После бури

— Как же теперь быть?

Денисов подумал и нерешительно продолжал:

— Вот разве еще сын Зотова знает… Василий. Было у них, видишь ли, свидание с отцом перед казнью. Так я полагаю, что он ему шепнул. Спрашивал я его, — отпирается! Чего-то он боится, скрытничает, от него трудно добиться. Мальчишка упорный, с отцовским норовом.

— А Камышин здесь?

— Камышин-то здесь, а только, видишь ли, он того… Сильно перепуганный после восстания. Черт его знает, что у него в голове! Ненадежный он какой-то… Сунешься и как раз в капкан попадешь! Потрепали нас тут крепко, товарищ хороший. Сейчас начинаем опять силы собирать. Голова есть…

Денисов оборвал фразу на полуслове и, повернувшись, предостерегающе поднял руку. До слуха донеслись глухие голоса и скрип шагов за стеной. Непомнящий встал.

— Идут. Не за мной ли? — проговорил Денисов.

— Нет, дяденька! Это тетя Даша, — крикнул Костя, услышав женский голос.

— Это мои, — подтвердил шахтер. — А на случай, все-таки схоронись! Мало ли кто с ними увязался.

Непомнящий спрятался за занавеску, а Денисов направился к двери. Захватив по пути шапку Непомнящего, по-прежнему лежавшую на столе, он бросил ее на печку.

Широко распахнулась дверь, и в избу шумно вошли раскрасневшиеся на морозе: Матвей — старинный приятель братьев Денисовых, Дарья-вдова — соседка — и кузнец Фролыч, по прозвищу Кержацкий сын.

— С праздником, хозяин! — поздравил Матвей, снимая полушубок.

— Славельщиков пускаешь? — спросил кузнец.

— “Не красна изба углами…” А где твои пироги, мил дружок Мишенька? — спросила Дарья, задорно подперев бока и останавливаясь перед столом, на котором стоял одинокий графин и две рюмки. — Назвал гостей, припасай и костей…

Костя расхохотался на шутку, а Денисов, еще больше нахмурившись, серьезно сказал:

— Распоряжайся, Даша, за хозяйку, а у меня дельце есть.

Женщина взглянула на шахтера и как-то сразу потускнела. Широкое краснощекое лицо вытянулось, улыбка исчезла, свет в глазах потух, и Косте показалось, что в доме стало темнее.

— Стряслось что? — тревожно спросила она.

— Пугливая ты стала, как я погляжу… — с усмешкой продолжал он. — Тут вот в шкафчике все стоит. А без меня не расходитесь. Вылезай, друг. Это свои… Вот приехал из Перми товарищ посчитать, много ли нас уцелело, — представил он Непомнящего, когда тот вышел из-за занавески.

— Много не много, а все воробьи стреляные, — дружелюбно сказал Матвей, пожимая руку незнакомца.

Даша недоверчиво и даже с неприязнью поглядывала на высокого бородатого человека. Она, как и Денисов, почувствовала в нем противоречие между тем, что он есть, и тем, чем хотел казаться.

— Ничего тут не осталось. Одни кроты! — мрачно пробурчал Фролыч.

— Ну идем, друг. Раз такое дело, надо рисковать, — сказал Денисов, одеваясь.

— Надолго уходишь? — спросила Дарья.

— К инженеру Камышину и назад. Не расходитесь, — предупредил еще раз Денисов.

После ухода хозяина Дарья тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли, и захлопотала, собирая на стол угощенье. Костя, получив пару вкусных шанег, уплетал их и с удовольствием следил за ее проворными руками. Даша была своим человеком в доме, и мальчику было известно, что она скоро выйдет замуж за дядю Мишу.

Матвей был приятелем отца, и Костя помнил его с самого раннего детства.

Фролыча мальчик знал мало и больше по рассказам, но он вызывал у всех ребят поселка особый интерес. Высокий, сухощавый, с железными мускулами, Фролыч обладал большой силой, и Костя даже видел однажды, как они боролись с дядей и тот не скоро его одолел.

Кузнец он был необыкновенный. Лет шесть назад Фролыч неизвестно откуда появился в Кизеле. Подкараулив главного инженера, он попросился на работу, и тот отправил его в кузницу на пробу.

Для определения мастерства и опытности кузнецам для пробы предлагали сделать обыкновенную шестигранную гайку. Фролычу указали наковальню, дали инструмент, приставили молотобойца, и он приступил к делу. Выхватив из горна раскаленную болванку, кинул ее на наковальню, перехватил и скомандовал:

— Бей, да полегче…

Работа началась. Нехитрое это дело — гайка. Мастер издали наблюдал за новичком и видел, что ухватки у него опытного кузнеца, хотя и возился он с гайкой долго.

Потемневший под ударами красный кусок железа принимал нужную форму, но гайка имела не шесть граней, как полагается, а пять. Первым заметил эту странную ошибку молотобоец и засмеялся.

— Дядя, да ты никак обсчитался…

— Бей, дурень! Учить станешь потом, когда молоко на губах пообсохнет.

Молотобойцем был молодой парень. Когда гайка была сделана и остужена, ее показали другим кузнецам. Поднялся смех:

— Обсчитался, братцы!

— Чудная гайка!

— Это он с похмелья один грань откусил.

Видя замешательство мастера, Фролыч сказал:

— Неси инженеру. Не для вас она делана.

Мастер долго чесал в затылке, но наконец отправился к инженеру.

— Вот это настоящий кузнец! — воскликнул инженер, едва взглянув на гайку. — Золотые руки. Это артист!

Измерив циркулем грани, он оставил гайку себе на память, а кузнецу вместо ответа прислал с мастером серебряный рубль.

— Ну, значит, инженер у вас понимающий, — с одобрением заметил Фролыч, принимая рубль.

Сконфуженные и озадаченные кузнецы попробовали сами сделать пятигранную гайку, но не тут-то было. Это оказалось очень трудно.

Был еще случай, о котором знал Костя.

Однажды Фролыч пошел в лес, и на спину к нему прыгнула рысь. Она нацелилась и зубами точно вцепилась в шею. Кузнец не растерялся. Закинув руки, он мгновенно схватил хищницу за горло и крепко сжал. Рысь не могла разжать челюсти, задыхалась и начала отчаянно отбиваться. Порвала пиджак, исцарапала в кровь всю спину, но кузнец все крепче сжимал пальцы и в конце концов ее задушил. Так в мертвом виде он и принес на спине у себя животное прямо в больницу. Здесь, прежде чем снять рысь, пришлось развести сведенные челюсти, и тогда из прокушенных мышц хлынула кровь. Не схвати Фролыч вовремя рысь за горло — и конец.

Жил кузнец бобылем и, выполняя сложные кузнечные работы, зарабатывал хорошо, но деньги у него расходились, как вода между пальцами. Раздавал в долг или пропивал с приятелями, которых у него было не мало.