Страница 63 из 108
В ее обществе он ходил на открытие всех новых выставок и на званые обеды, общался с людьми, которых раньше видел только на страницах глянцевых журналов. Вместе они ездили на скачки в Эскот и на свадьбу австрийской графини в Вену. Будучи партнером в «Крукшанк и Уиллис», Чарли вскоре оказался полноправным членом компании Миранды и через какое-то время уже раздавал советы людям, которые были во много раз богаче его. Миранда без устали работала над его имиджем, рассказывая всем своим подругам, что его премия в этом году должна перевалить за миллион фунтов.
Информация распространялась со скоростью молнии — свободная от каких-либо дел Миранда имела массу времени для общения с подругами.
Миранда видела потенциал, заложенный в Чарли. После того, как она заставила его распрощаться с твидом и вельветом и переодела в дорогую итальянскую одежду, он стал выглядеть довольно привлекательно. Чарли был немного полноват, его лысина постепенно увеличивалась, но он определенно не казался ей отвратительным чудовищем. Ему сопутствовал успех, и это нравилось ей больше всего. Кроме того, Миранда подозревала, что он был умен, хотя ни разу не сказал что-нибудь остроумное или оригинальное. С другой стороны, этим не отличались и другие банкиры, за которых выходили замуж ее подруги. В обществе, в котором вращалась Миранда, все женщины были кокетливы и бесстрашны, а мужчины — прилизаны, седы и часто мрачноваты.
Так как Миранда уже была замужем, они с Чарли решили ограничиться скромной церемонией в бюро записей актов гражданского состояния Челси, после которой состоялся обед на сто восемьдесят персон. Свидетелем со стороны жениха выступал Джеми, который пришел в своей рабочей одежде — фраке и цилиндре. Во главе стола, рядом с женихом, невестой и их семьями, сидели Маркус, Силкоксы и еще один крестный отец Чарли, столетний сэр Джок Керр-Инз. Лорд и леди Криф сильно состарились; они прилетели на свадьбу вместе с дочерьми и остановились в «Бейзил-стрит-отеле», где Алистару Крифу предоставили специальную скидку. У их семьи неожиданно возникли серьезные финансовые затруднения после того, как проект Зубина Шварцмана прогорел и их компания оказалась поглощенной другой компанией, владельцем которой, по странному стечению обстоятельств, также был Зубин.
Крифы потеряли все вложенные в первоначальное предприятие средства. Алистар постоянно пел переговоры с местным представителем «Кристис» о продаже очередной порции охотничьих картин, однако все хорошие полотна были проданы еще в прошлый раз.
Вечером перед свадьбой Чарли пригласил родителей и сестер на ужин, чтобы представить им невесту. Выбор ресторана стал для него настоящей головоломкой: ему хотелось обстановки спокойной, чтобы можно было поговорить, и в то же время шикарной, чтобы подчеркнуть свой недавний успех, и кухни, которая удовлетворила бы и его семью (предпочитавшую традиционную английскую пищу), и Миранду (предпочитавшую современные итальянские блюда). В конце концов, не угодив никому, он выбрал дорогой французский ресторан на Уолтон-стрит в котором, как он узнал позднее, шесть лет назад Буби Ван Хааген сделал Миранде предложение.
Ужин прошел не слишком гладко. Верена и Миранда возненавидели друг друга с первого взгляда. Когда Миранда закурила, не дождавшись официанта, мать Чарли принялась обмахиваться меню. А когда Миранда заказала омара с паштетом из авокадо, Верена воскликнула: «Боже мой, омар! Как оригинально!»
Миранда едва ли старалась скрыть свое безразличие к будущим родственникам. Быстро записав Верену в классические свекрови из ада, она коротко расспросила Алистара о Шотландии и осталась не удовлетворена его ответами.
Поместье Арднейсаг оказалось меньше, чем она ожидала, и, как она поняла, грозило вот-вот обрушиться. Крифы не были знакомы ни с кем из ее друзей-шотландцев, имевших дома в «Лифорд-Кей». Она решила, что раз родители Чарли — старинные друзья Маркуса Брэнда, то они должны вращаться в тех же кругах, но теперь начала сомневаться в этом.
После сорока минут словесного единоборства Верена Криф и ее будущая невестка оценили друг в друге достойных соперниц. Они понимали, что не доверяют и не испытают ни малейшей симпатии друг к другу и что это чувство взаимно. Верена считала, что Миранда чересчур проста для ее сына, позднее, в разговоре с дочерьми, она назвала Миранду авантюристкой. В свою очередь Миранда увидела в Верене старого занудного сноба, ничего не смыслившего в современном обществе и грозящего стать обузой для них в будущем.
Джеми сидел в кабинке, спустив штаны, и читал порнографический журнал. Это было его пятое посещение больницы за последние три недели, и довольно скудная подборка порнографии, имевшаяся там, уже не оказывала нужного эффекта. Медсестра принесла ему в помощь «Пентхауз», «Мэйфэр» и «Международный журнал», но он уже успел внимательно изучить все эти издания во время предыдущего визита. Наконец он отчаялся достичь оргазма, глядя на хорошо знакомые силиконовые бюсты, и попробовал представить Сэффрон, совершенно обнаженную, обмазанную детским маслом и улыбающуюся ему.
Они обследовались в больнице на Велбек-стрит уже полгода. Абигейль, обеспокоенная тем, что никак не может забеременеть после трех лет безуспешных попыток, записалась на прием к специалисту по репродуктивной медицине. Они были женаты уже четыре года, ей было тридцать три, и она жаждала родить ребенка. Видимых причин, препятствовавших этому, не было. Абигейль была здорова и жизнерадостна, поэтому ее врач посоветовал успокоиться, не драматизировать ситуацию и воспользоваться старым добрым способом. «Я буду крайне удивлен, если природа в конце концов не возьмет свое. Вы с мужем выглядите как вполне приличные люди. Вы ведь не пьете и не употребляете наркотики?»
Джеми почти смешило, что Абигейль никак не может зачать. Пятнадцать лет он только и делал, что трахал все, что движется, и молился, чтобы никто из его партнерш не залетел. Пару раз он был близок к провалу, когда у него рвался презерватив, но все обошлось.
Он слышал, как снаружи прохаживается медсестра, ждущая, когда он передаст ей пластиковый контейнер. Кончив, Джеми должен был немедленно вручить ей образец спермы, чтобы она сразу же отнесла его в холодильник. Медсестра была недурна собой, ее звали Джоди, и родом она была из Австралии. Джеми нравилось заигрывать с ней. Его раздражало, что ему приходится тратить всю свою энергию на рукоблудие, когда Джоди стоит за дверью. Передавая ей контейнер, он сказал; «Эй, Джоди, а что, если я захочу кончить еще раз?»
Дни шли, и беспокойство Абигейль постепенно перерастало в настоящий невроз. Она проконсультировалась со специалистом по репродуктивной медицине с Аппер-Кавендиш-стрит, и он отправил ее проверить проходимость маточных труб. Другой врач с Харли-стрит прописал ей две недели постельного режима каждый месяц во время предполагаемой овуляции. Джеми обратил внимание, что теперь вместо книг Эрнста Гомбриха и Бернарда Беренсона, изданных Галереей Куртолда, на тумбочке возле ее кровати лежали стопки руководств по зачатию и поведению во время беременности. По настоянию Абигейль, они то и дело пробовали самые разные режимы, порой занимаясь любовью три раза в день в течение месяца, после чего могли следовать перерывы более чем на неделю, чтобы ее матка могла прийти в состояние приятной релаксации. Разочаровавшись в традиционной медицине, она обращалась к психоаналитикам и китайским фитотерапевтам, которые прописывали ей змеиный яд. Специалист по акупунктуре утверждал, что сумел снять блок с ее яичников, а рефлексолог с бородкой, рекомендованный Мирандой Криф, пытался стимулировать ее надпочечники. И все равно регулярно, когда наступали месячные, Абигейль впадала в депрессию.