Страница 34 из 48
― Правда? ― Бруно - двадцатилетний сын Клаудии. Он тихий и серьезный, хочет стать врачом. Я не могу представить, чтобы он преступил закон.
― Он мог бы попасть в тюрьму, если бы Дон не вмешался, ― торжественно говорит она. ― И Бруно - не единственный человек, которому он помог. ― Ее глаза сияют. ― Синьору Моретти здесь всегда будут рады. Всегда.
Она спешит на кухню, несомненно, чтобы рассказать Клаудии о знаменитости в их зале. Антонио заканчивает разговор и возвращается.
― Лео, мой начальник охраны, настаивает, чтобы мы пересели. ― У него страдальческий вид. ― Я так…
― Сожалеешь, ― заканчиваю я. Нам нужно пересесть, потому что снайпер может выстрелить в Антонио через стекло. Мой желудок делает странное сальто, а ладони становятся влажными. Одно дело - знать, что жизнь Антонио опасна. Совсем другое дело - столкнуться с доказательством этого.
Он делает все возможное, чтобы его лицо оставалось невозмутимым.
― Это не то, чего ты ожидала. Я пойму, если ты решишь уйти. Так будет безопаснее для тебя.
Уйти было бы самым разумным решением. Но я уже оставила эту возможность в прошлом. Возможно, это случилось еще тогда, когда я попросила его остаться со мной десять лет назад.
Я поднимаюсь на ноги и переплетаю свои пальцы с его.
― Перестань извиняться. У окна все равно холодно.
Я не могу выбрать между ризотто и стейком, поэтому Антонио предлагает взять оба блюда и разделить их. Появляется Клаудия с тарелкой чикетти и бесплатной бутылкой вина. Она суетится вокруг Антонио, обещает приготовить для него незабываемое блюдо, одобряюще кивает мне и исчезает на кухне.
Когда мы остаемся одни, я поднимаю бутылку вина.
― Я знаю Клаудию и Мириам всю свою жизнь, и мне не перепадало бесплатного вина, ― ворчу я. ― Опять же, я никогда не спасала Бруно от тюрьмы.
― Это то, что Мириам сказала тебе? ― Антонио выглядит смущенным. Погодите, он что, покраснел? Мне это нравится. ― Она преувеличивает.
― Ты даже не знаешь, что она сказала.
― Я могу догадаться. ― Да, он определенно краснеет. ― Все, что я сделал, - это пара телефонных звонков. ― Он бросает на меня строгий взгляд. ― А ты слишком явно забавляешься.
Упс.
― Виновата. ― Я наливаю нам обоим вина и потягиваю его. Оно великолепно. Клаудия действительно выкладывается по полной. ― Может, я хочу, чтобы меня наказали.
Улыбка появляется в уголках его рта.
― Серьезно? Сейчас? ― Нашу еду приносят прежде, чем он успевает рассказать, как заставит меня заплатить за мои поддразнивания. Жаль. Ничто не делает порку приятнее, как предвкушение.
― Как продвигается твоя работа? ― спрашивает Антонио, когда мы расправляемся с десертом. Это панна-котта со вкусом апельсинового ликера, поданная с нарезанными киви, маракуйей и манго. Я уже сыта, чтобы съесть ее, но, когда увидела в меню, не смогла устоять. ― Есть какие-нибудь последствия после нашей трапезы в «Квадри»?
Он пугающе проницателен.
― Давай посмотрим. Доктор Гарцоло, который большую часть времени игнорировал мое существование, предложил выделить мне кабинет побольше и с окном. А мой самый сексистский коллега, который обычно ожидает, что я буду приносить кофе и делать записи, угостил меня пирожными. Свидания с Антонио Моретти имеют свои плюсы. ― Я закатываю глаза. ― Доктора Гарцоло я еще понимаю. А Феликс? Неужели он думает, что я повернусь к тебе, когда мы будем в постели, и скажу: «Знаешь, кто действительно хорошо разбирается в приобретении предметов искусства? Доктор Майер».
Его глаза сужаются.
― Феликс Майер, ― говорит он. ― Понятно.
Я бросаю на него взгляд.
― Не. Делай. Ничего. Это моя проблема, и я с ней разберусь.
― Ммм…
― Я серьезно, Антонио.
Он поднимает руки ладонями ко мне в успокаивающем жесте.
― Я ничего не буду делать без твоего ведома, ― говорит он. ― Обещаю.
Я откладываю вилку.
― Я не могу съесть больше ни кусочка.
Он жестом просит чек. Я пытаюсь заплатить, но он и слышать об этом не хочет. Клаудия и Мириам говорят ему, что еда за счет заведения, но он игнорирует и их.
― Еда была еще вкуснее, чем я помню, ― говорит он им. ― Я рад, что Лучия предложила нам поесть здесь сегодня.
Мы выходим на улицу. Стало еще холоднее, и Антонио тут же накидывает мне на плечи свое пальто.
― Насчет твоего наказания, ― говорит он. ― Надеюсь, ты еще не устала, потому что у меня есть на тебя планы.
У меня внутри все замирает.
― Что за планы?
― Планы, согласно которым ты проведешь всю ночь, привязанная к моей кровати.
― О, как жаль. ― Я изображаю на лице разочарованное выражение. ― Потому что я собиралась пригласить тебя провести ночь у меня.
На какую-то мимолетную секунду в его глазах мелькает шок. Мы оба прекрасно понимаем, что я впервые приглашаю его к себе домой. Затем на его лице вновь появляется нейтральное выражение.
― Я могу быть гибким в своих планах.
Я дразняще улыбаюсь ему.
― И сейчас можешь?
― Конечно, ― надменно говорит он. ― Когда ситуация требует этого, я могу приспособиться. Всегда разумно учитывать новую информацию при принятии решения.
Мне с трудом удается сохранить серьезное лицо.
― Что за новая информация?
― До твоего дома меньше пяти минут езды. ― Он целует меня, быстро и жестко. ― Четыре, если мы поторопимся. Так что иди быстрее, Лучия.
«Ты не рассказала ему об Уффици», - укоряет меня совесть. Я отмахиваюсь от нее. Слишком рано затевать этот разговор. У меня еще даже не было интервью.
Но чувство вины не покидает меня всю дорогу домой.
Глава 26
Антонио
Когда мы доходим до дома Лучии, мои охранники разделяются на пары. Двое остаются у входа в здание, а другие сообщают о своем намерении стоять на страже у входной двери Лучии.
― Поднимайтесь по лестнице, ― приказываю я, вхожу в лифт и нажимаю кнопку, чтобы закрыть дверь, прежде чем они успеют запротестовать.
Мы бросаемся друг на друга, как только двери закрываются. Я целую шею, плечи и мягкие губы Лучии, пока древний лифт со скрипом поднимается к ее квартире. Я отпускаю ее только для того, чтобы она могла открыть свою дверь. Мы заходим внутрь, и я тороплю ее в спальню.
― Платье красивое. Сними его.
― Да, сэр. ― Она подмигивает мне и ослабляет завязки на талии. Платье распахивается, и у меня перехватывает дыхание. На ней нижнее белье, которое я ей купил. Зеленый бюстгальтер идеально обтягивает ее грудь, а соски под кружевом напряжены. Я смотрю на ее трусики и твердею. В последний раз, когда она была в этих трусиках, я поднял ее на свой стол, отодвинул ластовицу и полакомился ею. Мой член помнит.
― Что скажешь? ― Она крутится вокруг себя.
― Они милые. Сними их.
― Я чувствую здесь какой-то подвох, Антонио, ― дразняще говорит она. ― Звучит так, будто ты хочешь, чтобы я разделась.
― Не совсем. Оставь сапоги. ― Я притягиваю ее к себе и глубоко целую, мои руки блуждают по ее телу. Она стонет мне в рот. Я подталкиваю ее к кровати и укладываю на мягкие простыни. Я так возбужден, что мое зрение затуманивается.
Я быстро раздеваюсь и присоединяюсь к ней. Она проводит руками по моей груди. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее снова, а затем двигаюсь вниз по ее телу. Я целую ее грудь сквозь кружева, затем нетерпеливо сдвигаю чашечки бюстгальтера вниз и втягиваю в рот ее соски, чередуя их. Она выгибает спину и стонет от удовольствия.