Страница 38 из 90
Но были моменты, когда я ее просто обожала, например, когда мы ходили по магазинам. Тогда она была мне как лучшая подруга. Магазины обычно закрывались, когда мы приезжали вдвоем. Веселье прямо с небес.
Это была одна из лучших черт моей матери, и мне это в ней нравилось. Она была лучшим покупателем в мире. Если бы за это была награда, что ж, мама получила бы ее, опустив руки.
Когда мы добрались до моей комнаты, Сэмми спросила:
— Так серьезно, из-за чего была ссора?
Я упала на кровать. Почему он так разозлился на меня? Это была просто глупая песня, и Фиби…
— Потому что я сыграла его песню Фиби.
Саманта разинула рот.
— Вот почему он рычал последние несколько дней.
— Неубедительно, я знаю.
— Это его тьма. Он серьезно становится занозой в заднице.
Я рассмеялась над тем, как она это сказала. Тем не менее, рядом со мной он не казался таким темным. Он все еще был тем Блейком, которого я знала. Блейком, с которым я выросла.
— Хочешь сходить в торговый центр?
— Ты уверена, что дорогая мамочка скажет «да»?
— Нет, я уверена, что она захочет пойти с нами. — Мы обе рассмеялись.
— Хорошо, почему бы и нет?
Мы отправились на поиски моей матери. Я нашла ее в библиотеке, она играла на пианино. Мы неуверенно топтались снаружи.
— Думаешь, сейчас подходящее время? — тихо спросила меня Сэмми.
— Не знаю, — сказала я. Мама никогда не играла на пианино, если только ее не преследовало что-то серьезное.
— Все в порядке, — донесся из библиотеки мамин голос. Как я уже сказала, усиленный слух. — Что? — Ее голос звучал дружелюбно.
Мы обе вошли и обнаружили, что она все еще сидит за пианино.
— Ты готова к походу по магазинам?
— Не сегодня, милая.
У меня вытянулось лицо.
— Но вы обе можете пойти, если хотите.
Моя челюсть чуть не упала на пол, и когда я посмотрела на Сэмми, ее челюсть тоже была там.
— Одни? — спросила я.
Мама выглядела смущенной.
— Конечно, почему бы и нет?
— Спасибо, мам. — Я поцеловала ее в щеку и двинулась к выходу. Она потянула меня за руку назад.
— Для чего это было? Не то чтобы мне не понравился тот поцелуй.
— Ты сказала, что я могу пойти в торговый центр… одна.
— Боже мой, Елена. Ты всегда заставляешь меня чувствовать себя так, как будто я ведьма в семье.
— Я не это имела в виду.
— Иди. — Она покачала головой и, улыбаясь, снова вернулась к игре на пианино.
КАТРИНА
Приближались летние каникулы. Как и тринадцатый день рождения Елены.
Первый год Блейка в Академии Дракония закончился.
Они не были похожи на детей, которые клялись быть друзьями по переписке и никогда не доводили дело до конца. Они регулярно писали друг другу. Конечно, это было мило, но я продолжала чувствовать, что их связь становилась слишком сильной, слишком быстро. Я чувствовала, что от меня зависит помочь замедлить это.
Я прочла одно из его стихотворений. Оно было как раз о его дне. Елена развернула его на своем столе.
Я прокрадывалась почти каждую ночь, чтобы посмотреть, как она спит. Я вспоминала ту ночь, когда они пришли предупредить меня. Когда я обернулась и нашла гораздо более старшую версию моей девочки. На что была похожа жизнь той Елены? Встречусь ли я когда-нибудь с ней? Существовала ли вообще какая-то ее часть? Я всегда буду думать о ней.
На следующий день я встретила Таню и Мэгги в клубе «Риджмонт».
— Почему такое вытянутое лицо? — спросила меня Таня. Мэгги еще не приехала.
— Просто отпусти это, пожалуйста.
— Блейку семнадцать. Ей тринадцать. Ни один семнадцатилетний парень никогда не подумает, что тринадцатилетка — это круто. И обещаю тебе, когда придет время, я помогу тебе придумать отличный план, чтобы они никогда не узнали, что мы стояли за этим.
Я рассмеялась. Я любила свою сестру. Я неловко обняла ее. Она была права. Я должна перестать беспокоиться о будущем.
Появилась Мэгги. Мы сменили тему.
Мы поприветствовали ее двумя поцелуями в каждую щеку, а затем начали планировать тринадцатый день рождения Елены.
ЕЛЕНА
Через час начнут прибывать гости на вечеринку по случаю моего тринадцатилетия. Я не видела Блейка с тех пор, как он вернулся из Драконии. Саманта сказала мне, что он сильно изменился. Из-за тьмы внутри него. Я никогда не понимала этого, читая письма, которыми мы обменивались с помощью птиц.
Мне нравилось, как мы отправляли почту, как в старые добрые времена.
Если бы моя мама знала об этом, она бы, наверное, сбивала ворон и сжигала его письма.
Может быть, я просто была параноиком. Мама бы так не поступила. Но она играла на пианино впервые за долгое-долгое время. Что-то беспокоило ее.
Я застала папу за поеданием закусок с одного из блюд. Я хлопнула его по руке.
— Это для гостей, папа.
— Там, откуда это взялось, их много, душистый горошек.
Я рассмеялась и налила стакан сока из холодильника.
Я плюхнулась на высокий стул, стоящий рядом с овальным столом-островком посреди нашей кухни. Большинство слуг уже суетились в большом зале, но ароматные запахи еды сохранялись от всех приготовлений к вечеринке.
Плаггс, обезьянка, которую Блейк подарил мне на Рождество, запрыгнула мне на плечо. Я нежно поцеловала его.
— Где вы были, мистер Плаггс? — тихо спросила я.
— Сэмюель снова нашел его в саду, когда он ел ягоды. Он был недоволен этим, Елена.
— Ягоды — его любимое блюдо. У Сэмюеля есть теплица, если это такая проблема, папа.
— Там нет места.
«Тогда добавь еще пару, как ты сделал с моим домиком на дереве». Я не сказала этого вслух.
— Кроме того, Плаггс — обезьяна. Ягоды вкуснее всего, когда их срывают с кустов сварливого старого повара. — Я дала ему крошечный кусочек бутерброда, который лежал на одном из блюд, и он взял его своими ловкими пальцами.
— Елена!
— Что? Он не умрет. Я уже видела, как ты кормил его всякой дрянью, и он выжил.
Он покачал головой.
Я вздернула подбородок в направлении библиотеки.
— Итак, почему она снова играет на пианино? — Может быть, я смогу узнать правду, если застану его врасплох.
— Не она, Елена. Твоя мать, — поправил меня отец. Я закатила глаза. — И я говорил тебе, что твои дни рождения расстраивают ее.
— Расстраивают, пап, серьезно?
— Ты становишься старше, Елена. На днях ты уедешь в Драконию, и тогда у нее никого не будет. В замке будет так тихо.
— Только через три года. — Я покачала головой. — И я отправлюсь в Драконию, а не по другую сторону Стены.
— Тем не менее, твоя мать — сентиментальный человек, и мы любим ее за это.
— Может, и так, — пошутила я.
Он строго посмотрел на меня.
— Она любит тебя больше, чем ты когда-либо узнаешь. И однажды, когда ты станешь старше и достаточно мудрой, чтобы оценить эту историю, я расскажу тебе, что твоя мать сделала для тебя, Елена.