Загадочные края

– Конечно. Но лучше уметь побольше. Может и пригодиться. – Они отошли по галерее за угол строения, где она кончалась и оставалась лишь небольшая укромная площадка. Сюда редко кто заглядывал. – Ты устала?

– Немного. То есть, что я говорю – устала, конечно. Очень. Зверски.

– Хочешь прекратить?

– Нет. Не хочу. – Инга смотрела в сторону моря. Отсюда его было не видно из-за крон довольно рослых деревьев, покрывающих уступ широкого скального холма с плоской вершиной, на которой стояло поместье. – Не хочу прекращать. Но, может, слегка сбросить обороты?

– Что?

– Ну… Перейти на более щадящий режим?

– Может быть. Хотя я бы не советовал. Поверь, скоро ты втянешься, и тебе станет легче. А иначе ты ничему не научишься. Знаешь, как меня учил мой отец? О, он меня не щадил. Иногда я думал, что лягу и умру, и только упрямство заставляло меня вставать и снова брать меч. Порой к концу дня у меня так болели мышцы, что хотелось выть или зарезать кого-нибудь от досады, что мне так тяжело. Иногда тренировка превращалась в пытку, и вначале я даже опускался до того, чтоб попросить пощады. Кстати, совершенно бесплодно. Потому я перестал просить и тренировался столько, сколько говорили. Только это сделало меня воином. Такие тренировки или убивают, или помогают добиться результата. А ты не умрёшь, это мы уже знаем. Раз пережила все свои приключения, то и учение переживёшь.

– Но меня оно не сделает бойцом. Я женщина, причём весьма субтильная… Э-э, то есть нежная… Хрупкая. Толку с меня большого всё равно не будет.

– Это не так. Пойми, что любой человек может добиться желаемого, всё зависит только от того, сколько он работает.

– Я знаю. Может, я просто ленива? Может, я просто не могу работать?

– Можешь. И упорства в тебе достаточно. Я вижу. Ты всё можешь. Только нужно поверить в себя. И не жалеть своё тело… Если, конечно, ты в самом деле хочешь продолжать. Так-то решай, я не настаиваю… Но я не о том хотел поговорить.

– Да?

– Я хотел задать тебе пару вопросов.

– Да?

– Скажи, твои родители, они… Живы?

– Нет.

– Погибли?

– Да.

– Ты это видела?

– Я их видела после катастрофы. От них мало что осталось. Но я узнала. Родители всё-таки.

– Понятно. – Сорглан мрачно сдвинул брови. – В таком случае… Скажи, что бы ты ответила, если б я предложил тебя удочерить?

Инга вопросительно подняла брови.

– Видишь ли, – продолжил граф. – Ты очень нравишься Алклете. Она всегда мечтала о дочери. О такой, как ты. Мне ты тоже нравишься. Если честно, то я тоже всегда хотел дочь. Но у меня только сыновья. Как говорят друзья, я слишком мужчина. Глупость, конечно. Впрочем, это не самое главное. Главное, что ты нам нравишься, и мы с женой хотели бы иметь такую дочь, как ты. Мы хотим тебя удочерить. Что скажешь?

Он замолчал. Она молчала тоже, разглядывая раскачиваемые ветром кроны дерев.

Он не торопил.

– Вы хотите удочерить меня? Бывшую рабыню?

– Какое это имеет значение? – искренне удивился Сорглан.

– Вы ничего обо мне не знаете.

– Мне кажется, я знаю достаточно, чтоб полюбить тебя, как дочь. Что же я не знаю?

– Ну, например, то, что я очень своевольна.

– Это я знаю, – захохотал лорд. – Это мне в тебе нравится. Честно говорю.

– Вы уверены, что это всегда хорошо? Меня, к примеру, не так-то просто будет выдать замуж. Я могу просто-напросто сказать на церемонии «нет». Или, например, сбежать.

– Думаю, мы столкуемся. Кроме того, я далёк от мысли выдавать тебя замуж насильно. Это неправильно, вот как я считаю. И запирать тебя в женских покоях не буду, обещаю. Так как?

– Я очень сложный человек.

– Я тоже. А кто из нас прост?

Она глубоко вздохнула и кивнула головой.

– Раз так, то я считаю за честь подобное предложение. Я тоже всегда хотела, чтоб у меня были такие отец и мать, как вы с госпожой Алклетой.

Сорглан шагнул к ней и осторожно обнял за плечи, прижал к груди.

– Пойдём, обрадуем маму. Она очень волнуется, согласишься ли ты, или нет.

Алклета, узнав, просто разрыдалась.

В тот же вечер о решении лорда в поместье узнали все. Граф приказал не тянуть с обрядом, и потому пиво не было поставлено специально для такого случая, как и прочее угощение, а собрано со всех кладовых. Инге спешно сшили наряд из тех, что на севере носили знатные девушки, спешно подготовили многое другое из того, что могло понадобиться на обряде.

В первый раз Инга (теперь уже скорее Ингрид, а не Инга, особенно после согласия стать дочерью Бергденского графа) увидела, что такое святилище в здешних местах – укромный уголок посвящённой богам рощи, где несколько гигантских стволов срослись где-то в середине своего роста, образовав подобие залы с несколькими высоченными входами-выходами, укутанными вереском и можжевельником. Внутри лежал большой камень, на котором горело три свечи – одна большая, чистого белого воска, две другие поменьше, желтоватые. Неподалёку протекал ручей, его было слышно из святилища, так что за происходящим там наблюдали все силы природы – земля, вода, огонь, камень, лес, ветер и свет. И, конечно, металл, но его не держали в святилище, а приносили с собой – всё это Сорглан шёпотом объяснил Ингрид и после того рассказал, что она должна делать.

Обряд оказался несложен. Ингрид раздели до тоненькой нижней рубашки из отбелённого льна, доходящей до щиколоток и посадили на землю. Высокий темноволосый священнослужитель во всём багряном с большой серебряной пикторалью на груди налил господе Алклете на ладони немного козьего молока, она поднесла руки к губам Ингрид, и та осторожно выпила, не позволив и капле пролиться на землю. Потом поближе подошёл Сорглан с ржаной лепешкой в руках, отломил и протянул девушке. Она съела, после чего граф поднял её с земли, прижал к груди, и она стала его дочерью.

Потом подошёл Бранд – единственный из сыновей Сорглана, присутствовавший в поместье. Он хлопнул Ингрид по спине так, что она едва не подавилась ржаной лепешкой, и во всеуслышанье признал сестрой. И только после этого Ингрид позволили надеть новый наряд – верхнюю короткую – до середины бедра – рубашку, густо расшитую белой и красной ниткой, широкую юбку, кожаные башмачки и отороченный мехом плащ. Сорглан надел ей на палец золотое кольцо с изображением чайки – символом рода бергденских лордов – а жрецу передал два серебряных украшения как дар за совершение обряда. Как объяснили Ингрид, основной обряд был проведён раньше, когда жрец в багряном (а это цвет крови, следовательно, и родства) сообщал силам природы о появлении в роду Свёернундингов нового человека. Девушку заставили поднести руки к огню – достаточно близко, чтоб хорошо ощущать идущее от него тепло – а, возвращаясь в поместье, три раза переступить через ручей.

– Это не совсем обряд усыновления, – сказал граф. – То же самое делали и с моими новорожденными сыновьями. Только что хлебом не кормили, не по возрасту. И не поили пивом на празднике закрепления родства. А тебя – будем поить. Как ты относишься к пиву?

– Прекрасно, – рассмеялась Ингрид.

В пиршественном зале усадьбы её посадили между отцом и матерью, и старый слуга Сорглана, который был виночерпием ещё его отца, всё подливал ей пива в кружку – здесь женщинам пить пиво было вполне прилично – иногда предлагал вина. Вино было прекрасное, ароматное и выдержанное, такого Ингрид ещё не доводилось пить. Она с удовольствием смаковала его, а ещё старалась отдавать должное и специально приготовленным угощениям, немного странным на её вкус, но приятным. Хорошо ещё, что аппетит позволил ей перепробовать каждое.