Предел прочности

В моей душе была пустота. Ни его слезы, ни его крики не задели ни одну струну внутри меня. Я не понимал его, я не перенимал его эмоции и чувства. Только считывал их. Я еще раз убедился, что во мне нет ни капли эмпатии. Эта истина иногда больно ударяет по моему сознанию, еще раз напоминая, что я испорченный, лишь пародия на человека. Но с другой стороны, мне гораздо легче жить, не понимая и не принимая других людей. С моим образом жизни так действительно будет лучше.

Я продолжал хаотичные движения своих пальцев и смотрел на его гримасу боли. Не было понимания, что он кричит и плачет из-за моих действий. Казалось, что я смотрю кино и наблюдаю за терзаниями главного героя, сидя на диване в своей гостиной. Даже в этом сценарии я не сочувствовал и не сопереживал. Только сладкое чувство удовольствия прокатывалось по моему телу, не доставляя радости или кайфа. Абсолютно пустое ощущение с пресным привкусом удовлетворения.

— Ты станешь посланием для своего Дона. Больше ни одна шавка не посмеет лезть на нашу территорию и на нашу землю. Обещаю, ты умрешь не в одиночестве. Я буду рядом, пока ты не испустишь свой последний вздох, — мои губы шевелились, но свою же речь я слышал как будто из-под воды.

Я резко воткнул нож ему в глаз и брызги крови попали на меня, орошая лицо. Оставив его там, я засунул ему в живот два своих кулака, резко разводя руки в разные стороны. Я почувствовал как что-то скользкое и мягкое терлось о мои костяшки. Я расправил ладонь, сжимая его кишки в кулак, одним стремительным движением, выдергивая их наружу.

Еще немного я сжимал их в руке, рассматривая нежный на ощупь орган розоватого оттенка с голубыми прожилками. С них капала кровь, и я откинул их в сторону, потому что запах был, мягко говоря, просто отвратный. Если бы не он, я бы хотел еще немного поиграть в исследователя и изучить этот орган человеческого тела. Может быть я бы даже вырвал и остальные внутренности, просто чтобы потрогать и раздавить в своем кулаке. Или забальзамировать, чтобы каждый день рассматривать их и ярко ощущать каждый собственный отрезок тела.

Он уже давно не дышал, вися на балке с опущенной головой и выпотрошенным животом. Адриан продолжал срезать рваные куски кожи, улыбаясь и насвистывая себе под нос какую-то веселую мелодию. Он напоминал мне художника, который создавал очередной шедевр, отключившись от мира. Писателя, который придумывает очередной сюжет, глубоко погрузившись в свой собственный вымышленный мир. Музыканта, изучающего ноты нового этюда.

Я поднял голову ублюдка и достал свой нож из его глаза. На его щеке я вычертил цифру 13 — обозначение нашей фамилии, и наконец вытер нож о край его штанов.

Шум от драки снаружи еще продолжался. Марко, наш Капо, специально спровоцировал какого-то придурка, чтобы мы смогли незаметно нырнуть в туалет и устроить казнь над крысой из Нуэстра фамилии. Я говорил ему напасть на кого-то из Якудзы, потому что эти уроды стали слишком много себе позволять, но никого из них рядом не было. Надеюсь, что в общем круговороте драки, кто-то все же смог им напомнить в чьих руках покоится вся власть здесь.

Этот ублюдок попал сюда пару недель назад и все это время играл в шпиона, думая, что мы этого не замечаем. Он пытался поговорить с нашими людьми, расспросить о вступлении в банду и как у нас это происходит. Узнать о делах, их проведении и связных на воле. Рассматривал татуировки в душевой, за что ни раз получал по своей наглой роже.

Последней каплей для нас стало то, что он начал лезть с вопросами к маршалам, а те охотно хотели с ним объединиться, чтобы прогнуть нас по себя. Под себя у них получилось только обосраться.

Члены Нуэстры возомнили себя бессмертными и самыми умными, поэтому все чаще стали лезть к нам, стараясь расширить свои владения. Если мы сидим в тюрьме, это не значит, что у нас нет глаз и ушей на воле. Люди Мексиканской мафии раскиданы по всей Калифорнии и никто не проходит мимо них. Мимо нас.

Адриан наконец закончил, засовывая куски плоти в помятый и грязный целлофановый пакет — я не хотел знать откуда он его достал —, и потом спрятал его в свой кроссовок.

— О, Боже… Так мягко. Я как будто пуха туда запихал. И почему я раньше не додумался заменить стельки на кожу ублюдков, — он начал ржать своим психопатским смехом, больше напоминающий карканье вороны.

Адриан — наш Лейтенант — самый отмороженный человек в этом мире. У него нет никаких границ и каждого убитого он превращает в куски окровавленного мяса, беря себе на память какой-то орган. Он настоящий психопат и вообще-то должен был поехать на лечение в специальную клинику прямо из зала суда, но туда его никто брать не хотел, опасаясь за свои жизни. Заведующая буквально умоляла судью пересмотреть решение, а этот говнюк все больше нагнетал обстановку, отвешивая сальные шутки касаемо ее задницы. Так он оказался тут и сразу же приглянулся нашему Дону своей жестокостью, преданностью и безоговорочной верой в общие идеи.

Мы сняли тяжелое тело с балки и начали заталкивать в дырку, которая предназначалась для туалета. Голова и плечи провалились с легкостью, а вот живот никак не пролезал, поэтому мы начали заталкивать его ногами, пачкая кровью все вокруг. Наши кроссовки отбивали веселый ритм на заднице этой крысы и я даже вошел во вкус, теряясь в этом звуке. Адриан зацепился руками за балку и начал прыгать на нем, вкладывая все силы, чтобы наконец протолкнуть его. С тяжелым звуком он упал внутрь, теряясь в испражнениях. Мы улыбнулись друг другу и двинулись к умывальникам, пряча ножи обратно на свое тело.

— Кас, а на хрен мы его убили? Он же мог быть нам полезен.

— Этот кусок дерьма точно бы нас предал. У него нет ни единого повода, чтобы не сделать этого.

Из мутного отражения грязного зеркала на меня смотрел темноволосый мужчина. Миндалевидные карие глаза были пустыми, как и в любой другой день. Скулы и подбородок орошали капли чужой крови и я облизнул свои губы, чувствуя металлический привкус. Я наслаждался этим ощущением, умывая ледяной водой лицо и шею, попадая на верх робы грязно-желтого цвета.

Мы вышли из зоны туалетов, наблюдая как маршалы заливали всех перцовым газом из огромных баллонов. Едкий запах тут же врезался в мой нос, вызывая приступ кашля, чихания и жжение в горле. Глаза начали закрываться, словно на них положили тяжелые горячие камни и я натянул кусок тонкой кофты себе на лицо, но это уже не помогало.

Рядом со мной истошно кашлял какой-то заключенный, опираясь на свои колени. Я развернул его к себе за плечо, и ударил по лицу несколько раз. Я наносил удары на ощупь, потому что мои глаза заволокла пелена слез, и я держал их закрытыми, сильно жмурясь.

Ко мне подбежал маршал в противогазе и пустил поток перцовки прямо в мое, блядь, лицо, кидая меня на пол. Я сжимал зубы, чтобы не орать от адской боли, охватившей все мое тело. Казалось, что в меня брызнули кислотой, и теперь кожа медленно разлагается, прожигая кости, и доходя до внутренностей.

Мне на задницу опустилась тяжелая нога, руки заломили и стали стягивать белыми стяжками, плотно связывая запястья друг с другом. Я сплевывал на землю вязкую слюну, которая скапливалась у меня во рту, предвещая о рвоте. Я начала кусать щеки изнутри, чтобы почувствовать вкус крови и отвлечься от безумного жжения. Но родной и самый любимый привкус металла только все испортил. Я благодарил себя за то, что на завтрак съел чертовски мало, иначе сейчас я бы валялся в луже собственной рвоты.

Спустя, кажется, вечность меня резко дернули за руки, вызывая растяжение в плечах, и подняли с пыльной земли, ведя к корпусу, заставляя опустить голову. Казалось, что я в каком-то пьяном бреду, хотя я никогда не пил алкоголь. Кто-то из заключенных еще пытался сопротивляться и кидаться на маршалов — таких сразу валили на пол и избивали металлическими дубинками.

Крики, звуки ударов, торопливый ритм шагов — все смешалось и давило на виски. Я все еще чувствовал, как перцовка прожигает мое тело. Пока мы шли к корпусу я пару раз терял сознание — мне пришлось кончиком языка щекотать свое верхнее небо, чтобы вызвать противное чувство, будто оно чешется. Это помогало мне сконцентрироваться на этом и оставаться в реальности.