Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 82

Тем временем дома у нее назревала настоящая буря.

Не сумевший удовлетворить свою естественную потребность Марек метался по спальне: от двери – к окну, от окна – к двери. Иногда он останавливался и прислушивался, не вернулась ли Агнешка, но той и духу не было, а он изнывал, сгорая без своего «источника»; в штанах зудело так, что хоть отрывай…

- Ненавижу! Ненавижу тебя! Ненавижу!

От злости и бессилия запустил подушкой в дверь, с трудом сдержавшись от соблазна разнести всю комнату. Но терпение заканчивалось. Тело горело, разум мутился. Воспаленное сознание не желало признавать, что она ушла просто отдохнуть от него, на время, и подкидывало бредовые мысли, свербило, что Агнешка больше не вернется, оно рисовало, что она ушла… а вдруг, к кому-то другому?

- Вернись же! Вернись! – скулил он, стиснув зубы то ли от боли, то ли от раздражения, то ли от желания взвыть от отчаяния, от страха, что она ушла навсегда.

Лишь заветный щелчок входной двери поздним вечером оборвал поток навязчивых мыслей. Марек бросился вниз, желая удостовериться, что это пришла Агнешка, что спасение от собственного взбесившегося тела уже близко… Но стоило ему только увидеть девушку, и волна уже не просто злости – ярости! – захлестнула его с головой.

- Где ты была? – прорычал он, грубо схватив жену за плечо.

- Тебе-то что? Я что, твоя рабыня?! – прошипела та ему в ответ. – Хватит, Марек! Я уже достаточно от тебя натерпелась, и больше терпеть не намерена! Слышишь меня? Хватит! Или ты ведешь себя со мной как нормальный человек, или…

Договорить она не успела, потому что ее уже привычно развернули и впечатали в стену, не дав ни раздеться, ни уйти в местечко поукромней. Да и не слушал ее никто – мужские руки, дрожа от нетерпения, задирали подол плаща и юбку и рвали тонкие колготки, торопясь добраться до заветной цели. Это все, что от нее нужно, и плевать ему на ее чувства, желания и слова.

Она больше не чувствовала себя любимой – она чувствовала себя жертвой маньяка. Она даже не чувствовала себя человеком – лишь вещью, необходимой для удовлетворения нужды. Это не было желанием, не было даже похотью или одержимостью, за которые прежде она принимала его нетерпение, – сейчас это было насилием, самым настоящим, во всем своем мерзком проявлении. Агнешка расплакалась, понимая, что еще мгновенье, два, и он добьется своего, она его уже не остановит, и последние остатки давно растерянного достоинства будут убиты грубыми животными толчками мужского ненасытного тела. Она дернулась и сквозь слезы выкрикнула:

- Марек, нет!





Собрала последние силы и попыталась увернуться, выскользнуть, сбежать, но нечеловечески крепкие руки преградили ей путь к спасению, на миг оставив несчастные колготки. Марек недовольно фыркнул, видимо, потому что его отвлекли, ему помешали…

- Не будь животным, отпусти!

Ее крик ушел в пустоту, отпускать ее не собирались. Впрочем, и она не собиралась отступать. Злость придала ей смелости, и Агнешка, недолго думая, вцепилась зубами в преграждающую путь руку – от неожиданности хватка Марека ослабла, и девушка выскользнула на свободу. Но та не была долгой.

Рывок, вскрик и удар по лицу последовали сразу же. Удар был такой сильный, что Агнешка отлетела на несколько метров и упала. На миг в глазах потемнело, а когда прояснилось, увидела она, как чудовище подходит к ней. «Он убьет меня», - пронеслось в голове, и Агнешка зажмурилась, проклиная день, когда решила оставить Марека себе. Она ждала удар, ждала продолжения кошмара… Но больше ее никто не тронул.

Она не сразу услышала возню где-то рядом – собственные всхлипы заглушили и причитания матери, склонившейся над ней, и крик отца, и глухие удары. Молчал лишь Марек – когда Агнешка осмелилась открыть глаза, увидела она, как парень вжался в стену и прикрыл руками голову, молча, безропотно снося удары ее разъяренного отца.

Агнешка взвыла, вцепилась в длинные спутанные волосы дрожащими пальцами, осознав, что виной всему была она. Это она превратила Марека в животное, она загубила и его жизнь, и Яринки, и свою собственную.

- Мама… мамочка… - задрожал ее голос от тепла и ласки маминых рук, обнимающих ее. – Что я натворила, мамочка!

Она кричала, дрожа от отчаяния, а Марека тем временем убивали прямо у нее на глазах. За нее, непутевую, убивали.

- Но я же не хотела… Я не хотела этого… Я не этого хотела!