Атем

— Бао, я не знаю, как тебе помочь. Покажи, что мне сделать? — прошу, и в маленьком зрачке появляется изображение планеты. — Покажи лопату, если хочешь, чтобы я посадил тебя там.

В зрачке вырисовывается нечто, напоминающее совок.

Планета, на которую указал Бао, в «Альманахе Миров» зовётся Планетой Смерти. Когда мы прилетаем на неё, лишь убеждаемся в справедливости названия: чёрное небо, пепел, прах, трупы, кости и огонь. То тут, то там мелькают полукилометровые базальтовые статуи — безликие столпы в мантиях с капюшонами. Рядом — на огромных каменных возвышениях — идут бои на катанах. На каждой плите по два воина в рогатых железных масках орангутано-быков. Из прорезей святятся красные глаза. Как только проигравший падает вниз мёртвым изрезанным телом, на его место приходит новый боец.

Не понимаю выбор Бао. Он же непреклонен — хочет, чтобы я посадил его именно здесь.

Я нахожу укромное место за высокими скалами, среди колючих кустарников и редких деревьев. Сердце рвётся в клочья, но я высаживаю Бао. «Улетай!» — показывает он, когда в кустах слышится шорох. Я осматриваю округу — ничего. Просто ветер, поднимающий песчаные вихри. Снова подхожу к Бао, сажусь рядом. Он лупоглазо смотрит — иссохший, облысевший, измученный; и на моих глазах проступают слёзы. «Улетай! Улетай! Улетай!» — снова рисует звездолёт в своём крошечном зрачке.

***

Я выполняю желание Бао: оставляю его и улетаю. Слёзы слепят глаза. Не знаю, как унять эмоции. Не знаю, что за чувство. Даю команду навигатору совершить полёт на двести световых лет и обратно. Без гиперскачка. Может, время вылечит. Ложусь в капсулу, включаю криосон…

…Звонит будильник — прошло четыреста лет. Звездолёт висит над Планетой Смерти. Базальтовые столпы на месте, но обветшали. Каменные платформы для боёв потрескались. Бойцов нет ни на одной.

Я сажаю звездолёт предположительно там, где посадил Бао. Не сразу узнаю местность: стало зеленее, почва очистилась от пепла. Небо ясное, усыпанное звёздами. Вдалеке сверкают молнии и раскатисто громыхает гром. Будет дождь.

— Бао? — не могу понять, действительно ли это двухметровое дерево он. Думал, за четыреста лет он станет выше.

Слышится хруст, и из образовавшегося дупла показывается большой фиолетовый глаз.

— Бао! — кидаюсь к нему и обнимаю за бочкообразный ствол.

Пространство вибрирует и в этих вибрациях я слышу: «Эдэху!»

— Бао, малыш, ты научился говорить! — смеюсь. И Бао смеётся в ответ: «Я больше не малыш».

Мы говорим всю ночь напролёт, не обращая внимание ни на дождь, ни на грозу. Бао рассказывает, как впитал в себя всю разрушительную энергию планеты.

— То-то твоё брюшко стало толще, — смеюсь. — Я останусь с тобой, Бао.

«Эдэху… — звучит с раскатами уходящей грозы, и в чёрном зрачке появляется планета, — тебе нужно туда. Со мной всё будет хорошо. Мы ещё увидимся. Найди свой дом».

Планета, указанная Бао, в «Альманахе Миров» носит название Аум. Пригодная для жизни, но ни животными, ни разумными существами не населена — только несколькими видами трав и громадными цветами — шародуванчиками.

Звездолёт садится на берегу океана. Воздух чистый, на вкус сладкий. Большая оранжевая звезда наполовину скрылась за горизонтом, окрасив и небо, и океан тёплым золотым светом. Вдоль побережья на бескрайнем зелёном лугу — большие белые шары из пуха, напоминающие одуванчики на коротких стеблях. Я сижу на песке, вдыхаю воздух, пытаясь почувствовать хоть какую-нибудь связь с этим миром. Ничего.

Как я вообще должен понять, какой мир мой, не пожив в нём? Хотя… вот поживу, привыкну и решу, что привычка — это и есть истина чувств.

От размышлений меня отвлекает тёмный силуэт. Кто-то бродит вдоль кромки воды. На всякий случай достаю плазмомёт и иду навстречу.

— Привет… — только и получается произнести, когда мы оказываемся в паре метров друг от друга.

За столько лет скитаний по Вселенной, ни в одном из миров я так и не повстречал представителей своего вида. А сейчас прямо передо мной стоит она — такая же, как я. Длинные волосы цвета медного заката, чёрные одеяния, босые ноги. Моё сердце бьётся так быстро, что, кажется, вся кровь стекается к нему, оттого руки холодеют.

— Привет, — отзывается она на том же языке.

Я не знаю, кто она, почему здесь одна, единственное, в чём уверен — я её знаю. Знал. Помнил. В воспоминаниях разверзается хаос: память швыряет картину за картиной, где мы вместе…

— Шуминис… — срывается с губ. — Ты меня помнишь? — спрашиваю, снимая капюшон.

Она подходит ближе. Всматривается в моё лицо и только потом тихо отвечает:

— Нет. Но ты мне снился.

Воздух вдруг дрожит. По водной глади океана бегут невысокие волны. Пространство вибрирует, и отовсюду звучит: «А-а… у-у… м-м…» Звук проникает в мозг, сердце, душу… Новый, осязаемый. Обволакивающий. Успокаивающий. Тёплый.

***

Пух с диковинных растений срывается и, поднимаясь в небо, исчезает в бархате сумеречной синевы.

— Утром, когда взойдёт звезда, они снова вырастут, — говорит Шуминис. — А на закате снова станут пухом и улетят.

— Почему? — смотрю на неё, и она пожимает плечами. — Как ты здесь оказалась?

— Случайно, — не сразу отвечает. — А ты?

Я рассказываю ей о себе, она — о себе. Наши жизни похожи. Мы оба выросли на планетах с разумными существами другого вида, но почему-то и я, и она говорим не на языках наших воспитателей, а на языке наших мыслей. В «Альманахе Миров» он зовётся «Неизвестный язык №17».

Мы говорим и говорим. Неспешно бродим вдоль берега, слушаем дыхание океана и лишь сильнее убеждаемся: где-то, когда-то мы были вместе.

«Любовь» — возникает в сознании забытое слово. Именно она наполняет моё сердце в призрачных воспоминаниях. Именно это чувство пробудилось во мне с появлением Бао. И рвётся наружу сейчас.

В памяти прорисовывается столько картин из каких-то других, словно не моих жизней и иных миров. Там мы с Шуминис вместе. Она описывает те же события, но, говорит, они ей снились. Всё, что нам удаётся выяснить, — мы оба связаны с местом под названием Йгия-ки-меса.

Несколько месяцев мы скитаемся по самым отдалённым уголкам Вселенной, облетаем вдоль и поперёк даже Великий войд — пустое чёрное пространство, протянувшееся на миллиард световых лет. Найти Йгия-ки-месу так и не удаётся…

Мы сидим на крошечной блуждающей планете Вечной ночи. Обнявшись и свесив с планеты ноги, наблюдаем за светящимися голубыми бабочками, что летают над душистыми цветами.

В траве слышится шорох, стебли раздвигаются и перед нами предстаёт… Существо? В его большом чёрном глазе вспыхивает Планета Смерти, и Существо исчезает — рассеивается сизой дымкой. Бао не велел прилетать, пока я не найду свой дом. Сердце же подсказывает — мне нужно к нему. Немедленно. Прошу Шуминис не лететь со мной, но она непреклонна:

— Я не могу потерять тебя вновь.

Звездолёт садится на Планете Смерти. Здесь всё так, как и в день моего первого визита: трупы, пепел, огонь, бои… Бао подрос. Увеличился вдвое. Листьев почти не осталось, ствол изрешетили дырки. Вокруг него вьются несколько израненных бойцов — вгрызаются и вмиг исцеляются. И снова бегут на платформы.

Ствол хрустит. Из дупла показывается глаз.

«Эдэху… — чуть слышно звучит в вибрациях, — я не справился. Улетай…»

По сухой траве ползут ещё окровавленные изувеченные. Я стреляю в них. Но их становится только больше: с платформ спрыгивают и здоровые бойцы. С неистовой яростью кидаются с катанами на Бао. Выкалывают его глаз, протыкают ствол. Бьют безжалостно и безостановочно. Я не успеваю окликнуть Шуминис — сквозь мои рёбра прорывается остриё катаны.