Страница 118 из 136
— Я выбью эту хренову дверь, если ты сейчас же не откроешь мне, — слышу я сердитый выговор и качаю головой, но тело, предавая меня по всем фронтам, шагает вперёд до тех пор, пока я почти вплотную не оказываюсь у балконной двери.
Прижимаю ладони к холодному стеклу. Вглядываюсь в черты лица того, кто стоит всего лишь в метре от меня будто бы треклятый Ромео Монтекки? Боже, зачем он здесь? Навещать мне очередной отборной лапши на уши? Так, мне хватило, до сих пор всё комом стоит поперёк горла.
Резко разворачиваюсь и иду в постель. Пусть ломится хоть до второго пришествия. Но тут же вздрагиваю и замираю.
Удар в стекло.
— Раз!
— Плевать, — шепчу я сама себе.
Ещё удар.
— Два!
— Это очередная жестокая игра, Ника! Не верь ему! Он блефует, — хочется влепить себе звонкую оплеуху, чтобы очухаться и не тонуть в многочисленных «ах, если бы».
— Три!
Боже, он же разбудить мать и тогда...
— Ненавижу! — рычу тихо и всё-таки сдаюсь, кидаясь к двери и максимально осторожно проворачивая ручку.
Холодный воздух тут же лижет голые икры и пробирается выше, пощипывая бёдра и ещё не до конца зажившие ранки от портупеи. Кожа покрывается мурашками, а где-то внутри меня уже чиркает спичкой моё второе Я и поджигает высохший за эту неделю стог из претензий и обид.
Какого чёрта?
Глаза в глаза и позвоночник лупит сноп молний. Сердце, получив мощнейшую дозу адреналина, захлёбывается, хотя кровь с каждым пролетевшим мимо нас мгновением, стынет в жилах.
— Что тебе нужно, Басов? — вытираю я тыльной стороной ладони слезы и срывающимся шёпотом спрашиваю, пока сам парень тяжело и часто дышит, скользя по мне каким-то полубезумным взглядом.
— Ты...
Шаг ко мне. Прихватывает за ворот ночной сорочки и резко дёргает на себя так, что ткань жалобно трещит под его пальцами. Подтягивает выше, пока я не встаю на носочки, тщетно пытаясь оторвать от себя его ладони, одна из которых прихватила меня за талию и бесстыже принялась комкать подол, задирая его всё выше и выше. Сам же Ярослав глубоко тянет ноздрями воздух, ведя кончиком носа по моей скуле. И почти стонет:
— Вся, Истома!
А затем обрушивается на мои губы...