Спорим, тебе понравится?

Глава 43 – Мышиные слёзы

Вероника

Декабрь…

Время стало моим злейшим врагом. Кто-то говорил, что оно лечит, что лишь благодаря ему раны, в перекрученной через мясорубку душе, престанут кровоточить и затянутся. Сердце отболит. А всё, что кажется невыносимым, однажды покажется пустым и нестоящим моих слёз.

Ну да, как же.

Время может быть и лекарь, но самый жестокий из всех возможных. Вместо того чтобы просто помочь оно, словно маньяк, наблюдает за моими муками и наслаждается, с улыбкой на щербатом лице подсыпая соли на рваные раны.

И ликует!

Выкручивает мне руки, заставляя снова и снова перечитывать переписки, просматривать фото, мечтать, надеяться и верить, а затем снова по кругу. И я ничего не могу ему противопоставить, потому что всё ещё люблю парня, которому совершенно точно не нужна.

Остаток дня и вечера проходит мимо меня, как гружёный товарняк. В голове грохочут слова, сказанные на школьном крыльце ребятами. Ранят. В какой-то момент снова и снова закручивают под стальные колёсные пары и до бесконечности разматывают.

Но особенно становится тяжело, когда ближе к вечеру в гости приходит Семён со своей не затыкающийся матерью. Они долго болтают с моей о том, что мы с парнем просто созданы друг для друга. А ещё, что с поступлением в институт мне можно и повременить пару лет или вовсе не озадачиваться, чтобы в полную силу подумать о семье и сосредоточиться на продолжении славного рода Диденко.

Меня от такой перспективы форменно тошнит и я, извинившись и ссылаясь на головную боль, встаю и выхожу из-за стола. Женщины, как послушного телка, отправляют Семена за мной. А мне плевать, только бы не смотреть на их одухотворённые рожи, а там хоть трава не расти.

— Ты бы предупреждала, что по ночам шастаешь. Хорошо я тогда сам сваливал, а так бы ты по первое число огреблась.

Я горько ухмыляюсь.

— И где был? — исключительно из вежливости интересуюсь я.

— Турнир по киберспорту.

— И как?

— Продул. Практика же нужна, а меня мать гоняет от компа с крестом и молитвами. Скорей бы свалить от неё уже. Задрала! Так-то у нас есть двушка на Тимирязева, но переехать я туда смогу, только когда остепенюсь и женюсь.

— М-м...

— Кстати, видок у тебя ужасный, — неожиданно выдаёт Семён, закладывая руки в карманы своих брюк и безучастно разглядывая хлам, хранящийся на балконе. А я украдкой смахиваю слезинку с опухшего и раскрасневшегося лица.

— Приболела чуток.

— Слушай, мне бабки нужны. Вообще позарез, понимаешь? Я тебя прикрыл, но не по доброте душевной, — он что-то ещё выговаривает мне эксцентричным шёпотом, а я смотрю на него и ничего больше не слышу.

Я ненавижу этого великовозрастного увальня, его мать и свою тоже. И мне уже плевать, что он сделает, когда поймёт, что его принудительно сняли с денежной иглы. Навсегда.

— Ну что ты молчишь? Моргни хотя бы, если поняла меня.

— Сёма.

— Ну?

— Иди-ка ты в жопу.

— Чё?

— В жопу! — по слогам пропела я ему, а затем без зазрения совести вытолкнула этого идиота за дверь.

Конечно, за такую вопиющую невоспитанность я получила очередной выговор от матери и новую угрозу выхватить ремня. Всё, садист проснулся в этой женщине на полную катушку, и она хотела снова «сорваться». Хапнуть запретного удовольствия поиздеваться над беззащитным существом. Это же так здорово!

Я её потуги только проигнорировала. Пусть лупит. Да, я ничего сделать пока против этого не могу. Но это пока! И вообще, я свято верила, что ей ещё прилетит бумеранг, да такой, что она от него уже не оправится. Отольются кошке мышиные слёзы. А мои синяки и ссадины заживут, пусть и будут в памяти вечным напоминанием о том, как умеет любить самый близкий на свете человек.

И вот наконец-то гости ушли, а дом погрузился в тишину и дрему. И только для меня это время суток было наполнено ужасами из воспоминаний прошлого, где я ещё была призрачно счастлива. Измучившись, всё-таки выключила тот самый телефон и сунула его подальше с глаз долой, чтобы больше не дразнить и без того растерзанное сердце.

А затем я долго-долго лежала в темноте, прислушиваясь к тиканью настенных часов и беззвучно плакала. От боли и обиды, что с каждой минутой становились все сильней и сильней, пока и вовсе не захотелось визжать от безысходности. Я накрывалась подушкой, кусала и без того искусанные губы, даже пару раз сама себе вмазала по лицу, приказывая забыть шоколад лживых глаз и все слова, что наговорил мне Басов.

По нулям.

Ничего не помогало. И я снова ревела. А потом шла умываться ледяной водой, чтобы хоть как-то усмирить, бушующую в груди истерику.

Измучилась. Голова трещала по швам. Горло саднило. Но всё же организм не выдержал перенапряжения и забылся беспокойным сном уже далеко за полночь. А затем неожиданно вздрогнул и проснулся.

Я даже не поняла сначала, что именно меня выдернуло из-за черты, и беспокойно прислушивалась к почти абсолютной тишине.

Ничего.

Сердце жалобно заныло за рёбрами, приготавливаясь к очередному витку боли.

Я же вновь упала на подушки и в изнеможении прикрыла глаза, медленно опустошая лёгкие от раскалённого воздуха. Зажмурилась. Сошла с ума от ужаса перед обозримым тёмным, унылым, полным уродливых теней будущим.

И снова вздрогнула, когда в окно что-то явно ударилось.

Может птица? Или ветка от стоящего рядом с домом дерева? Сегодня ветрено, так что вполне себе может быть.

Снова удар.

— Что за...?

Подскочила на кровати, нацепила на глаза очки и уставилась в тёмное окно, за которым потусторонними образами мелькали тени. Встала на ноги, неуверенно замялась, но всё же двинула в сторону сомнительного шума. Упёрлась в подоконник ладонями и, нахмурившись, оглядела двор, заставленный машинами.

Ничего подозрительного.

И только я было успокоилась, убедившись, что мне всё послышалось, как совершенно точно тишину за окном разорвало тихое, но отборное ругательство. А в следующую минуту я фактически окаменела от ужаса, потому что неожиданно, будто бы я попала в отборный хоррор, на перилах моего балкона появилась чья-то рука.

А за ней и вторая.

Тёмный силуэт подтянулся и перевалился через ограждение, а затем вырос в полный рост, заставляя меня пятиться от страха назад и в отрицании качать головой, беззвучно открывая и закрывая рот.

— Это сон, я просто всё ещё сплю...

Но он всё не останавливается, не растворяется в воздухе, а поднимает руку и тихо стучит костяшками по окну. Раз. Второй. Третий...

Вжимается в стеклопакет, рассматривая, что и кто есть внутри. Снова стучит, пока мои колени от страха превращаются в желе, а я сама отчаянно щиплю себя за бедро в тщетной попытке проснуться.

Потому что не может же это всё быть на самом деле!

Но чёрный силуэт не останавливается на достигнутом, а поднимает руку и снова стучит, а затем я слышу знакомое:

— Истома!

Я спятила. Да! Совершенно точно тронулась головой, потому что всё это из области фантастики и вообще сказок про единорогов, драконов и прочую нечисть.

— Открывай, твою мать!

Я на секунду зависаю, а затем зажимаю рот ладонью и трясу головой.

Какого чёрта я не просыпаюсь? Это же абсолютно не смешно! Это больно! Это просто ужасно так издеваться надо мной! За что? Чем я провинилась перед грёбаным миром, что он так изощрённо глумится надо мной?