Страница 49 из 203
Линаэвэн казалось, что атан отнесся к ее словам без внимания, не став отвечать. Но, так или иначе — многие атани, в самом деле, растили скот, и то, что Март не мог понять эльдэ в этом вопросе*(2), не было большой печалью. Куда больше Линаэвэн беспокоило как объяснить Марту, что пытки недопустимы и не бывают оправданы ничем? Что они не являются такой же неизбежной частью войны, как оружие и убийство врагов? Как вернуть беоринга к тому, чему он был верен прежде, и отвратить от Тьмы? Возможно ли освободить его от вражеских чар — при том, что трудно было даже сказать точно, что это за чары?
— Думаю, я могла бы завершить приготовление песней, так… будет лучше, — произнесла Линаэвэн. — И если я решила остаться здесь, хотя бы ради тризны, то могу помочь и тебе. Ты ведь тоже готовишь еду для пленников, только других, и для себя, и для тех жен и дев, что трудятся здесь?
— Спеть? — усмехнулся Март. — Повелитель тоже пел мне. Мне будет интересно услышать, как будешь петь ты. Только тризну не на кухне же совершать: мы сделаем это позже. Вечером, когда взойдет звезда Севера и твои звезды. А пока давай-ка нарежем эту капусту да приготовим коренья.
— Я сейчас говорила об иной песне, — пояснила Линаэвэн. — Ты знаешь, что мысли и слова могут повлиять на то, что готовится; неужели думаешь, что песня не повлияет?
Март удивился возражению девы, но не стал спорить.
— Конечно, спой. Это должно, и правда, хорошо отразиться на еде, — и Март ободряюще улыбнулся, а Линаэвэн покачала головой:
— Не забывай, что это ты здесь по своей воле и можешь при желании выйти любоваться звездами; я же пленница. Когда я сказала орку, что стерег мою комнату: «Я иду на кухню», то не могла идти сама, хотя прежде твой господин говорил, что я могу это делать. Но мне пришлось дождаться, пока орк доложит Саурону о моем желании, пока Саурон придет ко мне и будет говорить со мной и дальше пошлет другого орка отвести меня на кухню. Я могу быть здесь, так как Гортхаур желал этого, но не могу выйти из крепости или спуститься и посмотреть, что с моими товарищами.
Март с горестью вздохнул, услышав неразумные слова эльдэ:
— Ты гостья, госпожа моя, но ты и сама знаешь, что твой народ не умеет держать слово. Вы пошли к Повелителю как гости, а сами пытались напасть или бежать, помнишь? Вести здесь быстро распространяются, так что и я все знаю. И раз вы на каждом шагу норовите обмануть, как же оставлять вас одних, позволяя ходить по замку без охраны?
Горцу было горько, что эльдэ называет Маирона Сауроном, но пока Март спорить не стал.
— Гостья? — воскликнула Линаэвэн. — В гости приходят по доброй воле, и пригласивший не карает за отказ. А до того нас захватили и гнали много дней без еды, раненых везли, бросив на волколаков, некоторые умерли по пути, одного из моих спутников пытали горячими углями и сдирали с него кусочки кожи. И гостей не стерегут и не грозят карами, чтобы они вдруг не убежали: именно потому, что пришли по доброй воле. Гости не могут совершить побег, но свободно уходят, когда захотят. Скажи, что ты, — Линаэвэн сделала упор на слове «ты», — назовешь пленом? И чем он отличен от нашего положения?
На остальное она пока отвечать не стала. Впрочем, атан тоже не отвечал на многое из сказанного ею — то ли не слышал, то ли не сознавал, то ли забывал сразу же… Но, может быть, единственный ее вопрос он все же услышит.
Что оставалось беорингу? Лишь вздохнуть.
— Владыки Запада начали эту войну, и вы лишь слепые и не имеющие своей воли фигуры в ней, которыми жертвуют по прихоти. Север вынужден защищаться, и хотя мне и жаль, что вы гибнете, но такова война, которую вы сами не хотите прекратить. Вы пленники, Линаэвэн, воистину так, но Повелитель протягивает вам навстречу ладони, предлагая мир. И вы либо отвергаете этот мир, либо притворно соглашаетесь, но сами только ждете момента поступить вероломно. Ты не можешь увидеть, что это дурно, увы, тебя так учили с детства. Только мы, люди, свободны в своем выборе, и можем видеть своими глазами, можем поступать правильно.
Услышав Марта, дева коснулась руками висков, не зная, как она еще могла бы помочь ослепленному атану… Она не сомневалась в том, что Саурон заберет ее спустя время и будет пытать, но откроет ли это глаза Марту хоть на что-то — или же он только скажет: «Тебя стали мучить, воистину так, но Повелитель был вынужден это сделать»? Беоринг даже не видел всей нелепости оправдания, которое предоставлял. Эльдэ горько вздохнула:
— Кто повторяет то, чему его научил Повелитель, того нельзя назвать видящим своими глазами; сам ты наверняка считал пытки злом и ужасался им до того, как твой господин стал учить тебя, что они допустимы и необходимы.
Март с удивлением смотрел на эльдэ:
— Мой народ, как и ваш, всегда пытал пленных, как и все. Это часть войны, как иначе? А то что наши, из Дома князей, делали, так от этого и вовсе волосы дыбом вставали. Но ты до сих пор не знала про все это, будучи не воином, так зачем тебе теперь во все это лезть? Стань гостем, как обещала, останься со мной, покажи мне, что вы, эльфы, можете быть, как из наших детских сказок, что можете быть лучше, чем есть!
Линаэвэн начала нарезать коренья и капусту, заворачивать мясо в отдельные листы. Она, в самом деле, не была воином, а в знания народов, в умение чувствовать атан просто не верил и сам тоже не чувствовал, насколько пытки превышает то зло, что неизбежно порождают войны. Но все же было кое-что, что казалось деве обнадеживающим — Март помнил, что об эльдар говорили доброе, пусть и только в сказках…
— А что о нас говорят в детских сказках? — с интересом спросила Линаэвэн. — Ваших сказок о нас мне слышать не доводилось.
— В наших сказках вы другие: благородные, отважные, мудрые, — не скрывая больше досады, сказал горец.
Тэлэрэ тихо покачала головой.
— Для того, чтобы увидеть нас такими, как в сказках, нужно быть готовым видеть. Скажем, если я говорю о том, что знаю, понимаю или ощущаю, ты можешь увидеть в этом хотя бы долю мудрости, только если будешь готов услышать то, что отличается от сказанного тебе прежде, или хотя бы задуматься над тем, может ли это быть правдой. В противном случае любое мое слово, в котором есть нечто новое для тебя, ты отвергнешь с порога как заблуждение; а если нового нет, это лишь повторение уже известного тебе, не так ли?
— Почему бы тебе не задуматься о том, что говорю я, о том, что и мои слова могут быть правдой? — беоринг начинал злиться. Она, очевидно, думала, что заманила своим сладким голосом простака в сети, и так бы и было, не говори раньше Март с Маироном. Так и было со всеми бедолагами из его родного Дортониона, что подпали под чары эльфов и бились на их стороне против Тьмы, что несла лишь добро…
Линаэвэн показалось, что все ее слова бесполезны, и тогда дева подумала, что, пожалуй, стоит предупредить Марту, чтобы не искал ее вечером для тризны там, где ее не окажется.
— Я согласилась готовить сегодня при условии, что я сама не только буду есть то же, что и другие пленники, но и жить отныне в тех же условиях, что и они: то есть в комнату я не вернусь, меня ждет подземелье. Хотя, конечно же, и там я не смогу просто пройти из камеры в камеру и увидеть своих товарищей по своему желанию. — А про себя эльдэ подумала: «…Разве что — если такая встреча отвечает замыслам Саурона, и тогда он подготовит ее…»