Страница 24 из 33
Я напуганный этим до ужаса налетел на ту дверь. И пытался сорвать ее совсем с места, чтобы ворваться внутрь самолета. И помочь, хоть чем-то Дэниелу. Но, эта чертова металлическая и толстая бронированная дверь, не поддалась ни на дюйм моим физическим усилиям. Она была тяжелой. И ее заклинило. Причем намертво в таком состоянии, наискось застряв в дверном проеме, между, верхом и оставшейся погнутой при ее падении дверной толстой петле.
Я был сильным русским человеком и физически подтянутым, но видимо это перетаскивание этих черных ящиков самолета и сама глубина отняла все мои силы. И я не был способен сделать хоть что-то. В почти полной темноте воды. Я бился о ту перекошенную стальную тяжелую ржавую дверь и все бес толку. Я дергал ее взад и вперед, что только было своих сил, но все было бесполезно.
Я схватил кувалду и начал колотить эту чертову покалечившую Дэниела дверь. Грохот от моих ударов кувалдой стоял не слабый. И сотрясал все вокруг. И всю носовую часть самолета. С нее сыпался, вниз рассеваясь, белый песок и ржавчина.
Я не видел, что там творилось, теперь за той дверью. Думаю, Дэни, пережал, чем-то обрезанную истекающую кровью руку. Что-то там смог сделать.
Я бросил кувалду и, подняв фонарик Дэниела, выплыл через разломленную и исковерканную крышу верхней кабины, и, проплыл к оконным рубочным разбитым об воду иллюминаторам Боинга. Причем мне пришлось вернуться, прежде, чем это сделать. Мне пришлось проплыть назад через весь салон мертвецов стюардов и стюардесс, сидящих в креслах. И вынырнуть над самой крышей головной части носового обломка самолета.
Я вынырнул и перепуганный, позабыв про все на свете, ломанулся на всем ходу работая ластами к кабине пилотов.
Там было полчище медуз. Они привлеченные текущей из руки Дэниела кровью, буквально облепили пилотную кабину своей желеобразной серой массой. И там был мой друг Дэни. Он вылез наполовину из одного из разбитых о воду иллюминаторов самолета. Вылез, высунув в маске голову и целую машущую мне левую руку. Он был в шоке от боли. И тянул мне ту в резиновой перчатке свою руку, раскрытыми пальцами, прося помощи.
Медузы окутали всего Дэниела, торчащего наполовину из кабины пилотов. Они сплошной массой облепили его. Их привлекла его текущая в воду кровь от отрезанной правой руки. Он задыхался. У него уже кончилась вся смесь в баллонах. И, они были уже, почти пустые за его плечами. И Дэни ими звонко бился об верх разбитого окошка рубки Боинга.
Я пытался пробиться к нему сквозь эту массу желеобразных жителей моря. И пытался вытащить Дэниела из оконного иллюминатора пилотной кабины, но не мог. Все было бесполезно. Дэниел застрял намертво.
Он бился баллонами о верх иллюминатора, и не мог выйти наружу. Эти, литров на двадцать четыре, уже почти пустые баллоны. Не давали возможности, пролезть в разбитое водой смотровое лобовой рубочное окно самолета. Оно было, более узким и не рассчитанным на выход человека. Но, Дэниелу, пришлось лезть сквозь него. У него не было выхода. И мы были оба в состоянии безумной кошмарной паники и ужаса. На этой кошмарной глубине для дайвингистов не соображали совершенно, уже толком, что делали.
Дэниел паниковал и делал то, что не должен был делать. Изматывал себя окончательно, дергаясь, и застряв в том окошке. Он просто был в болевом шоке и истекал собственной кровью. У меня заканчивалась кислородно-гелиевая смесь в баллонах. Дэниел, потеряв руку в шоке от боли, терял уже сознание. И я, бил пощечинами по лицу Дэни, в районе маски, приводя в сознание. Не знаю, зачем, я так делал. Я просто сам был в таком ужасе и панике, что не знал, что и делать. Видя, что Дэниел гибнет. На этой стопятидесятиметровой глубине и в практически полной темноте.
Это была смертельная наша конвульсивная бессмысленная и бесполезная жертвенная агония. В свете одного горящего и освещающего все лежащего на кабине и крыше Боинга ярко горящего в черной ночной воде подводного фонаря.
Я делал все сейчас чтобы выдернуть американского совсем еще молодого двадцатисемилетнего парня из погибшего самолета. Я тащил Дэниела за костюм и резину акваланга через то разбитое покореженное от удара о воду узкое смотровое самолетное окошко. За ремни тех баллонов, в паническом сам ужасе, и, не соображая, что делаю в тот момент.
Дэни был все же еще в сознании. Он, смотрел на меня своими черными как бездна океана глазами. И этот взгляд я видел через стекло его маски. Там уже не было боли и паники. Там не было ничего.
Я даже не могу описать этот его взгляд, похожий, скорее на прощание со мной. Я и сейчас вижу эти Дэниела измученные и равнодушные ко всему глаза. Глаза умирающего молодого латиноамериканского парня, которому, я так и не смог ничем помочь. Он спас меня в океане и был обязан всем, жизнью, и даже любовью ее сестренки красавицы Джейн, а я не мог ничего сделать в ответ.
Он быстро слабел. Учащенно дышал через мундштук и шланги акваланга. Расходовал последнюю дыхательную свою спасительную смесь в бешеном количестве.
Это был конец! Конец всему!
И я это понимал как никто другой. Я понимал, если его не вытащу из этого чертового искореженного разбитого о воду окна кабины, то он погибнет здесь в таком вот состоянии и положении.
Я тянул Дэниела, что есть силы через этот разбитый оконный иллюминатор рубки Боинга. Если бы это мне удалось тогда, то Дэниел был бы спасен. Я так тогда думал. Сейчас, думаю, уже иначе. Но я его даже мертвого все равно, дотащил бы до нашей яхты. Или погибли бы вместе на этом чертовом погибельном подводном плато, где-нибудь по дороге к яхте. Или нас измученных борьбой за жизнь и изможденных и обессиленных, но еще живых на запредельной для дайвингистов глубине, утащило бы в сам открытый Тихий океан, то кошмарное сильное, идущее с островов подводное течение.
Пока я боролся за жизнь Дэниела, я был под постоянным наблюдением. Здесь же недалеко. Наблюдали те, кто уже был здесь. Они пришли за золотом, и мы их спугнули. Они не напали на нас сразу, а наблюдали за нами со стороны. И ждали нужного момента. Они не дали бы и так нам уйти отсюда живыми.
Вероятно, они приплыли сюда следом за нами, когда мы уплыли отсюда назад на яхту. И они не рассчитывали того, что мы скоро вернемся. Они пришли за своим золотом. Но, мы им теперь мешали. И ждали момента к нападению.
***
Чудовищная боль не давала Дэниелу покоя. И усиливала его погибельное состояние. Он уже не слышал меня, и не обращал на мои жесты руками внимания. Он был в состоянии полного шока. Он начал терять опять сознание. Черные глаз зрачки расширились и остекленели. Глаза Дэни смотрели лишь на меня и не моргали. Видели ли они меня тогда? Я, ударил его, уже с силой по мальчишеской голове, чтобы привести в чувство. Думая, что сильный удар сделает свое дело. И он очнулся на мгновение. Дэниел задергался и забился снова в своей погибельной ловушке.