Дитё 2

Все это время как фон слышались голоса из той комнаты, откуда вышел тюремщик, и стук игровых костей, изредка прерываемый возгласами радости или огорчения. Видимо, остальные убивали время за игрой.

— Орг? Он же плохой кат, — поморщился мой сопровождающий.

— Наоборот хороший, одним ударом до кости, — возразил тюремщик, прислушиваясь. По лестнице топал кто-то явно тяжелый.

— Орг, что там с этим русским? Сказал? А то мурза очень ждет сведений.

— Орет, кричит, но, видимо, действительно ничего не знает, — удивительно тоненьким голосом ответила массивная фигура палача.

«Вот урод, это он про Силантия! Значит, жив еще!» — взбешенно подумал я. Пора было действовать.

Как только в мою руку упал стилет, вытряхнутый из ножен на руке, я взмахнул им и вогнал острие в глаз сопровождающего меня стражника. Одним слитным движением выдернув оружие, сделал шаг к палачу, который на удивление быстро среагировал и бросился на меня, вогнал стилет ему в горло и, не вытаскивая лезвие, просто отступил в сторону. Массивная туша пронеслась мимо и столкнулась со стражником, который еще даже не начал падать. После чего я подскочил к тюремщику, ударом кулака в висок вырубил его и, под шум падения двух тел, палача и стражника, ворвался в комнату отдыха, где находились еще четверо тюремщиков. Тут я работал уже кинжалами, саблями не размахнешься, да и доставать их из-под балахона проблематично.

Свой кинжал у меня был один, второй я позаимствовал с пояса тюремщика.

Дальше была просто рубка, расслабленные стражники не ожидали нападения, поэтому трое почти сразу получили расширяющиеся раны на горле. Четвертый успел отшатнуться, вжался в засаленную кладку и уже открыл рот, чтобы закричать, но кинжал, влетевший в открытую пасть, полную гнилых зубов, не дал этого сделать.

«Блин! Весь уделался!» — посмотрел я на окропленный кровью балахон. Быстро стянув его, бросил в угол, туда же последовал и тюрбан.

Теперь все нужно делать быстро. Подбежав к входной двери, я перешагнул через трупы палача и сопровождающего и задвинул массивный засов. После чего выдернул стилет, протер его об одежду ката, вернул на место и только потом побежал проверять остальные помещения. К счастью, на первом этаже было пусто — полдень, сиеста, наверное.

Для надежности еще раз пнув голову тюремщика, на секунду замер. Внизу кто-то едва слышно стонал, послышались чьи-то голоса. На грани, но я их расслышал. Подхватив ключи с пояса бессознательного тюремщика, я рванул на зачистку территории, перескакивая со ступеньки на ступеньку, рискуя поломать ноги.

Откуда-то снизу, шел рваный отсвет, видимо, от открытого огня. Стоны и разговоры стали отчетливее.

Внизу был такой же коридор, свет шел из полуоткрытой двери, в конце коридора трепыхалось пламя факела, неровно освещая стены, пол и потолок.

Подскочив к незапертой двери, я осторожно приоткрыл ее и заглянул внутрь. Это была пыточная.

На некоем сооружении — чертеж похожего я видел в книге «Орудия пыток Инквизиции и садо-мазо на дому» — лежало тело мужчины. Могу ошибиться, но это, кажется, была «дыба». Мрак.

Лежанка, а на ней веревками за руки и за ноги закреплен Силантий. Подойдя ближе, я вздрогнул, когда глаза со срезанными веками повернулись ко мне.

— Добей, — тихо попросил он меня.

— Прости, — так же тихо пробормотал я.

Вздохнув, я вытряхнул стилет из рукава и одним движением вогнал его в сердце жертвы ката.

Спасти Силантия было невозможно. Окровавленная дубинка, лежавшая на соседней дыбе, ясно показывала, что бедняге раздробили кости рук и ног. При том уровне медицины, который существовал в данное время, о лечении не могло быть и речи. Вдобавок ему отрубили пальцы на руках, а культяпки прижгли раскаленным металлом.

«Вот торговец урод, если бы не задержал меня, я бы спас Силантия. Успел бы. Хотя, когда торговец сообщил о случившемся, я уже понял, что поздно!»

Выдернув стилет, я протер его тряпками, валявшимися на табурете, кажется, это были остатки рубахи Силантия, и вышел из пыточной. Осталось осмотреть остальные камеры, найти грека и сваливать отсюда. Но перед тем как покинуть город, нужно навестить начальника охраны и компенсировать потери. Он, говорят, жадный, над златом чахнет. Вот и пограбим награбленное.

Подземный этаж был гораздо больше верхнего, там содержали заключенных. Пробежавшись по коридору, я добил еще двух тюремщиков — один спал в небольшой каморке, а другой прогуливался, благо я успел засечь его раньше и метнуть нож.

Дальше я стал откидывать в сторону затычки, открывая смотровые щели, и заглядывать в камеры. Свет в них был, в каждой камере окошко с решеткой, так что темень проблемой не стала.

Грека я нашел в семнадцатой по счету камере, его пинала ногами тройка местных уголовников, еще десяток с интересом за этим наблюдали. Довольно профессионально уворачиваясь, он крутился на грязной соломе, ловко прикрывая голову руками и локтями. Опытный, сразу видно. Осмотрев свой новенький и чистый камзол, я скривился, но замер от внезапно пришедшей идеи и побежал наверх.

Снова накинул балахон, мысленно хмыкнул — работаю как патологоанатом, с защитной одеждой. Также я позаимствовал у одного из убитых тюремщиков кинжал получше и побежал обратно.

Путаясь в ключах я, наконец, нашел тот, что подошел, и распахнул створку. Узники, услышав минутный скрежет разных ключей в замочной скважине, отошли в угол рядом с окном, где солома не лежала тонким слоем, а была сбита в довольно плотную кучу. Там находилось пять местных блатных.

Игорь сразу узнал меня, несмотря на всю маскировку, поэтому прямо с пола метнулся под мою защиту. Прихрамывая и держась за бок, но довольно шустро подбежал. Узники делились на две категории, блатные и доходяги, раздетые до исподнего. В основном все местные, рабов не было.

Поигрывая кинжалом, я спросил у Игоря:

— Отомстить хочешь?

Глядя, как на его побитом лице расплылась улыбка, показывая два свежевыбитых зуба, я кинул ему трофейный кинжал и, опершись плечом о косяк, стал с интересом следить за дальнейшим действом, одновременно подправляя своим кинжалом подросшие ногти на левой руке.

Кстати, когда я заговорил, разговоры и крики в соседних камерах стихли, и наступила полная тишина, похоже, все узники прислушивались к происходящему. Смерть тюремщиков так никто и не услышал.

Поигрывая кинжалом, Игорь направился к блатным. Те не особо испугались, но напряглись. Тот, в котором я определил старшего, упруго вскочил на ноги и вытащил из складок грязного халата узкий нож, не стилет — но похоже. Кучер напрягся, поэтому мне пришлось вмешаться, метнув один из метательных ножей. Блатной со стоном схватился за плечо и стал оседать, выронив нож. Когда его подручный попытался подхватить упавший клинок, я снова вмешался, метнув второй нож. Теперь второй стонал, держась за руку. Дальше уже смелее заработал Игорь. Он долго бил главаря кинжалом в грудь, пока не напоролся на кость, потом подхватил нож блатного и набросился на остальных, как маньяк. Если кто-то пытался кричать или мешать, то я моментально затыкал его, метнув нож в горло. У меня их было десять, осталось три.

Когда Игорь закончил, тяжело отдуваясь, я подошел к нему и, стараясь не запачкаться в крови шестерых убитых — остальных он не тронул, — велел собирать ножи:

— Уходим.

«Черт! — мысленно ругнулся я. — Как ни старался не запачкаться, все равно уделал балахон».

Теперь и я походил на маньяка. Хотя я и так маньяк.

Узники зашевелились, видя, что появился шанс для побега, но бежать не решились. Потому что, выведя Игоря из камеры, я запер дверь и повел кучера наверх.