Страница 31 из 52
Я возвращалась домой в час ночи по улицам, засыпанным снегом. Снег окутал всё вокруг: машины, мусорные баки, фонари. Снежинки скрипели под моими новыми ботинками, превращаясь из нетронутых белых охапок в примятые следы.
Виктор настоял на том, чтобы проводить меня. Мы шли, и я слушала эту потрясающую тишину.
— Тебе не холодно?
Он взглянул на моё пальто.
— Держи, — произнёс он, протягивая шарф.
На самом деле пиво действовало, как батарея, изнутри. Мне было душно, но я всё же взяла шарф и обернула его вокруг шеи. Он ещё хранил тепло Виктора.
Я была уверена, что он заговорит о Джамале, но меня ждала совершенно неожиданная пощёчина.
— Адель должна была приехать на выходные.
Он и вправду думает, что я поддержу этот разговор?
— Но ей родители запретили.
Лучше уж танцевать голой, тряся грудью, в болоте, кишащем аллигаторами-людоедами, разве не ясно?
— На самом деле мне это даже на руку, — выдохнул он.
Минуточку. Что?!
Мы поравнялись с парой, на вид лет пятидесяти: они шли в обнимку и смеялись, скользя на тротуаре. Ими могли бы быть мои родители через несколько лет.
— Вы давно встречаетесь?
Аллигаторы обиделись и уплыли. Моё нездоровое (или, скорее, мазохистское) любопытство победило.
— Пять лет. Я учился в четвёртом классе колледжа, она — в третьем. Один класс перепрыгнула.
Такая идеальная.
— Она мне показалась милой.
Пусть кто-нибудь остановит мою несусветную тупость! Скорей!
— Она милая. И требовательная. Увлекающаяся.
Может, от тупости есть лекарство?
— Но… мне кажется, мы отдаляемся друг от друга.
— Ну, вы живёте в двухстах километрах.
Виктор бросил на меня взгляд, полный скепсиса.
— Я шучу, поняла, извини.
— Она хочет стать актрисой, занимается спортом по три часа в день, избрала себе в лучшие друзья зеркало.
Я молчала, пытаясь успокоить трепетавшее сердце.
— Пф-ф-ф-ф… Даже не знаю… — протянул он.
Его волосы припорошил снег. Мы подошли к моему дому. Однако сердце и не думало успокаиваться: оно вдруг решило, что поёт, как Селин Дион, разрывая барабанные перепонки лирическими песнями.
— Виктор…
Он стоял передо мной. Чёрт, какого хрена он такой красивый.
— Не уверена, что я подходящий человек для таких разговоров. Для обсуждений проблем в отношениях.
Мы стояли друг напротив друга не двигаясь. Вокруг падали снежинки: они таяли на моих щеках и путались в длинных ресницах.
— Прости.
Он отошёл.
— Спокойной ночи, Дебора.
— Спокойной ночи…
Папа не вернулся.
Я споткнулась о ковёр и растянулась на полу, осознав, насколько я на самом деле нетрезвая.
Однако лежала я не долго: слюнявый язык Изидора поднял меня.
Добравшись до ванной, я кое-как стёрла макияж, прицелилась измазанным тональником ватным диском в урну, но он приземлился на кафельный пол. Я даже не стала его поднимать и побрела к кровати.
Потолок кружился.
Я встала, зажгла лампу на столе и взяла листок.
Мама!
На часах 1:37.
Я влюбилась в одноклассника.
Но у него есть красивая и умная девушка, она учится в университете и хочет стать актрисой.
У меня никаких шансов.
Целую,
Дебора
Я свистнула.
Изидор уже сидел у двери. Спустившись по лестнице, я помчалась к почтовому ящику, покрытому пуховым снегом. Жёлтый ящик проглотил моё письмо.
Жёлтый, как футболка Джамаля.
Джамаля, который рассказал правду Виктору.
Побродив по уснувшему под снегом кварталу, я вернулась домой через час.
Прижав к себе миску с кормом для Изидора, чтобы прогнать холод, я наклонилась к собаке и поцеловала в воняющую мокрой псиной голову.
Потом сделала горячий шоколад. Заледеневшие руки покраснели и стали пощипывать, когда я схватила дымящуюся чашку.
Не почистив зубы, не помыв чашку, я завалилась спать, пока Изидор хрустел кормом.
Когда он наконец пришёл, царапая паркет, я уже засыпала.
Глава двадцатая
На дремучем лесу и пустыне,
На птичьих гнёздах и ракитнике,
На отголосках из своего детства
Дебора пишет твоё имя[8]
В следующий четверг меня ждало письмо.
Всего несколько фраз ленивым почерком, но сомнений не было: письмо от мамы.
Вспотевшей рукой я распечатала конверт.
Солнце моё, кто этот мальчик?
Я люблю тебя.
Мама
P. S. Прости.
Я разошлась на пятнадцать страниц. Там было всё: Виктор, его шарф, девчачьи ресницы, смеющиеся глаза, наши занятия, Джамаль, богатая тётушка, вечеринки, Элоиза, которая бросила меня ради пустоголового Эрванна, Виктор Гюго, «изящные трупы» и записки. Обыкновенное письмо превратилось в кипу бумаг.
Через две недели пришёл скромный конверт.
Солнце моё!
Забудь о записках, это просто причуда. Всё прошло.
Можешь подробнее рассказать об «изящных трупах»?
Люблю тебя.
Мама
P. S. Прости. Прости.
P.P.S. Прости. Правда.
Окей.
Она на своей волне. А чего ещё ожидать? Главное, что мы вообще общаемся.
И что история с записками осталась позади.
Я отправила папе СМС и рассказала о переписке.
Он тут же ответил: «Тем лучше».
В тот вечер я снова отправила ей целую кипу, приложив к письму с три десятка «изящных трупов».
И P. S.: «Тебе не за что извиняться. Я хочу, чтобы ты вернулась домой».
Солнце моё.
«Изящные трупы» просто чудесные.
Пришли мне ещё, пожалуйста!
Люблю тебя.
Мама
P S. Отношения на расстоянии — это сложно, а пять лет в твоём возрасте кажутся подвигом.
Десять минут я сидела, глядя на письмо.
Мама ответила.
На самом деле.
С того дня моя жизнь превратилась в томительное ожидание.
Письма стали открытыми дверями в длинном тёмном коридоре и придали моей жизни смысла. Я изучала каждое слово, присматривалась к каждой запятой, представляла себе, как мама выводит буквы, высунув от старания кончик языка. Неужели она до сих пор настолько замкнута?
В четвёртом письме было только одно предложение:
Я беру уроки мозаики.
Просто фонтан энергии!
Может, ей стало хуже?
Я искусала все ногти.
И забыла выгулять Изидора: тот написал в ванной.
Чтобы загладить вину, я купила ему резиновую косточку.
Следующее письмо было длиннее:
Солнце моё!
Люди здесь печальные.
Я не хочу стать одной из них.
Я хочу полюбить жизнь.
Люблю тебя.
Мама
Я плакала.
Стало легче дышать.
И спать.
Я купила ещё одну кость Изидору. И напекла блинов.
Надо отвадить это проклятие. Идти дальше.
Жить.
Между письмами развернулась торопливая, сбивающая с толку суета.
Элоиза записалась на уроки сальсы и как-то вечером даже научила меня основным движениям. Также она планирует летние каникулы с Эрванном (хотя зимние только-только закончились).
— Надо выбрать между Таиландом и Штатами. Что думаешь?
— В Таиланде гуляют слоны и тигры, а ещё там есть храмы и массаж.
— Окей. Тогда Таиланд. Ты права. Оно как-то сексуальнее, богемнее, что ли.
— Да просто лучше.
У Элоизы суп пошёл носом.
— Ты сколько получила за предварительные экзамены? — спросила она.
— Средний балл одиннадцать и девять. А у тебя?
— Десять и один. Чуть не завалила!
— Не хочешь отксерить мои конспекты? По ним повторять легче.
— Ну… окей… если тебе это так важно. Я их не только отксерю, но и прочитаю! Ага, знаешь что? Ты права.
8
Отсылка к стихотворению Поля Элюара «Свобода» (1945). — Примеч. пер.