Хозяйка замка Эдвенч

ЭПИЛОГ

Годы моего замужества летели и летели…

Разумеется, у моего мужа были недостатки. Но я давным-давно знала, что и сама не мисс Совершенство, потому всегда старалась находить разумные компромиссы. Первые годы нам было довольно сложно, впрочем, даже тогда до крупных ссор не доходило – мы учились.

Генри не только был самым-самым восхитительным мужем и любовником, еще он был упертым бароном Хоггером, не слишком склонным к этим самым компромиссам. У него были свои понятия о чести и достоинстве, но практически полностью отсутствовал столь присущий моей прошлой жизни гуманизм. Он заботился только и исключительно о своей семье и своих близких. Я помню, какой сложный разговор мне пришлось выдержать из-за Милли.

Честно, я даже сейчас не думаю, что мне удалось тогда переубедить его. Скорее, он сдался под наплывом обстоятельств: я носила нашего первого ребенка, и муж трясся надо мной, как курица над яйцом. Его бы воля, я бы все месяцы провела в постели, окруженная десятком слуг, готовых выполнить любой каприз. Но если с его сверх опекой я справилась, пусть и не сразу, то признавать, что Милли нужно помочь, он не желал.

После позорной казни мужа и лорда Стортона вдова с маленькой дочерью осталась один на один против всей деревни. Да, лорд Хоггер, как и обещал покойному капитану Дункану, позаботился, чтобы женщина с ребенком не голодали, но на этом и все.

Крестьянки же, вовсе не обрадованные тем, что в их деревне живет молодая красивая вдова, да еще и, по их меркам, гулящая, начали медленно и въедливо травить Милли. Каждая опасалась, что эта гладкая девица положит глаз именно на ее мужа. Про гульки с лордом и скоропалительную женитьбу знали все в округе – шило в мешке не утаишь.

Я, кстати, была уверена, что малышка – дочь Стортона. Ни у кого больше я не видела такой яркой синевы глаз. Не знаю, как уж Милли пришлось переломить себя, но однажды зимой, на пороге замка Эдвенч возникла тепло укутанная женщина с огромным свертком, привязанным к спине.

Передо мной стояла похудевшая, даже чуть постаревшая, с темными кругами под глазами Милли и, упорно глядя в пол, рассказывала:

-- …еды и дров, слава оссподу, хватает. Только даже и за водой иной раз страшно пойтить. Бить не бьют, а так… Обидное кричат всякое, но могут и ледышкой кинуть… Я-то ладно… А вот Джуна, когда подрастет… За нее боязно…

Ощутив материнскую любовь к ребенку, Милли, похоже, очень жалела о том, как вела себя раньше. Сейчас все это аукалось не только ей самой, но и невинной девочке. Будущее не зря страшило ее, ведь грехи матери крестьяне переносили на ее дочь, которую сама Милли, это было заметно, сильно любила. Я ее понимала и не собиралась добивать. Да и не было у меня к ней ненависти, мало ли кто и какие глупости совершал в юности.

Генри, искренне считающий, что честно расплатился с Дунканом и выполнил все, что обещал, собирался отправить ее назад, но вмешалась я. Моих призывов к жалости он не понимал. Тема была ему крайне неприятна: при своей честности и порядочности он очень болезненно пережил предательство старых сослуживцев. Мне пришлось пустить слезу, и только тогда он, пусть неохотно, пообещал заняться судьбой Милли. Про дочку ее он вообще никогда не заговаривал.

Муж озаботился тем, чтобы дом вдовы в деревне был выгодно продан, а саму ее, вместе с дочерью, перевезли и устроили в герцогском городе. Думаю, немного денег он все же вложил. Конечно, не из жалости к ней, а чтобы не волновать меня.

Следующий раз я столкнулась с Милли уже через четыре года, когда мы ездили закупаться в Вольнорк. Её маленькая лавочка на окраине города процветала, крошка Джуна была пухленькой и хорошо одетой малышкой. И я, с легким сердцем, закупив у Милли большой запас ниток, выслушала новости:

-- .. и замуж зовет. Только я пока раздумываю. Ежли я в его лавку торговать пойду, в этой разор начнется, а ведь это все, что у малышки есть. Он говорит: продавщицу сюдой наймет, но пока я думаю еще…

Меня порадовала рассудительность и практичность вдовы. Больше мы не виделись, как-то не случилось. От Марты, раз в три-четыре года берущей отпуск, чтобы навестить семью сестры, я слышала, что этот брак у Милли так и не сложился.

-- Она, леди Элиз, запросила бумагу, что все доходы с лавки девочке достаются и копятся. А кавалер-то и уперся! Видать, уже и глаз положил на добро малышкино. Ну, через год она вышла, но уже за другого. И вроде как хорошо вышла. Хвасталась, что бумагу у чиновников муж еще до свадьбы подписал. И к Джуне хорошо относится, не обижает.

К некоторому огорчению Марты, ее племяшка так и не стала поварихой. Впрочем, последние годы это самое огорчение проявлялось у нее все реже и реже: карьера и жизнь ее любимицы Алетты сложились более чем удачно. Некоторое время она так и была нянькой при Белль, а потом, с несколько недовольного благословения тетки, ее забрали на два месяца в Эдвенч, под крыло к Дебби.

Все это время Алетта с удовольствием обучалась тонкой науке быть личной горничной, плоить кружева и следить за дорогими одеждами, делать прически и сервировать чайный столик для гостей барышни. Конечно, многое она уже умела и без того. Например, ухаживать за одеждой, а читать и писать я учила ее лично еще в первый год после моей свадьбы.

Алетта была милой и смышленой, так что эта учеба не была в тягость ни ей, ни мне. Времени зимой было достаточно, я носила нашего первенца, и Генри был просто счастлив, что я нашла себе тихое и спокойное занятие.

Четыре года назад Алетта вышла замуж, по мнению Марты, очень даже удачно. Ее мужем стал эконом капитана Стронгера. Хотя, подозреваю, что высокое знание эконома ему досталось исключительно из любезности, а на самом деле он был хорошим лакеем и помощником по хозяйству. Конечно, в реальности всем хозяйством башни заведовала мадам Синт. Точнее, бывшая мадам Синт.

Когда я знакомила почтенную вдову с капитаном, ни о чем таком даже не думала. Мне просто очень не хотелось, чтобы мадам выполнила свой план и, продав дом в городе, уехала в деревню. Не так и много было вокруг людей, с кем мне приятно можно было поболтать за чашечкой чая, немного посплетничать или, например, посоветоваться.

Кроме того, мадам вполне можно было доверить воспитание маленькой Белль. Прожив в замке Эдвенч вторую зиму, капитан Стронгер успел устроить все свои дела, продать и лавку в Вольнорке, и землю под застройку.

Мы даже начали с ним обсуждать, как и где ему лучше ставить дом, чтобы удобно было отводить с утра Белль к мадам Синт. Цену она запросила вполне разумную, с малышкой отлично поладила, и мне казалось, что все идет своим чередом.

Однако потом, поздней весной, начались какие-то странные отговорки со стороны капитана, он стал пропадать непонятно где целыми днями. Дело застопорилось, земля в городе, которую мы вместе выбрали под сарай для сушки, так и стояла, хотя оставалось только подписать бумаги. И однажды утром Генри, слишком задумчивый последнее время, попросил меня:

-- Элиз, поговори с Джоном. Это твои земли, дорогая, так что, как решишь, так и будет.

Я не слишком поняла, о чем говорит муж. С утра немного мутило: начался третий триместр беременности.

Разговор с капитаном Стронгером изрядно удивил меня.