Страница 45 из 57
Я зашла в кабинет и там Джон Фелпс, закованный в наручники, держал практически докуренную сигарету между зубов с надменным видом. Лицо его украшала вечерняя щетина, которая очень подходила его образу непокорного бандита и сочеталась с растрепанными каштановыми волосами. Злой взгляд миндалевидных карих глаз был прикован ко мне, осматривая меня с ног до головы.
— Доброй ночи. Джулари Кларк, Специальный Агент Федерального бюро расследований. Готовы пообщаться со мной? — Тон моего голоса был такой спокойный, словно я не угрожала пистолетом гражданским людям три минуты назад.
Он продолжал высокомерно и гадко выдыхать дым, презрительно осматривая мое лицо.
— Принимаю молчание за добровольное согласие. Хочу предупредить, что наш разговор записывается и будет использован в суде. Агент Браун, покиньте кабинет, пожалуйста.
Я села и открыла тетрадь, лежащую на столе, и громко щелкнула ручкой. Заранее включенный диктофон уже лежал между нами, поэтому я посмотрела на него ответным пытливым взглядом.
Он резко дернулся вперед, приближая свое лицо к моему насколько позволял широкий стол и наручники, которые сжимали его широкие запястья железными тисками.
Я как сидела, наклонившись вперед, так и продолжила сидеть. Ни один волос на моем теле не встал дыбом, ни одна мышца не напряглась. Внутри меня был штиль, которому позавидуют многие.
До него на этом стуле сидело около полусотни преступников и каждый из них считал своим долгом выкинуть какой-нибудь фокус, особенно видя перед собой девушку. Без бронежилета и рабочей одежды я выглядела вполне себе обычно и страх не внушала — особенно сейчас — поэтому мужчины чаще всего старались меня запугать: приблизиться ко мне, подобно Фелпсу, или начать хрустеть пальцами, говоря гадости. А женщины наоборот пытаются давить на жалость: плачут, плетут сказки о детях и прочее сентиментальное дерьмо. На меня все это уже не действует, потому что передо мной сидят чертовы преступники, которые не заслуживают ни грамма сочувствия.
— В 2013 году вас задержали за перестрелку на Линн-роуд и осудили на пятнадцать лет, отправив в тюрьму Дьюэль. В 2014 году в вашем личном деле уже был записан ряд преступлений.
Я всегда проводила допрос по одной и той же тактике, выученной еще в Академии: сначала рассказываешь факты, потом начинаешь давить. Если преступник не желает раскрываться, то нужно проявить сочувствие, стараясь вывести его на душевный разговор, медленно вытягивая информацию. Никаких избиений и пустых обещаний.
— Не трать свое время, куколка, я не собираюсь разговаривать с шавками системы. Давайте уже отвозите меня в суд, противно смотреть на ваши рабские рожи.
— Не уважаете государственную систему?
— Презираю, — сказал он, еще больше придвигая лицо ко мне.
— Даже так, — хмыкнула я, — мистер Фелпс, а ваша ненависть избирательна или вы считаете нас шавками только в четные дни месяца? В 2017 году вы не пренебрегали помощью государственного адвоката, который вытаскивал вас из колонии по условно-досрочному. И все это время вы не брезговали приходить в участок и отмечаться за хорошее поведение, даже на отработки ходили. Если вы ненавидите именно ФБР, не стесняйтесь, скажите, я позову полицейского.
Его лицо озарила улыбка и он начал ржать, словно я рассказала нереально смешную шутку. Он наконец-то откинулся на спинку стула, давая мне кусок личного пространство, и отвел глаза на свои руки, продолжая сохранять молчание.
— Вы были инициатором своего освобождения и долгое время нигде не мелькали. Снова дали о себе знать вы красиво и громко, судя по новостям. Дон наверняка остался доволен, — я достала из кармана пачку сигарет, — хотите еще?
Он медленно вытянул сигарету из протянутой пачки, я наклонилась к нему с зажигалкой. Мы молча делали первые затяжки, глядя друг другу в глаза. Пепел летел прямо на пол, благо комнаты не были оснащены сигнализациями.
— Молодым был, беспечным, думал, что все можно, а очнулся только в суде, когда услышал рыдания мамы. Она наверное была рада встретить сына после колонии, наконец-то его обнять, приласкать. Наверняка и объявление о работе под нос подсовывала, надеялась, что сынок жизнь новую начнет. А непослушный Джон вот что учудил.
Я продолжила говорить после небольшой паузы, видя как его лицо становится все напряженнее, а глаза выдают погружение в воспоминания и невыносимую боль, перемешанную с тоской.
— Ей наверняка пришлось заплатить херову тучу денег за адвокатов. Не знаешь, она уже кредит выплатила, пока ты за решеткой кровавое побоище устраивал?
Всю эту информацию о нем и его семье мне отправил Нэро, пока я ехала на работу. Он сказал, что занялся этим сразу же после нашего ночного дистанционного оргазма. У Джона отца нет, мать всю жизнь работала в школе, но после перестрелки ее уволили и теперь она домохозяйка. Ее кредиты и долги я смогла пробить по общей базе данных. Оттуда же я узнала, что Джон отправляет ей крупную сумму денег каждый месяц.
— О моей матери ты не имеешь права говорить, сука. Я сижу здесь за свои грехи, вот и суди меня, а в ее сторону даже не дыши.
— Да я только сочувствую этой женщине, правда, а вот все остальные считают ее виновной в твоих грехах. Когда директор школы ее с позором увольнял, он и интервью дал, — я достала телефон с открытыми фото от Нэро, и стала зачитывать вслух, — «миссис Альварес всегда казалось слишком инфантильной, несмотря на свой возраст. Никогда никого не ругала за проступки, покрывала хулиганство сложных подростков, стараясь стать с ними друзьями, и вот к чему это привело. Такие люди, матери преступников, не могут работать с детьми».
Желваки на его скулах ходили ходуном и он сжал недокуренную сигарету в ладони. Плечи еще больше ссутулились и он потупил взгляд, но я успела заметить влажный след на его ресницах.
— Я не буду рассказывать тебе сказки о свободе и защите, но точно могу пообещать не такое строгое наказание и возможность общение с мамой. Кто из 211 камеры Мундо?
Я почти его сломала, я чувствовала это. Он хаотично дергал пальцами, тряс ногой под столом, и я заметила как его грудь несколько раз тяжело поднималась, словно он хочет начать говорить.
— Ты вообще в курсе у к ого ты спрашиваешь про этих ублюдков? Или ты слишком плохо рыла на меня и не успела узнать кого именно я убивал? — Хмыкнул он, поднимая на меня наглый взгляд. Я не подала виду, но искренне не понимала, что он хочет мне сказать. — А ты ничего такая, бойкая, про тебя уже все знают, втайне даже болеют именно за тебя. На лицо вроде нормальная, хоть и подпорченная, мы как раз стриптизерш ищем, не хочешь попробовать? За ночь будешь больше рубить, чем тут, еще и дяди взрослые защищать будут.
— Танцую я погано и, честно сказать, целлюлит на заднице есть. У меня уже есть личности предполагаемой верхушки, я все равно выйду на него. Ты можешь помочь следствию, а я в ответ постараюсь скостить срок.
Он сел прямо и снова смотрел на меня злыми глазами, складывая руки в замок:
— Подумай еще раз, Джулари Кларк. Твой вопрос явно направлен не в ту сторону и я бы с удовольствием придушил тебя прямо сейчас. Я один хрен виновен, согласен вернуться даже в этот чертов Дьюэль. Я знаю, что я позор своей матери, что я разрушил ее жизнь. Последнее, что я тебе скажу: прекращай рыть себе могилу. Допрос закончен, пошла нахер отсюда.
Я испустила долгий выдох, закрывая блокнот. Взяв диктофон, я показательно подняла его на уровень наших лиц и остановила запись. Терпение и спокойствие, которое я проявила, истратили себя на максимум.
Я встала со стула и достала глок, что заставило Джона сесть прямо на стуле и слегка дернуть закованными руками. Не глядя на него, я выстрелила в видеокамеру в углу стены. Затем во вторую, третью и четвертую — точно в цель, ровно четыре пули, идеальная работа.
Потом я подошла к нему и одной рукой начала расстегивать пуговицы его уже несвежей рубашки. Он пытался ударить меня ногой и что-то сказать, но я молча приставила ствол к его голове. На середине стройного ряда пуговиц я резко дернула одну сторону ткани, и увидела… ничего. На его груди не было символа Мексиканской фамилии и тут я поняла все. Он не один из них. И он не стремится попасть обратно в колонию, зная кто его там встретит.