейшие упражнения, которые делаются на пределе возможностей тридцать секунд. Потом тридцать перерыв. Пятнадцать минут удовлетворяют, как час в спортзале. — Я вспомнил модного Титомира и процитировал: — Йоу, посмотри на меня, делай, как я, делай, как я! Первое упражнение простое, показываю.

— Планка. Отжаться. Подняться прыжком — руки вверх. Повтори.

Убедившись, что Илья все делает правильно, я скомандовал начало круговой. Ручки задрожали на десятом отжимании, в то время как в свои сорок шесть я мог так отжаться раз пятьдесят, а то и больше.

— Перерыв, — хрипнул я, упершись руками в бедра.

Ну я и рахит! Илья справился куда лучше.

— Теперь — бег на месте, коленями достать рук. Вперед и быстро!

И тут я сдох к концу. Ничего. Крепиться. Держаться! Вдарим пионерским упорством по немощи! Терпение и труд все перетрут!

— Присесть надо вот так, чтобы коленки не торчали вперед, — поправил я Илью. — И выпрыгнуть максимально высоко — руки вверх! Потом— три подхода по кругу: отжимания, бег, выпрыгивания.

Третий подход мы делали кое-как, пыхтя и роняя пот на асфальт. Справившись, встали на четвереньки, разгибать колени было лень.

— Зверство! — В интонациях Ильи читалось восхищение.



Потом были различные упражнения в упорах, выпрыгивания и выпады «для извращенцев», а вкопанную в землю покрышку мы использовали, чтобы качать пресс и спину на весу. Казалось, прошла вечность, мы взмокли так, что хоть выжимай футболку.

— Хватит! — взмолился Илья.

— Пожалуй, — согласился я, не слыша свой голос, заглушаемый пульсацией крови в висках.

— Что это вы тут делаете?

Я аж вздрогнул — физрук подкрался незаметно.

— Тренируем выносливость, — прохрипел я, пить хотелось так, что, наверное, буду воду хлестать прямо из крана. — Упражнения на рывок. Хороши в боксе и ММА.

Аркадьич шевельнул бровями.

— Где ты этого нахватался?

— Отец научил, — соврал я.

— Что могу сказать, молодцы!

Физрук показал «класс» и удалился. Мы с Ильей на трясущихся ногах потопали домой.

— Физра вообще ерунда, — сделал вывод Илья. — Детские нагрузки. И на футбол я хожу вратарем — тоже детсад. Вот это — тема! Так я еще не убивался.

— Мы минут двадцать работали. А в идеале — сорок секунд напряга на двадцать отдыха, и не менее получаса без остановки. Месяца через три и мы так сможем. Как раз к сентябрю. Блин, я мокрый! Помыться бы.

— Давай ко мне! — предложил Илья. — У меня накопительный бак, и вода постоянно.

— А и пойдем! — с радостью согласился я.

— Предки не запилят?

— Пусть попробуют. Долой тиранию! Свободу угнетаемому классу школьников!

Илья покосился с подозрением и сказал:

— Странно от тебя такое слышать. Тебя ж отец убьет.

— Пусть он Аню с Анжелочкой убивает.

Илья округлил глаза.

— Это кто?

— Любовница и ее дочь, — проворчал я. — Лялины же. Наташка в драных обносках ходит, а эта — модница и принцесса.

— А-а-а.

Некоторое время мы шли молча. Молчание нарушил Илюха:

— А давай быстро все сделаем и вечером поедем на мол? Ставрида пошла! Клюет пачками на голый крючок! — Его глаза заблестели. — Одному как-то не очень рыбачить.

— У меня и снастей-то нет, — вздохнул я.

— Я свою удочку тебе дам. А самодуров у меня море, вчера весь вечер плел.

Правильно замотивированные, мы управились за два часа, а английский доучивали в автобусе — том самом желтом «икарусе» с гармошкой, пыльном и воняющем соляркой. Вечером в город он шел полупустым, зато набивался на обратном пути: возвращались домой рабочие заводов и сотрудники порта. Если улов будет скудным, на обратном пути заскочу к Лялиным.

Удочки были разборные, бамбуковые, уже и забыл, что такие бывают, а катушки дребезжащие, как поломанная шарманка. Без катушек никак: если ставрида стоит на глубине, заброс надо делать метров на пятьдесят.