"БОРТ 556"

- Вернись ко мне, моя любовь - прошептал про себя я убитый горем и одиночеством. И принял от доктора Томаса Трекера протянутое мне снотворное. Выпил его. И после нового укола отключился.

Когда я очнулся передо мной стоял доктор Томас Трекер и его корабельная медсестра по имени Мэри и по фамилии Суонсон.

- Уже девять вечер - сказал судовой мой теперешний лечащий врач Томас Трекер - Вы крепко спали. И все скоро вернется на свои места и это то, что вы пережили, останется, лишь одним, возможно только горьким или счастливым воспоминанием - он продолжил - Вам, просто нужен отдых. Сейчас еще один укол обезболивающего, и снотворного все - он это вообще так произнес, как будто, между прочим. И подошедшая, тут же, его подручная медсестра Мэри, сделала мне инъекцию в плечо какого-то препарата, и стало, снова, более комфортнее.

- Утром вы будете уже на ногах - произнес доктор - И сможете прогуляться по нашему лайнеру - он, снова, протянул таблетки снотворного и стакан с водой.

- Не надо, доктор - произнес, успокоившись немного уже я - Я так, теперь постараюсь заснуть.

- Вот и отлично - сказал доктор Томас Трекер, убирая таблетки и воду - Вот и отлично.

И все ушли из этого медицинского кубрика. Я остался один, лежать, на своей больничной постели, крутя головой по сторонам. Рассматривая все вокруг. Все углы белого просторного помещения, где я был сейчас совершенно один. Несколько таких же больничного типа коек, как и моя. Тумбочки и светильники на каждой из них.

Доктор, выходя с медсестрами, выключил свет, и стало темно, лишь за закрытой дверью в коридоре между каютами горело дежурное освещение пассажирского этого спасшего меня судна. Там перестали быть слышны чьи-либо шаги. И наступила ночная тишина, как и сказал судовой врач.

Сколько времени было, я по-прежнему толком не знал. Но, со слов корабельного врача Томаса Трекера, было, после нашего длинного задушевного между ним, и капитаном Эдвардом Джей Стивенсом диалога. И больного на ноги, и на всю голову русского моряка. Был вечер, и уже, вскоре пришла ночь. И судно погрузилось в сон. Лишь, слышно было, где-то там за стенами и переборками лайнера плеск ночных волн океана.

Запомнились глаза этой медсестры Эдрюса Мэри Суонсон. Она, почему-то так опасливо на меня озиралась, уходя последней, словно боясь русских. Может, так и было. Не все, но некоторые из них, нас всегда, почему-то боялись. Наверное, у них с Запада это уже, просто в крови. Это же читалось и в глазах доктора Трекера и капитана Стивенса. Да, и всех, кто был в медотсеке, и видел спасенного из океана русского моряка.

Даже, поначалу и моя любимая Джейн меня боялась и опасалась за Дэниела. Один только он, наверное, не боялся меня. Удивительное исключение из всяких правил. Единственный, кто не боялся. И сразу стал мне другом. Дэни. А, я его обидел, тогда. И не уберег.

- Прости меня, Дэни - прошептал я тихо в темноте каюты - За все прости - и закрыл глаза. И мне показалось, что я отключился.

А, когда очнулся, то не знал, сколько время. Но, судя по темноте, уже вероятно стояла ночь. Или уже было, даже раннее утро. Я потерялся, снова в пространстве и во времени.

Я долго еще не мог уснуть. Я не мог поверить в то, что произошло со мной.

Просто, не мог во все это поверить и все тут.

- Не может быть, такого - произнес, снова сам себе вслух я, уставившись в потолок медицинской каюты - Не может, такого быть. Вранье, это все.

Я лежал и думал, только о своей любимой малышке Джейн Морган. Джейн должна спастись. И должна быть на этом корабле. Она хоть и была

ранена, но должна спастись. Я не верил в ее смерть, как и не верил в то, что ее вообще нет. Как и всего того, что я пережил недавно. Я был там, в океане не один. Там была моя Джейн. И был Дэниел. И наша яхта «Арабелла». И эта яхта «Черный аист». И эти морские бандиты. И этот кошмарный шторм. И, вот я здесь. И они хотят меня убедить, что это все мой бессознательный бред. Бред не до утонувшего утопленника.

- «Нагиса» - вдруг срабоало само моей голове - «Где ты Нагиса?».

Я словно вопрки всем воим мыслям позвал ее мысленно. Я позвал ее. Почему? Сам не знаю. Но позвал.

- Нагиса - раздалось в самой ночи и в воздухе медицинской достаточно большой корабельной каюты.

- Не может этого быть - снова, произнес я сам себе вслух - Нагиса - произнес сам себе я вслух и стал всматриваться в темноту – А где Джейн?

Я услышал какие-то шаги за дверью этой корабельной медицинской палаты. И отворилась в каюту ко мне дверь. Тихо так и практически беззвучно. Там за дверью был включен дежурный в коридоре между каютами корабля свет, и я увидел стоящий передо мной на некотором расстоянии женский силуэт. Силуэт женской невысокого роста фигуры.

Сначала я посчитал, что это пришла медсестра эта Мэри Суонсон. Или, какая-либо, другая из медцинского состава судна. Но потом понял, что нет.

Силуэт стоял на пороге, отворив ко мне в медицинский кубрик дверь. Он был в комнатных домашних тапочках с голыми стройными девичьими ногами из-под короткого телесного цвета шелкового халатика. С распущенными длинными и черными как смоль, вьющимися по его спине и груди локонами волосами на девичьей миленькой головке.

- Джейн! - произнес я, ошарашенный ее появлением - Джейн, любимая моя! Это ты?! Ты живая!

Я произнес, потрясеный и удивленный ее появлением - Ты откуда, здесь?! Они скрывали тебя от меня?! Они прятали тебя от меня! Вот гады, такие! Джейн, любовь моя!

Силуэт оторвался от порога распахнутой настежь в мою больничную каюту двери и пошел ко мне. Не спеша и плавно, виляя округлыми крутыми красивыми бедрами и полненькими икрами молодых девичьих ног. Это точно была моя ненаглядная красавица Джейн.

Она вышла как из ночной тени из тех дверей и направилась, медленно ко мне. Ступая своими домашними тапочками на миленьких загоревших до смоляной черноты девичьих ножках бесшумно по полу медицинской корабельной каюты совершенно бесшумно.

Свет луны из иллюминатора падал на нее. И это была она, выхваченная из этого лунного света. Я ее видел всю с головы до ее, почти полностью оголенных тех красивых девичьих полненьких в икрах, и бедрах ножек. Вся словно вылепленная этим желтым лунным ночным светом. Ярким и пронзительно прозрачным.

Джейн пошла в мою сторону. К моей больничной постели.

И встала рядом, прижавшись бедрами голых безумно красивых загоревших до черноты ног к краю ее, и смотрела, молча, на меня, не отрываясь черными своими цыганскими гипнотическими глазами. Она стояла, именно так, как и любила всегда стоять, выгнувшись в гибкой молодой девичьей узкой спине, чуть-чуть назад. И выпятив мне свой округлый пупком вперед загорелый до черноты животик.

Я протянул свои руки к ней и почувствовал прикосновение в ее рукам протянутым, тоже мне. Она улыбалась мне широкой доброй и нежной моей любовницы улыбкой. Смотря на меня, также как и, тогда в ночь нашей последней любви. Смотрела страстно и с желанием сексуального безумства.