Дитё 2

Вытащив метательный нож, я прикинул, как буду бросать его, чтобы сбить светильник на палубу. Эти светильники были довольно дорогими штуками. Не на всех судах они были, но на этом висел. Их конструкция представляла собой коробку со стенками из плохого стекла. На ветру огонь горел отлично, и они пользовались устойчивым спросом. Как пояснил мне Немцов, изготавливали их во Владимире.

Тут произошло то, чего я никак не ожидал: часовой по неизвестной причине перешел на левый борт, под которым я и прятался. Причем этот парень наступил в разлитую лужу масла. Дальнейшее закономерно: короткий вскрик — и пытающийся удержать равновесие часовой летит на палубу. Пытаясь удержать равновесие, он, взмахнув рукой, сбил светильник, отчего тот слетел с держателя и разбился о палубу.

Прозвучал крик заживо горящего человека, но и тут бедняга меня удивил. Не переставая кричать, он перевалился через борт и обрушился в воду.

Одновременно с этим сперва одно, потом второе, третье и так далее начали вспыхивать суда. Те, кто спал на палубах, едва успевали выбраться на берег. Зачастую в одном белье.

Я в это время, под вопли встревоженных часовых и стенания владельцев горящих судов, за шкирку тащил потерявшего сознание часового. Он камнем шел ко дну, когда я его подхватил, похоже, парень просто не умел плавать.

Оставив часового на берегу, так, чтобы он полулежал по пояс в воде, со стороны может показаться, что он сам выбрался, я направился к своим людям. Они должны были отойти подальше к берегу, где рос кустарник.

Было уже светло, как днем, крики не смолкали, поэтому я быстро нашел своих, и мы вчетвером направились обратно к ушкую. Посмотрим, что будет, справился ли я с поставленной задачей. Вернется царь в Москву или нет.

— Что там за крик был? — спросил меня Михайлов, это он командовал тройкой воинов, помогавших мне.

— Часовой поскользнулся на масле, которое я разлил, и сбил светильник.

— Бывает же такое! — в недоумении покачал головой лазутчик.

— Простое стечение обстоятельств.

— Он сгорел?

— Нет, успел прыгнуть вводу, только плавать не умел, пришлось самому его вытаскивать, благо он потерял сознание.

— Сильно обгорел?

— Да не, одежду подпалил да бороду. Еще руки. Волдыри были, а так ничего серьезного. Вроде никто кроме него не пострадал, часовые вовремя крик подняли. Ты не видел, сколько судов сгорело?

— Видел, штук шесть, на которые огонь перекинулся, потом ушкуйники начали рубить веревки и отходить от берега. Дальше светло стало как днем, глаза слепило, но, мне кажется, половину судов они спасти могли. Точно только завтра узнаем.

— Ну и ладушки.

Ушкуй стоял в протоке, скрытой со стороны реки густо растущими ивами, так что мы не опасались, что нас заметят.

Добредя до судна, мы легли спать. Прежде чем отправиться в свою каюту, я отдал несколько распоряжений. Нужно будет послать завтра лазутчиков к стоянке царя, чтобы осмотрели и определили, пойдут они дальше или нет, и организовать дозоры.

— Тверь показалась, боярин, — сказал Немцов, отвлекая меня от наблюдения за встречным судном.

— Вижу.

— Останавливаться будем?

— Придется. Экипажу нужен отдых, да еще у нас восемь человек из этих мест. Пусть к родным съездят, проведают. Сам родственников навести, почитай год на родине не был.

В это время приблизился встречный ушкуй. По традиции мы сблизились, чтобы обменяться новостями. Стандартная процедура, для того чтобы узнать, что обоих ждет впереди.

— Как?! — крикнул встречному судну Федор.

— Чисто. А у вас?

— В дневном переходе выброшенная на берег часть ладьи. Похоже, с топляком столкнулись. Разбойников не встречали, но чужие следы на стоянках видели.

— Ясно, спасибо!

— И вам.

Если течение и скорость слабые, то можно обменяться несколькими фразами, вот как сейчас, но бывало, только и успеешь крикнуть или «чисто» или «бойся».

Мы уже несколько дней находились на территории княжества, которое не входило в протекторат Москвы. Правил там некто великий князь Тверской Михаил Борисович. Часть моей команды были из этих мест, и несмотря на то, что мы спешили, я решил дать отдых своим людям.

С флотилией царя мы разобрались. Лазутчики доложили, что погибшие все-таки были, некоторые не успели выбраться на берег. Быстро распространившийся огонь перекрыл им дорогу. Единственный выход — только в воду, шестеро выплыло, двое утонуло. Сгорело шестнадцати судов, обгорело восемь, команды сумели потушить очаги пожара. К вечеру подошла вторая флотилия. Чтобы царь не продолжил поход, я немного схитрил. Переодел двух мальчишек в обычные штаны и рубахи и направил их к объединившимся флотилиям, которые стояли на два километра ниже по течению от того места, где случилась трагедия.

Задача у диверсантов была простая — переходя от костра к костру, где сидели команды сгоревших судов, пускать слух, что поход проклят, и дальше начнут гибнуть люди. Слова мальчишек быстро подхватили, причем именно те, кто потерял имущество на сгоревших судах. Пока со скоростью пожара распространялись слухи, мои лазутчики беспрепятственно вернулись на ушкуй. Противник не знал, что такое информационная война. Флотилия стояла еще два дня, потом развернулась и двинулась обратно. В ней оказалось слишком много суеверных.

— Ты местный, так что думай, где лучше поставить судно, причем так, чтобы можно было немедленно уйти, — велел я Немцову. Он действительно был местным и знал порт как свои пять пальцев. Я успел в этом убедиться, когда мы, вместо того чтобы переть в лоб против ветра, подошли к берегу, где течение подхватило нас и понесло сразу к причалам.

— Это пристань барина Боброва, казначея князя. Тут лучшее место, хоть и дорого по сравнению с другими.

— Нормально, причаливай, — велел я и направился в каюту. Нужно переодеться в выходную одежду.

Как только я вошел, Ласка тут же кинулась мне под ноги, чуяла, что скоро гулять пойдем, привыкла носиться вокруг стоянок да играть с мальчишками-пушкарями.

Потрепав ее по холке, я быстро переоделся и вышел на палубу.

В это время ушкуй как раз подошел к причалу, на котором нас уже ждал хозяин, чтобы получить мзду и узнать, кто прибыл. В отличие от других городов, в Твери проходила регистрация вновь прибывших.

Команда уже была разбита на смены: кто останется на судне, а кто пойдет отдыхать в ближайшие кабаки. Естественно, местные в эти смены не входили. Их отпустили на все пять дней, отсыпав меди и серебра, чтобы поддержать семьи.

Немцов быстро уплатил пошлину и провел регистрацию, служащий, высунув от напряжения язык, записал мои данные на берестяной коре. После прохождения процедуры таможни мне снова выделили охрану из шести воинов — четыре старших и двое мальчишек-отроков.

— Куда сперва, боярин? — спросил командир второго десятка стрелков Петр. Он в данный момент руководил моей охраной.

— Зайдем в трактир, хорошенько поедим. Пирогов что-то хочется, потом после баньки можно и по городу погулять… Рядом, — велел я Ласке, которая, дергая поводок, крутилась у ног.

— Хорошо, боярин.

Городок был симпатичным, даже красивым. Белые стены кремля, золотые купола церквей на голубом фоне неба. Лепота. Те, кто местные из команды, включая Немцова, быстро распрощавшись, уже уходили в сторону города.

Еще бы, сколько родственников не видели? За старшего на судне остался Корнилов, Ветров отправился в город, узнать новости. Синицын — в сторону пушкарского приказа, узнать насчет покупки пороха, да и свинца прикупить. Мы изрядно потратились в учебных стрельбах, о чем я ни капли не жалел. Мастерство пушкарей росло не по дням, а по часам.