Страница 120 из 136
Или я снова рада быть обманутой?
— Я не хотел всего этого сумасшествия, Истома. Ясно тебе? Думаешь, я не пробовал соскочить, остыть, забыться? Но ничего не получается — ты в моей голове сидишь занозой. Днём, ночью... Тогда казалось, что нет у нас с тобой будущего, а теперь плевать я на всё это хотел! Я его сам слеплю, если надо будет. И по хрену мне на то, что скажет твоя мать. Потому что всё — я вляпался по самые гланды. В тебя!
Так сладко слушать. Так упоительно позволять себе надеяться, что это не очередная отборная ложь. И облегчение перекрывает любые проблески сознания. Почему? За что? Уже неважно. Пусть только продолжает целовать меня! Пусть продолжает врать, пожалуйста...
— Ты веришь мне?
— Я не знаю!
— Прости меня, Истома. Я налажал, да. Снова. Но, обещаю, этого больше не повторится.
Его руки везде! Рвут сорочку вверх. Пальцы обжигают ткань нижнего белья между ног. Он шипит. Я проваливаюсь в нирвану. Любовь, отчаяние и сомнения закручивают меня в адовой центрифуге, но мне уже всё равно.
Я так по нему скучала!
И да, чёрт возьми, я готова последний раз рискнуть. И, наверное, обязательно пожалею об этом в будущем. Но, боже, без него мне так плохо, что я согласна на любые условия, только бы быть с Ярославом и не биться в бесконечной мучительной агонии одиночества.
— Я люблю тебя, Истома, — рычит Басов и языком закачивает в моё тело концентрированный восторг, — слышишь меня? Чувствуешь?
— Ты только больше не предавай, Яр. Пожалуйста...
— Никогда, — толкается в меня, и я охаю, не справившись с лавиной чувств, что обрушивается на нас снова и снова.
Басов — мой десятибалльный шторм!
— Верь только мне, Истома. Только мне одному...
— Хо... хорошо... ах!
— Не слушай никого. Никогда. Поняла меня?
— Да...
И я практически захлебнулась эйфорией, но тут же почти взвизгнула, оттого что Басов слишком сильно прихватил меня за бёдра и потянул на себя. Слишком!
— Ой, ой...
— Что такое?
— Полегче, пожалуйста, — я попыталась прикрыться, но было уже поздно, так как Ярослав успел вынырнуть из глубин своей страсти и теперь приподнялся, пристально рассматривая мои ноги.
Затем сунул руку в задний карман, вытащил свой смартфон и включил фонарь, на несколько мгновений ослепляя меня. А через секунду громко выругался матом.
— Тише, прошу! — подорвалась я и закрыла пальцами ему рот.
— Кто? — в свете фонаря я видела, как его глаза наливаются кровью.
— Мать.
Басов тут же крутанул меня и уложил животом на матрас, а затем поднял подол ночной сорочки почти до лопаток. Снова выругался, как сапожник и зарычал:
— Я убью её на хрен! — и сорвался с кровати, так что я едва успела его остановить.
— Не надо, Яр! Прошу!
— В смысле, не надо? Истома, ты вообще себя в зеркало видела? Ты же ходячий синяк!
— Заживёт.
— Ты её оправдываешь? — зашипел он в мои губы, чуть прихватывая за горло.
— Ты мне не поможешь, если сделаешь сейчас то, что задумал, — в отчаянии заломила я руки.
— Когда? — захрипел Басов и обнял меня так крепко, что несколько косточек жалобно хрустнули.
— Она дожидалась меня в то утро. Сразу накинулась с ремнём. Я ничего не смогла поделать, только покорно терпеть, — и слёзы вновь полились из меня ручьями, а я их не сдерживала, потому что именно сейчас у меня был хоть кто-то, кто готов был разделить со мной всю боль, отчаяние и страх.
— Она больше тебя не тронет. Обещаю, Истома.
— Что бы ты ни задумал, не делай этого! Ты не знаешь, на что она способна, — взмолилась я, вцепившись в ворот его худи.
— Зато я знаю, на что способен я сам, — рубанул он жёстко, а затем вновь впился в мой рот, словно одержимый. Запустил пару десятков табунов мурашек по коже и заставил сердце не биться, а трепыхаться о счастья.
— Прошу тебя, Ярослав, она не должна знать о нас. Мне с ней ещё жить, понимаешь?
— Да, — неожиданно покладисто кивнул парень, а затем вздохнул, и я заметила, как играют желваки на его скулах.
Он был в ярости.
Мы ещё какое-то время, обнявшись, лежали вдвоём на моей узкой койке. Басов целовал каждый багровый след на моих бёдрах, ягодицах и спине. Шептал, как ему жаль. Как сильно он любит меня. И как скучал всю эту бесконечную неделю.
Я тихо пускала слёзы от неподдающегося описанию облегчения и любви.
Но время быстротечно и с первыми лучами солнца, его, одетая во всё чёрное фигура, всё-таки вновь вышла на балкон, а затем скользнула вниз. Ярослав подхватил из ближайших кустов увесистую спортивную сумку, отдал мне под козырёк и сел в такси, оставляя меня медленно выпадать в нерастворимый осадок.
Ущипнула себя за бедро. Ойкнула.
Не сплю...
После утреннего посещения церкви я узнала, что Басов вновь проплатил услуги прикрытия Семёну на неделю вперёд. Тот светился как начищенный самовар, что явно было мне на руку, так как моя мать смотрела на нас и тоже рдела, очевидно, представляя, как мы с этим богом киберспорта скоро поженимся и всю жизнь будем её принеси-подай-рабами.
Она даже об этом размечталась утром перед занятиями в понедельник. Всё щебетала и улыбалась так лучезарно, что хотелось её ударить. Вот только улыбка недолго держалась на её холеной физиономии.
Перед большой переменой, проходя мимо кабинета литературы, я вместе с несколькими другими учащимися, стала свидетельницей того, как Басов Ярослав буквально припёр Храмову Алевтину Петровну к стенке, что-то зло ей выговаривая прямо в потрясённое и явно перепуганное лицо.
Мать буквально колошматило на глазах.
А потом случилось то, отчего у меня самой дыхание перехватило.
Басов поднял руку и со всей силы ударил. Мать визгливо вскрикнула и зажмурилась. Я же смотрела во все глаза, до конца не веря в происходящее. Вот только кулак Ярослава вонзился не в лицо учительницы литературы, но сильно рядом — в дверь ее кабинета, оставляя после себя уродливый пролом.
Вписал. Шикнул на неё на прощание. Затем развернулся и ушёл.
Боже...