Страница 26 из 76
— И хочу… Сливок. Хочу слизать их с тебя.
Господи, безумная.
— Ладно.
— И еще я хочу клубники, я где-то видела, что можно… — даже представить боюсь, что она там видела.
— Ты можешь даже связать меня, только заткнись уже… — рывком сжимаю волосы на затылке, наконец впиваясь в мягкий, такой болтливый рот. Она вскрикивает, стонет, вжимаясь в меня всем телом, не оставляя и сантиметра на раздумья. Если она так будет ворошить своим язычком в моем рту, то я вряд ли смогу дожить до номера.
— Пошли, — отрываюсь от сладких губ и тяну ее от зала. Все дальше и дальше, вынуждая перебирать ногами очень быстро, потому что сейчас мне, как умирающему без последнего глотка, нужно остаться с ней наедине. Номер на последнем этаже отеля. В лифт мы просто влетаем, тут же врезаясь в друг друга.
— А если лифт остановится, и нас увидят.
— Лифт остановится на последнем этаже. Маш, твой рот определенно нужно чем-то занять.
— О, вы имеете в виду минет? Я не умею.
Почему-то я не удивлен и очень этому рад.
Двери лифта открываются, и я втаскиваю ее в Пентхаус, говоря уже хрипло.
— Я научу. Тебе понравится.
— Со сливками?
— А сливки зачем?
— Ну это не очень гигиенично, брать гениталии в рот, а со сливками… — почти бросаю дуреху на мягкий ковер. Дальше просто сил идти нет.
— Ой…. Сзади молния, — шепчет она, выгибаясь дугой, пока я пытаюсь понять, как снять это извращение. Переворачиваю Машу и тяну язычок вниз. Там еще один предмет одежды, который я нетерпеливо стаскиваю, еле сдерживаясь, чтобы просто не порвать это…
— Только не порви, мне еще выступать в этом…
«Ага, размечталась», — целую ее затылок, ниже, скольжу языком по позвоночнику. Машка вытягивается струной, дает мне на ней играть, реагирует так остро, что почти рычу от желания кончить прямо сейчас… Словно вообще никогда не трахался.
Спускаюсь к пояснице, вырисовываю языком круги, наконец дорываясь до гладкого, идеального тела, вожу по нему руками, позволяя себе такие вольности, о которых раньше только фантазировал. Добираюсь до упругой задницы, чувствую, как меня рвет от ощущений. Она такая круглая, гладкая, а между булочек такой идеальный пирожочек с каплями влаги. Во рту собирается слюна.
— К вопросу гигиены, Маш…
— А? — стонет она, уже вряд ли соображая. — Что?
— Сегодня ночью забудь это слово…
— Это приказ?
Блять, она меня с ума сведет.
— А ты хочешь приказов?
— Мне нравится, когда ты строгий, властный, грозный…
— Ноги раздвинь…
— А еще мне нравится, как ты орешь, когда я делаю что-то не так.
Я утыкаюсь носом в попку, втягивая дурман ее запаха. Ей нравится, когда ору. Ей нравится, когда приказываю. Была бы моя воля, она бы уже орала от боли и наслаждения, пока я ее плеткой хлещу по заднице и груди, оставляя следы, но пугать раньше времени не хочу.
— Если ты будешь делать что-то не так, то тебя придется наказать.
— Наказать? — поворачивает она голову, и я вижу искусанные губы и горящие глаза. — Покажи, как?
Стискиваю зубы, чувствуя, как похоть выходит за границы, как зверь внутри меня рвет и мечет, желая вонзиться в мягкое податливое тело.
Я поднимаю ладонь, звенящую от дрожи, и опускаю на ягодицу.
Она вскрикивает, но продолжает на меня смотреть. Не отрываясь.
Я повторяю движение, делая удар сильным, звучным. Маша вскрикивает, кусает губы, но ноги не раздвигает, продолжая ждать наказания.
Я поднимаю руку снова, понимая, что просто сейчас кончу. Накрываю ягодицы в третий раз. Звонко, с оттяжкой. Она кричит от боли, плачет и тут же, сдаваясь, раздвигает ноги. Я сразу же впиваюсь губами в сочащиеся влагой губки, успокаивая, лаская, подыхая от того, какая сладкая малышка мне досталась.