Атем

«Если я съем частичку бога, то убью часть бога или сам стану частью бога?» — проносится в мыслях. Сердце подсказывает, что, если я съем плод, — повторю ошибку Евы. «Но ведь баобаб сказал, только так я что-то пойму».

— Ну и как быть? — произношу вслух, и бортовой навигатор отзывается:

«Проложить маршрут до неопознанной Планеты №1?»

— Думаешь, имеет смысл вновь спросить Существо? — усмехаюсь, но не отбрасываю идею.

«Но ведь о дереве-боге оно откуда-то узнало», — отвечает навигатор.

Что ж, почему бы не попробовать?

Однако когда мы возвращаемся в предыдущую звёздную систему, обнаруживаем, что планеты Существа больше нет, а на её месте образовался пояс астероидов. Чуть дальше него навигатор находит газового гиганта — вторую и теперь единственную планету в этой системе.

Ориентируясь на координаты, устремляю звездолёт туда и… теряю способность говорить. И соображать. Прямо перед нами — громадный чёрный шар, вокруг которого… облака! Самые настоящие облака! В открытом космосе! Из них по планете бьют высоковольтные молнии. Всё вокруг оглушительно трещит и громыхает.

Звездолёт с невиданной силой начинает притягивать к планете, словно это чёрная дыра. Мы не летим — падаем в слои облаков уже самой планеты: водород, геллий, аммиак… Облака причудливой формы — вихриватые, зубчатые. Беспросветные. Ниже — чёрные, в тех тоже сверкают молнии. Ещё ниже — тысячи, сотни тысяч торнадо превращают планету в подобие пчелиных сот. Соприкасаясь друг с другом, торнадо двигаются как единый организм. Скорость ветра настолько колоссальная, что она определяет ось вращения целой планеты.

«Уровень опасности критический! — кричит навигатор, когда в десятках метров от нас проносятся копья молний. — Активирую систему самозащиты через 3… 2… 1…»

***

Я не успеваю пристегнуться — меня с силой ударяет о стену. Звездолёт совершает гиперскачок, и нас отбрасывает на край галактики.

Прихожу в себя от боли. Кости ломит, череп раскалывается. На полу кровь. Машинально провожу руками по лбу, вискам — всё в крови. Запястье рассечено, но не смертельно. Пытаюсь подняться на ноги и тут же падаю. Если не войти в криосон, после гиперскачка всегда так — как во время сильного опьянения.

Часы оттикивают минуты, прежде чем сознание наконец проясняется. Снова поднимаюсь. На этот раз успешно. Иду к панели управления — убедиться, что в электронике не произошло никаких сбоев и звездолёт находится в режиме автопилота. Техника работает исправно, но на борту хаос: всё, что не было закреплено или закрыто эфирными экранами, разлетелось по полу. Впервые мы совершили гиперскачок, не включив внутреннюю защиту, — не было времени.

Роботы-помощники сейчас не помощники. Тут только вручную разгребать. Но сначала — подлатать порезы.

Захожу в лабораторию: с техникой и аппаратами всё в порядке, здесь они всегда находятся под защитой стабилизирующего эфира, а вот столы, стулья и прочая мелочь разлетелась.

Отключаю эфир. Включаю регенератор и ложусь в капсулу. Две коротких вспышки света — и от порезов не остаётся и следа. Выбираюсь из капсулы и решаю начать уборку с лаборатории. Поднимаю стулья. Собираю медицинскую утварь. Когда переворачиваю опрокинувшийся громоздкий стол, под столешницей обнаруживаю плод баобаба. Раздавленный, побуревший, превратившийся в кашицу. Одна лишь косточка цела. Крепкая. Аккуратно собираю остатки в миску. Причудливый фрукт по-прежнему источает дурманящий аромат.

— Откуда я знаю библейскую историю об Эдеме? Откуда я знаю о Библии? — шепчу себе под нос, поражаясь тому, что не задавался этим вопросом раньше. — Это так ты работаешь? — усмехаясь, спрашиваю то, что некогда было фруктом.

Пытаюсь вспомнить ещё хоть что-нибудь из этой Библии — в сознании чистый лист. Но если в моей памяти сохранилась история об ошибке Евы, значит, мозг посчитал её критически важной?..

— Не буду я тебя есть, — вновь обращаюсь к превратившемуся в кашицу плоду. — Я тебя выращу, — говорю и прошу навигатор проложить маршрут к любой планете с плодородной почвой.

Четыреста световых лет остаются позади, и вот звездолёт садится на небольшую планету с морями и густыми джунглями. В лазурном небе над красной морской гладью летают белые существа: они то раздуваются, как воздушные шары, то сдуваются, превращаясь в громадные зонты. По единственному материку бродят гигантские насекомые: пауки, клопы, жуки, клещи, гусеницы, личинки, муравьи…

Не могу я закопать косточку в этом враждебном мире. Не могу бросить. Не вырастет. Не справится. Затопчут. Сожрут. Сердце щемит от странного нового чувства. Ничего подобного никогда не испытывал. Что это?

Посылаю зонд набрать почвы. Тот не успевает долететь до открытой поляны — мухоподобное существо сбивает его. Подбирает, держит в лапках и покрывает слюной. Зонд предсмертно пищит и расплавляется. Вторым зондом рисковать не хочу — неизвестно, когда ещё найдём планету с разумной жизнью и развитыми технологиями. На последней мы были… кажется, шесть лет назад. А потом её поглотили войны, и народы уничтожили и свои технологии и друг друга.

Сам выбираюсь наружу. Скафандр не нужен — уровень кислорода в атмосфере высокий. Время на поиски правильного места нет — слишком опасно. Впопыхах копаю почву прямо перед звездолётом. Набираю целое ведро, когда резкий запах почти сбивает с ног — прямо на меня медленно ползёт клоп-переросток. Воняет от него так, что ещё немного и я потеряю сознание. Прыгаю на ступеньку звездолёта и спешно взбираюсь внутрь.

***

Шли дни, тянулись недели, пролетали месяцы… Я терял всякую надежду, что косточка даст росток. Возможно, найденная почва оказалась непригодной для столь диковинного растения. Или не нужно было закапывать её вместе с мякотью. Может, из-за мякоти косточка сгнила. Баобаб-родитель вообще рос в розовом песке, на который лился дождь розовой энергии. А что было у меня? Обычный черногрунт, глиняный горшок и H2O двойной фильтрации…

«Внимание! Внимание! Опасность! Обнаружена биологическая угроза!» — пищит сигнализация, и я со всех ног бегу в лабораторию, чтобы надеть защитный костюм. Мы где-то умудрились занести на борт вирус?..

Но каково оказывается моё удивление, когда я замечаю летающий вокруг горшка биодетектор. В самом центре сырой почвы виднеется крошечный зеленоватый бугорок. Проклюнулся!

Проходят ещё семь долгих месяцев, прежде чем росток наконец становится похожим на маленькое деревце. А вместе с ним и в моей груди растёт странное новое чувство. Меня начинает меньше заботить вопрос поиска потерянного дома, угасает интерес к исследованию иных планет. Дни я провожу рядом с баобабом: забочусь о нём… говорю с ним.

— Как ты сегодня, малыш Бао? — спрашиваю в один из очередных разов, когда захожу полить.

Слышится тихий хруст, а затем в центре маленького ствола кора разъезжается и из образовавшегося дупла впервые показывается фиолетовый глазик. Смотрит то ли удивлённо, то ли испуганно.

— Привет, дружок, — говорю и улыбаюсь. Во взгляде малыша тоже читается улыбка. — Меня зовут Эдэху, а тебя? — Тишина. — А твой родитель умел говорить… Может, ты ещё слишком мал?

Месяцы сменяют друг друга, но малыш Бао так и не начинает говорить. Каждый день я читаю ему истории из «Альманаха Миров». Ему явно нравится — он иллюстрирует услышанное на своём расширяющемся чёрном зрачке. И… по-прежнему молчит… Не знаю, заговорит ли вообще. Может, речи его должен обучать представитель его вида, а не безродный скиталец?..

А потом, в один из дней я нахожу Бао заболевшим… Ежечасного с него опадает крошечный листик. Ствол иссыхает. Из глазика текут слёзы и когда попадают в почву, всё становится только хуже: опадают сразу два листка.