Красноармеец.

Запасы солидные, но оружие выкидывать не буду: у каждого из них своя специфика. Нет, проще от мотоцикла избавиться и запасов топлива. Одну канистру оставлю на всякий случай (да хотя бы для генератора, заряжать дрон), и хватит. Это больше сотни кило чистого веса, с топливом – двести. Пока хватит и велосипеда.

Почему Минск? Так у Витебска слишком большие поиски начались, а это подозрительно. Пусть ищут, а я пока в Минске побываю, время проведу. К тому времени, как я вернусь, тут, надеюсь, всё успокоится, и я, выполнив задание по своему разумению, а не так, как от меня хотели, вернусь к своим.

Где будет посадка самолёта, уже прикинули: на шоссе между Витебском и Могилёвом был удобный участок ровной трассы. Я там подам сигнал, и самолёт сядет. А сигнал подам через рацию: мне выдали переносную немецкую «Телефункен», для диверсантов, в грузе была. Дальности хватит. Радист будет слушать волну и, услышав нужный сигнал, отправит самолёт. Не он сам, конечно, а командиры, что за это отвечают. Экипаж самолёта будет отдыхать вполглаза, чтобы вылететь немедленно. Вот такой был план, и я собирался сыграть свою партию.

Чуть позже, снова подняв дрон и убедившись, что покинул зону поисков, я достал мотоцикл и погнал на нём. Это позволило мне удалиться за час почти на двадцать километров. Да, свет фары мог привлечь внимание, но скорее за своего примут: кто ещё тут будет ездить на мотоцикле?

А за час до рассвета я выехал к железной дороге Витебск – Могилёв, работающей. Разогнавшись по насыпи, догнал эшелон, гружённый лесом, и, уцепившись за заднюю площадку, отпустил мотоцикл. Тот кувырком пошёл с насыпи. Жаль машину, вот действительно жаль, но будут у меня ещё такие трофеи, а место освободить было надо. Просто где-то бросить рука не поднималась, я тот ещё куркуль, но вот так, когда отпустил и забыл, это ещё ничего, терпимо.

Железнодорожный узел Могилёва эшелон проходил медленно. Похоже, тот без остановки (ну, кроме замены паровоза) шёл куда-то в сторону Германии. Они вывозили лес, чернозём – да всё ценное. В итоге я решил сойти в Могилёве. Он был сильно разрушен во время боёв летом сорок первого, немцы его заново не отстраивали, если только для себя что-то. Было несколько новых зданий, и ещё несколько, находившихся в завершающей стадии достройки. Строили их советские военнопленные.

Было девять утра. Я не в красноармейском был, а в гражданской одежде, даже аусвайс поддельный имел, правда, с отметками Витебска, но нестрашно, отболтаюсь. Тем более в ИТК я сошёлся с одним поволжским немцем, тоже из командиров, и тот за два месяца здорово подтянул меня в разговорном немецком, почти убрав акцент. У него была чуть искалечена рука (минами накрыло в бою), пальцы не гнулись, и выдать даже норму он не мог. Его перевели в кладовщики, и он подрабатывал репетиторством. Оба мы были довольны сделкой.

Незаметно покинуть состав не удалось: меня заметили двое полицаев. В принципе, неудивительно, не я первый и не я последний: с состава ещё четверо спрыгнули, всех задержали и повели в комендатуру. А там два золотых русских червонца писарю – и он сразу меня опознал как своего родственника. Меня тут же отпустили, ещё и отметки поставили, что могу находиться в городе.

Стихийный рынок в городе был, вот туда я и направился. И зачем мне Минск? Да тут всё было, даже дыни и арбузы. Несколько немцев, отобрав крупную ягоду, нарезали её, сахарный сок тёк по рукам, и ели они с большим удовольствием. Запах свежего арбуза вызывал слюноотделение. Ну вот откуда они тут?

Закупался я тем, что хотел. Немецкие марки уже закончились, тратил советские рубли, тут они тоже вполне в ходу были. Хотя, конечно, курс довольно сильно изменился. Арбузы и дыни я покупал только резаные: при мне их разрезали большим ножом пополам. Если спелые, беру, если нет – мне такого не надо. Подходил с корзиной, сверху прикрытой платком, в такую четыре половинки крупных арбузов помещались, получается, два покупал за раз. А так как подходил я к торговцу раз десять, закупился солидно и арбузами, и дынями.

Огурцы, помидоры – всё брал только с грядок. Тут холодно, но поздний урожай ещё снимали. Правда, огурцы немного пожелтели, кожица жёсткой стала: опоздал я с ними. Яблок взял две корзины, груш столько же, вишни, или, скорее, даже черешни: слишком крупная. Сливы неплохие, глаз радовали. Мёда купил, сметаны немного, варений разных – всё, что осталось. Деревенских тут хватало, было что брать.

А ночью покинул город и направился в Витебск. Да тут как рок какой-то: попутный эшелон шёл именно туда. Вот я и зацепился да на площадке и устроился.

А дальше всё просто. Неделю потратил (сентябрь уже к концу подходил), но выполнил план. Свой план. Выкрал оберста, это подполковник по-нашему, он связистом был, приближенный Клюге. Ночью устроил поджог в здании штаба – первый этаж заполыхал. Застрелил издали какого-то генерала – там тревога поднялась. Потом дал сигнал и доехал на угнанной машине к месту встречи. Когда светало, я не только был с пленным в самолёте, но мы даже пересекли уже линию фронта. Самолёт был меньше «дугласа», с верхним расположением крыла, одномоторный; четыре пассажирских кресла и грузовой отсек.

Над Москвой дождевой фронт, осень всё же, поэтому нам дали запасной аэродром в районе Загорска. Я не сразу понял, куда мы летим, пока не вспомнил, что после развала Союза его переименуют, вернув старое название – Сергиев Посад. На аэродроме ждала машина, и под проливным дождём нас повезли в Москву. По телефону я уже доложился какому-то генералу из Генштаба: с Шапошниковым не соединили.

Маршала после возвращения я так и не видел. Писал рапорты, больше выдумывал, но по реальным делам всё описал точно. Генерала убил? Это было. В штабе пожар устроил? Это тоже было. Связиста выкрал? Вот он.

Что я получил за это? Второго октября я был отправлен в составе маршевой роты на фронт – простым красноармейцем. А накануне, первого октября, ко мне зашёл знакомый майор – недавно он носил шпалы капитана, но уже поднялся на ступеньку. Это был порученец Шапошникова. Он довольно кратко и вполне толково объяснил суть недовольства шефа. Задание я не выполнил, сделка сорвана. Решение суда не отменили, я просто искупил кровью и делом свой проступок. Это мне так оформили доставку подполковника. За то, что я убил какого-то генерала, командира дивизии охраны тыла, мне особо бонусов не перепало, как и за пожар в штабе группы армий «Центр».

Звания не вернули, награды тоже. Просто я стал обычным бойцом, красноармейцем, чем был жуть как доволен. Штрафбат пролетел мимо, я остался при своём. Да я в шоколаде. Теперь осталось тихо, не привлекая внимания, дожить до конца войны – и всё, план сработал. А там под конец какое-нибудь геройство совершу, и, глядишь, вернут мне мои награды. Они и так при мне, но носить их официально я пока не могу.

Жаль, конечно, что снова на фронт, на передовую. Окопником буду. Пусть небольшой опыт у меня был, однако какой опыт ни имей, пуля всегда дура. В такой войне дожить до конца – дело сложное. Поэтому я решил идти по тыловому направлению. Только как бы зацепиться? Ладно, с интендантами пообщаюсь, найду того, с кем можно договориться – и готово.

В моём плане был один серьёзный минус. Я знал, куда еду. Сталинградский фронт. В этой реальности потери наших, когда несколько фронтов сгинули в котлах, были куда более велики, поэтому Сталинград удержать не смогли: наших скинули в Волгу, как те ни цеплялись за каждый дом. Немцы и сами в тех боях потеряли больше ста тысяч солдат и офицеров. Но и наши не сдавались: попытки высадить десант, закрепиться на берегу, в постройках (точнее, в развалинах), в порту (в том, что от него остались) были сбиты. Это всё, что мне известно.