Корона Меднобородого

Оружейники выдали всем сменную обувь и чулки. Повара выставили горячий густой суп. Бонакорси нацедил каждому по маленькой чашке горячего и горького алхимического зелья и по ложке меда, чтобы заесть эту гадость. До самого заката ни у кого не возникло и мысли сидеть у костра, обнявшись и укрывшись одеялом, и радоваться, что повезло остаться в живых. Наоборот, выжившие с большим энтузиазмом принялись за работу. Оттащили на волокушах к повозкам своих мертвых, сдернули веревкой в снег окоченевший труп Меднобородого, положили его в заботливо запасенный складной гроб и увязали в крысиной телеге.

Рафаэлла к Ласке больше не подошла и встретила закат, прижавшись к теплому кабаньему боку. Вольфу Бонакорси дал каких-то снадобий наружно и внутренне, которые позволили дожить до заката. С закатом оборотень в волчьей ипостаси убежал в долину. Там откопал мертвую ведьму и съел ее сердце и печень. Не сдержался и повыл на луну.

Обратный путь до Вены прошел без инцидентов. Кассий сильно опасался, что Альберих устроит ловушку в Подземье, и настаивал ехать по дорогам верхнего мира. Фредерик сказал, что дальнейшая судьба короны и покойника его не волнует, поэтому Служба Обеспечения возвращается тем же путем, а Кассий с колдуном могут плестись на своей телеге до Вены хоть по земле, хоть по небу. Колдун бросил кости и сказал, что под землей на ближайший день не опаснее, чем обычно.

В Вене пришла пора прощаться. Фредерик протянул тяжелый мешочек.

— Восемьдесят талеров, по двадцать каждому участнику, считая и Доминго, и Элефанта.

— Спасибо, — поклонился Ласка, — Но мы не за деньги. Просто по-дружески помогли, как отец учил.

— Вам спасибо, друзья. Без вас бы вышло хуже. Завтра тебе выпишут подорожную. Коня поставь в стойло, с послезавтра с ним будет заниматься Рафаэлла. Хотя бы к самостоятельным, без тебя, тренировкам она готова?

— Готова.

— Отлично. И вот, возьми, — Фредерик протянул большую флягу в прочном кожаном чехле.

— Что это? — спросил Ласка.

— Панацея. От всех болезней и от всех ран. Мало ли, вам самим по пути пригодится, а до дому довезешь, так отдай отцу. Не живая вода, конечно, но помогает. В том числе, даже если василиск клюнет, змея укусит и все такое. Насчет глаз не знаю. Я спрашивал, ни Симон не знает, ни Нострадамус. Может и помочь, мало ли какая зараза бывает, про которую доктора не слышали. Может для глаз и не помочь, но во вред точно не пойдет.

— Спасибо.

— Отцу поклон передавай.

23. Глава. История Доминго

— Вот теперь все, — сказал Ласка, вернувшись на постоялый двор следующим вечером, — Устал я тут больше, чем дома.

— Зато с деньгами, — сказал Доминго.

— Слушай, Доминго. Есть в наших краях обычай. Гостя сначала напоить-накормить, спать уложить. Потом расспрашивать. Я с тобой уже две недели кров и хлеб делю, и вижу, что ты слишком умен для простой птицы. Даже для большой птицы. Ты лучше многих людей читать, писать и даже считать умеешь. Пора бы и рассказать, кто ты и откуда.

— Порра! — ответил попугай.

Если вам интересно, сколько мне лет, то достаточно знать, что много. Большие попугаи живут лет по триста и выгодно отличаются от прочего населения Нового Света умом и сообразительностью. Много лет я провел в деревне, где человечки кормили меня в обмен на мудрые советы, выращивали маис, поклонялись богу солнца Уицилопочтли и богу неба Тескатлипоке.

Вы ведь не обидитесь, что я называю их богами? В ваших языках нет подходящего слова для сущностей, имеющих подобную силу, но не равных вашему единственному Богу, который запрещает вам впадать в грех многобожия.

В один прекрасный день в деревню пришел человек, который рассказал, что правитель Тулума взял в плен человека из-за моря. Я полетел в Тулум и познакомился с этим пленником. Его звали Херонимо де Агилар, и в своем мире он был священником.

Испанец рассказал мне, что за океаном есть огромный мир, где жизнь бьет ключом. Где строят корабли, которые месяцами идут через океан. Где люди убили божьего сына, но сразу поняли, что не убили, и Он еще вернется. Может быть, Агилар преувеличил свою важность в восточном мире, но мы с ним ждали, что соплеменники его не бросят.

Его не бросили. Когда на нашем побережье высадился Эрнан Кортес, он первым делом послал за Агиларом. Тот неплохо говорил на языке табасков, разбирался в местных делах и стал весьма полезным проводником. Агилар предложил быстренько сходить в место, где можно найти некоторое количество золота, забрать столько, сколько получится унести, и вернуться в Испанию. Кортес ответил, что не гонится за мелкой выгодой, а находится здесь с целью служить Богу и королю. Поэтому пойдет медленно и заберет вообще все.

Этими словами Эрнан меня очень заинтересовал. Одно дело, когда на твой берег высаживаются просто люди, и совсем другое, когда экспансию руками людей ведут боги. Желая узнать больше о вашем мире, я раскрыл Эрнану, что говорю на языках всех племен от Теночтитлана до Юкатана, но предпочитаю выглядеть простой птицей. Так началась наша долгая дружба. Я рассказывал, как устроен мир к западу от океана, а он рассказывал, как устроен мир к востоку.

Эрнан был рослым и широкоплечим. Высокое искусство фехтования давалось ему легко, а повелевать конем он мог легкими движениями ног, держа в руках оружие. Если не знать испанцев, можно бы было сказать, что у него слишком живой и беспокойный характер, но по сравнению с соотечественниками он выглядел наиболее здравомыслящим. Как я понял, к востоку от океана он учился знанию и применению законов управления людьми вашего мира. Я решил, что мир к востоку от океана очень густо населен, если там нужны специальные заведения, чтобы массово учить людей управлять другими людьми, судить их не по собственному разумению, а по писаным правилам, и даже придумывать новые правила.

Его люди носили удивительной длины стальные мечи, а некоторые надевали даже и доспехи из стали. По мою сторону океана железа еще не знали. Еще у них были пушки, аркебузы и арбалеты против индейских луков и пращей. Те из испанцев, которые не имели стальных нагрудников, защищали свое тело одеждой из простеганного хлопка. Прямо как индейцы, как у вас принято называть живущих к западу от океана.

Индейцы сражались дубинками из крепкого дерева с обсидиановыми лезвиями. При некотором умении мечом из дерева и обсидиана можно перебить шею коню. Но им совершенно невозможно фехтовать, выделывая все эти защиты и выпады.

Войско Эрнана я оценил в менее тысячи человек и всего шестнадцать лошадей. Казалось бы, что можно сделать настолько скромными силами? Когда бы он знал, сколько человек живет в одном только Теночтитлане… Он узнал. И не впечатился, потому что в Теночтитлане не было ни конных рыцарей, ни артиллерии, а никакое количество простолюдинов испанский идальго не считает угрозой.

Первой битвой, где я увидел, на что способны испанцы, стало взятие Потончаны. Эрнан всегда начинал с переговоров, но пришельцев из-за моря в нашем мире еще не привыкли принимать за достаточно серьезную силу, чтобы договариваться, и тем более, чтобы уступать.

Индейские стрелы не пробивали испанские панцири, зато испанские аркебузы наносили смертельные раны. Никто из индейцев не умел лечить поражения свинцом и порохом. В рукопашной стальные мечи превосходили деревянные. Потончана пала, и Кортес объявил о взятии этой земли во владение именем короля.

После этого индейцы собрали войско и напали на испанский лагерь, имея как бы не трехсоткратное преимущество. Трех. Сот. Кратное. Я именно это и хотел сказать. Испанцы встретили их артиллерийским огнем и атакой тяжелой кавалерии. Индейцы потеряли более восьмисот человек, отступили и сочли, что стоило все-таки попытаться договориться миром.

В Потончане испанцы первый раз поднялись на теокали. Пирамиды, посвященные богам. Испанцам очень понравились найденные там золотые украшения и очень не понравились глиняные идолы, постоянно поливаемые жертвенной кровью. Еще больше им не понравились жрецы, чьи длинные волосы пропитались той же кровью. Но жрецов пощадили, а идолов сбросили с пирамид и разбили.