Роковая одержимость

Глава 27

Дэймон

Поппи была полностью удовлетворена, когда Мигель вез нас в аэропорт. На обратном пути она уснула, но я не стал будить ее по дороге в свою квартиру и отнес в нашу спальню. Пока нас не было, в пентхаусе были внесены некоторые изменения, например, установлены кодовые замки между комнатами и убраны острые предметы. Это было временно, пока Поппи не приспособилась к ситуации.

Кто-то может заявить, что вряд ли это основа здорового брака. Любой здравомыслящий человек сказал бы, что я сошел с ума. Но когда всплыло видео с падением Розы, а также сообщения, которые она мне присылала, я понял, что Поппи больше не поддастся на мои ухаживания. Она могла бы жить с предательством остальных членов своей семьи, но не Розы. Поппи считала Розу слишком хрупкой, чтобы пережить такой удар. В некотором смысле она была права.

Реакция Розы едва не стоила ей жизни. В тот момент, когда девушка очнется, она будет еще больше опустошена, узнав о нас. Одна слезинка Нила или Розы была способна если не растопить, то, по крайней мере, смягчить ледяное сердце Поппи, потому что она не могла смириться с их печалью. Если бы я не женился на ней, она бы разорвала со мной отношения. Какой еще у меня был выбор, кроме как обмануть ее?

Но сначала я хотел подарить Поппи день, который она никогда не забудет в ее любимом городе. Часть меня надеялась, что она влюбится в меня настолько, что согласится на импульсивную, пьяную свадьбу в Лас-Вегасе. Надежда угасла, когда Поппи отстранилась от меня, даже после того, как мы провели вместе идеальный день. Она не видела ничего, кроме дилеммы с Розой, и мне пришлось принять ответственное решение. Сомнения Поппи со временем утихнут, как только она забеременеет нашим ребенком.

Я знал, что Поппи чувствовала себя преданной. Все остальные в жизни подвели ее, и она поставила меня выше этих идиотов. Разрушение ее иллюзии не принесло мне радости. Последнее, что я должен был делать, - это оплодотворять свою восемнадцатилетнюю жену, пока она меня ненавидит. Мне следовало бы подождать несколько лет, но я ничего не мог с этим поделать. Я думал, что успокоюсь, как только мое кольцо окажется у нее на пальце. Вместо этого я стал еще большим психопатом, поглощенный идеей засадить в нее своего ребенка.

Она думала, что я делаю все это, чтобы объединить наши компании. Технически этот брак укрепил бы будущее двух организаций. Мы, наконец, смогли бы заключить первоначальную сделку, о которой вели переговоры, когда только познакомились, чтобы ее компания не разорилась, конкурируя с моей. Это также было одной из причин, по которой я хотел, чтобы мы поженились как можно скорее. Другой причиной были колебания Поппи по поводу Розы. Я боялся, что этого будет достаточно, чтобы подтолкнуть ее к браку, организованному семьей. Крупные компании часто заключали подобные сделки на основе слияний, и ее семья не была исключением. Я не мог так рисковать. Я зависел от Поппи, чтобы нормально функционировать.

Если я проводил день, не видя лица Поппи, другие едва выдерживали мой гнев. В такие дни я так сильно хотел трахнуть ее, что думал только об этом, вместо того чтобы заниматься хоть какой-то работой. Я взрывался на людей. Я видел страх в их глазах и не знал, как подавить свой гнев. С тех пор, как мы с Поппи начали встречаться, на меня снова снизошло море спокойствия. Она была моей причиной дышать, жить, вставать по утрам. Я бы сделал для нее все что угодно, кроме того, чтобы бросить ее.

Мне нужно было изолировать Поппи от семьи, чтобы сделать ее своей. Решение пришло в виде фотографии. Я видел фотографию Поппи с ее родителями, но никогда не знал, что за ней скрывается. Верность Поппи была ее слабостью. Несмотря на годы, она была предана своему отцу. Я знал, что она сорвется, если я возьму фотографию, и первым, на кого она набросится, будет Зейн, а затем ее мать. Годы обиды копились внутри нее. Все, что я сделал, - это слегка подтолкнул ее. Тем не менее, разрушение ее отношений с ними не принесло мне радости, и я поклялся все исправить, как только наш брак укрепится.

А пока я планирую наслаждаться тем, чего жаждал долгие годы. Я хотел, чтобы Поппи принадлежала только мне, чтобы мне не приходилось считать количество шагов между нами или держать свои чувства в тайне от всего мира. Я так долго хотел украсть ее, и наконец мне это удалось.

Учитывая мои благотворительные труды, то, что я сделал с Поппи, было лицемерием. Полагаю, грань между добром и злом где-то размылась, пока я ждал её совершеннолетия. Если подумать, именно она сделала это со мной. Чем больше я ждал, тем больше терял рассудок.

Я знал, что Поппи может влюбиться в меня, если дать ей время. Она была уже на полпути к этому, и только ее преданность сдерживала ее. Бойфренд, возможно, не важнее сестры, но муж - да. Потому что я знал Поппи лучше, чем кто-либо другой. Я знал ее лучше, чем самого себя. Если я смогу удержать ее в своем пентхаусе, показать ей, что я единственный мужчина, способный любить ее, несмотря на то, что знаю обо всех ее злодеяниях, она поймёт.

Я лег боком на кровати, подперев голову рукой. Распустив ее волосы так, чтобы пряди веером рассыпались по черной подушке, я играл с волосами Поппи. Все время, пока она спала, я не мог отвести взгляд. Это был единственный раз, когда она выглядела невинной. Наблюдение за тем, как она занимается обыденными делами, такими как сон или еда, возбуждало меня так, как я и представить себе не мог.

В течение нескольких лет я дрочил на нее так часто, что сперма, которую я пролил, могла заполнить не только мой открытый бассейн, но и бассейн моих соседей. Тем не менее, я сохранял дистанцию. Если бы я охотился на нее, когда она была потерянной девочкой, скорбящей по своему умершему отцу, это бы ее доконало. Мне пришлось ждать, пока она не достигнет приемлемого возраста. Ожидание понемногу убивало меня каждый день. После того как я прикоснулся к ней и увидел ее вблизи, я больше не мог держать дистанцию.

Я ждал этого момента годами. Дня, когда она наденет мое кольцо, и я наконец смогу прокричать в мегафон, что она моя.

Мои пальцы зависли над левой рукой Поппи. Свежие чернила мерцали в тусклом освещении. Это была татуировка с изображением ее обсидианового кольца, набитая на безымянном пальце. Я был шокирован, что она проспала весь процесс. Несомненно, это последствия наркотиков. Она будет в ярости из-за новой татуировки, но это было необходимо.

Первое, что сделает Поппи, заметив свое обручальное кольцо, - это снимет его и швырнет через всю комнату. Поэтому я скопировал узор и вытатуировал его на ее безымянном пальце. Даже если она снимет обручальное кольцо, она и минуты не проживет без того, чтобы все вокруг знали, что она принадлежит мне.

После последней татуировки, которую мы сделали вместе, я чуть не убил мастера, когда увидел, что тот проводит пальцем по ее коже дольше, чем необходимо. Я практически видел непристойные мысли на его лице и знал, о чем он думает. Я мог бы накинуть толстовку, а потом встретить его на парковке, чтобы нанести пару ударов.

После того случая я поклялся, что больше никто не сделает ей татуировку. Я брал уроки и мог наносить эскизы, такие как кольца и линии, отмеряющие годы ( наших шеях их было четыре).

Однако я не мог набить тату на своем собственном пальце. Одним из телохранителей, прилетевших с нами в Вегас, был тату-мастером и сделал мне татуировку на безымянном пальце во время перелета домой после того, как я закончил с Поппи.

Вытянув левую руку, я изучил наши татуировки расположенные бок о бок, полускрытые под обручальными кольцами.