Страница 41 из 82
— Игорь, ты ж не совсем конченый? Понимаешь, что я могу тебе устроить?
— Поясни.
— Поясняю. К Снежане подходить нельзя. Трогать ее тоже нельзя. Если я узнаю об обратном, можешь готовить задницу для зэков. Будешь на нарах самым популярным.
— Сколько экспрессии из-за какой-то шлюшки. Ты там поаккуратнее, она только с виду ангелочек. В реале не успеешь оглянуться, как обует тебя. Уж я-то за полгода тесного общения знаю Снежка наизусть.
— Ты меня услышал.
— А тебе не брезгливо? Знаешь сколь…
— Я повторять не буду. Сунешься к ней ближе, чем на километр, тебе пиздец.
Сука. Кладу трубку, и сам не понимаю, кого больше хочу грохнуть. Его или Снежану. Ну попадись мне на глаза, так ремнем отхерачу, что на жопу не сядешь.
Не у него она. Не у него. Савицкий ссыкло. Но куда могла подеваться? Убью.
* * *
— Билетов на ее имя не куплено. Кстати, Савицкий два дня назад вылетел в Москву. И сейчас находится там, — перевожу взгляд на часы — половина шестого. Убью.
— Пап, спроси у своей секретарши не связывалась ли с ней Снежана.
— Уже спросил. Нет, не связывалась. Дань, у тебя все нормально?
— А что, похоже на то, что у меня все нормально? Издеваешься?
— Ни капельки. Но с каких пор ты ставишь на уши всех в поисках своей помощницы? Да мало ли куда решила поехать молодая девчонка. Если ты успел вытрахать ей все мозги, то вообще вопрос снимается. Ты достанешь кого хочешь.
— Спасибо за комплимент.
— Всегда пожалуйста. Иди остынь. И давай без бухла.
Отчитывать ты еще меня будешь. И самое хреновое, что первое, что я делаю, когда кладу трубку, это берусь за вискарь. Выпиваю залпом целый стакан и ни хрена. Злость никуда не уходит. И с каждым глотком у меня все больше и больше болит спина. А ведь должно быть наоборот.
Ладно, спокойно. Если вернется к семи, пальцем не трону. Максимум отчитаю словесно.
Выхожу на улицу и, ничего не придумав, иду в душ. Холодная вода немного бодрит. Но по-настоящему меня бодрит новость, что пока я мылся, эта маленькая стерва вернулась.
— Говорит, ездила на автобусе на другой пляж. Вы ее сильно не ругайте, она приболела.
— Сильно не буду.
И я терплю. Честно. Ведь дал себе обещание. Я увижу ее завтра. А пока… а пока можно спокойно выпить и хоть немного унять долбаную боль в спине. Не утонула и никуда не вляпалась. Так что нормально все. Хотя, как сказать. Из спальни она ни разу не вышла за три часа. Это ненормально.
Отпиваю еще немного вискаря и понимаю, что алкоголь вообще не берет. Я на крови не клялся. Хочу и отчитаю. А может, и ремня всыплю. Ну или просто посмотрю в глаза этой наглой девчонки.
Стучу в дверь, но по ту сторону никто не отзывается. Благо та незакрыта. Вхожу в комнату и тут же натыкаюсь на лежащую на кровати Снежану, укрытую простыней.
— Уходите. Я болею.
Лицо красное и, судя по испарине, у нее и вправду температура. Это как тебя угораздило? Подношу ладонь к ее лбу. Кипяток.
— Уйдите, пожалуйста.
Я не знаю кой черт меня дернул убрать простыню. Как-то рука сама потянулась к куску ткани и резко дернула ее. Бывало, в детстве приходилось сгорать под палящим солнцем, но, чтобы так. Тут не просто все полыхает. У нее волдыри на животе!
— Ну ты и… просто нет слов.
— Уйдите.
Я впервые в таком замешательстве. Ни одной дельной мысли. Тут от одного вида, кажется, в ответ начинает все болеть, что уж говорить про саму Снежану. Открываю настежь дверь и подхватываю Снежану на руки.
— Больно. Зачем?!
— Потерпи. Сейчас полегчает.
Спускаюсь по лестнице и выхожу на улицу. Хорошо, что не наворачиваюсь по пути к ванной. Та, к счастью, чистая и наполненная водой. Как раз прохладной — самое то. Опускаю Снежану в воду и, кажется, слышу ее стон облегчения.
— Что ж ты натворила, глупая?
— Я заснула.
* * *
Кто бы мне сказал еще несколько дней назад, что Кротов будет ухаживать за мной, как за маленьким ребенком, в жизни бы не поверила. Но именно такой я себя и чувствовала. И что самое странное, я не испытываю никакого чувства неловкости, находясь перед ним в нижнем белье. И даже то, что мой спортивный лифчик совершенно точно просвечивает грудь, тоже не вызывает никаких переживаний. И у меня ни разу не возникает чувство протеста из-за того, что он трогает меня. Обрабатывает волдыри и наносит пену на сгоревшие участки.
И таблетками пичкает. А морс? Он сварил мне морс и усиленно поит им меня. Это все максимально странно. Непривычно. И совсем не ассоциируется с Кротовым. Кротов — это априори что-то гадкое. Собственное, ему идеально подходит его фамилия. Но сейчас…сейчас он…Даня. Точно. Даже не Даниил.
Переворачиваюсь на другой бок и утыкаюсь взглядом в сосредоточенного начальника. Он хмурит брови, вчитываясь в экран ноутбука. Вот зачем он тут сидит?
— Что? — резко переводит на меня взгляд.
— Ничего.
— И все же?
— Я сначала не представляла вас папой. Мне казалось, это все неправда. А теперь вполне. Наверное, вы хороший папа. Они не живут с вами, потому что вы за них боитесь? Прячете от своих врагов?
— Они не живут со мной, потому что умерли. Утонули. Сначала захлебнулась дочка, а потом сын пошел спасать свою сестру. Так что папаша я херовый. Ладно, что-то я засиделся. Спокойной ночи.
Глава 27
Глава 27
Ненавидеть Кротова на протяжении энного количества времени было куда проще, чем испытывать к нему нечто противоположное. А уж после новости о детях, все его гадкое поведение, если уж не полностью нивелируется, то хотя бы объясняется.
Жаль ли мне человека, потерявшего вмиг двоих детей? Да. Но куда более мне жаль человека, который винит в этом себя. А то, что винит и ежедневно грызет себя с особым извращением — факт. Тут уж яд, изначально направленный на себя, невольно начнешь потихоньку направлять на других. Ибо много его. Слишком много.
Спустя несколько дней после оброненной им фразы, я четко осознаю, что мне совершенно не нравится новый Кротов. Видимо, осознав, что болтнул лишнего, а он явно не говорил об этом никому в трезвом состоянии, кроме меня, его как будто подменили.
Теперь это какой-то самый что ни на есть обычный мужчина, дающий нормальные задания своей помощнице. В его словах нет подвоха, и они не направлены на то, чтобы задеть и вывести меня на какие-либо эмоции. Он вообще со мной не говорит. Только сухие вполне себе вежливые приказы.
Как только я относительно поправилась, Кротов только и делает, что работает, а я вместе с ним хожу как собачка на привязи. Принеси-подай, организуй, исправь, снова организуй. И самое ужасное, что несмотря на то, что я порой не справлялась с частью организаторских заданий, на меня не обрушивался его яд. Он просто просил переделать. И это ужасно, потому что я жду. Жду, черт возьми, эту порцию яда.
Так я и призналась самой себе, что… Господи, прости, мне нравится этот мужчина. Точнее не этот. А тот говнюк с замашками властелина мира, источающий привычные порции яда.
Это осознание меня отравляет. Даже постоянное напоминание себе о том, что именно из-за него я оказалась в детдоме и все пошло через одно место, не помогает мне вернуть былую к нему вполне реальную ненависть.
Теперь я подсознательно ищу оправдание тому, зачем он отправил меня в детский дом. И оно есть. Хотел как лучше. Ведь многие думают, что даже с реально плохими родителями хуже, чем в детдомах. Да не многие, а, наверное, все, кто там не был.
Но от этого оправдания мне все равно жуть как стыдно перед сестрой. Не попади мы туда, она бы не заболела. А если бы и да, то точно выздоровела. Я же смогла. Может, и папа был бы жив. И Игоря бы не было в моей жизни. Все бы было по-другому. Все.