Страница 67 из 67
— Тогда я спокоен, — усмехнулся Кю.
— Поднимайся по трапу, да смотри, не оступись. Как только взойдёшь на палубу, начнёшь меняться. Наше соглашение скрепит невидимая, но очень мощная печать. И назад дороги не будет.
Кю с трепетом шагнул на дощатый настил и увидел Инычужей. Мягкие, мохнатые, с длинными клювами, ушами, перьями, рогами — они смотрели на него сотней глаз, молча смотрели и ждали.
Болотный Хмырь поднялся следом и подтолкнул осеннего принца меж лопаток.
— Иди. Ты должен пройти по этому живому коридору до конца. Ничего не бойся, не оглядывайся. Старый ты уже остался за бортом.
Инычужи выстроились, создав проход, и Кю двинулся по нему в нерешительности. Каждое существо помечало его или пушистой лапой, или зазубренным хвостом, ухом, копытом, щупальцем, языком. Даром, что на зуб не попробовало. Некоторые лапы, прикасаясь к нему, резко темнели, образуя студенистое месиво. А затем отрывались и падали на палубу, растекаясь по ней чернильными лужами.
«Не бойся, — звучали в голове слова капитана. — Не оборачивайся».
Инычужи дотрагивались до него — и он менялся, терял себя, обретал себя, становился всё больше похожим на них. И нутро холодело, но отступить было невозможно.
Он дошёл до конца и встал на корме призрачного корабля, взявшись за поручни человеческими руками, потому что захотел себе человеческие руки. Он взглянул на мир глазами того, прежнего осеннего принца, потому что такова была его воля. Но не прошло и минуты, как он превратился в ветер и взмыл в поднебесье. Среди облаков обернулся чайкой и спикировал к волнам, чтобы поймать на завтрак зазевавшуюся рыбёшку. А потом снова очутился на палубе в изначальном образе.
— Молодец, — похлопал его по плечу Болотный Хмырь. — У тебя получилось. Теперь можем плыть.
***
У Пелагеи была лучшая подруга и был муж, да не лишь бы какой, а статусный. Но она всё равно предпочитала жить одна в лесу. Иногда у Ли Тэ Ри создавалось впечатление, что лес ей важнее и родней его. И сложно сказать, ошибался ли он в своих выводах.
Убедившись, что жена в целости и сохранности доставлена в лесной дом, эльф простился с нею, недоверчиво покосился на Юлиану, Кекса и Пирога, после чего отбыл на волшебном поезде в край Зимней Полуночи по засекреченной системе порталов.
Дел у него на севере накопилось невпроворот, только успевай разгребать. Подарки по городам разошли, на письма ответь, магический хаос укроти — тут и продохнуть некогда. Зашился Ли Тэ Ри в ледяном замке безвылазно. Даже сообщения Пелагее с летучими мышами отправлять забывал.
Юлиана тоже вернулась на родину, к корням. Она хотела жить, как белый человек, и пользоваться всеми благами цивилизации, поэтому, недолго думая, устроилась на непыльную офисную работу и пахала там с утра до ночи. Впряглась она, разумеется, ради себя любимой и зубастых паразитов, которым кроме собачьего корма положены собачьи кружки по интересам, собачьи вечеринки и регулярные спортивные состязания в элитном собачьем клубе.
Пока одни суетились, Пелагею окутывала тишина. Годы для неё монотонно тянулись друг за другом, не принося ничего нового. Весна сменяла зиму, за летом неизменно приходила осень. А с нею накатывали воспоминания об осеннем принце. Но пришёл день, когда воспоминаниям настал конец, потому что в жизнь вдруг ворвались краски.
Не из-за Юлианы: она с головой ушла в рутину и слала подруге письма с голубями только по выходным.
Не из-за эльфа: он Пелагею не навещал, и ей приходилось приезжать на север самой.
Но долго в краю вечной ночи и мерзлоты она не выдерживала. Сердце отчаянно просилось домой.
Дома она была счастлива в своём одиночестве, потому что её окружала безусловная любовь. Любовь была в ветре, который нежно касался её волос. Любовь таилась в весеннем цветении лугов, в пыльце берёз и золотых листопадах.
Кю приходил к ней.
Он был пыльцой и листопадами, он был ветром и бутонами душистых цветков. Он был соловьём, который садился на подоконник раскрытого окна, чтобы пропеть для Пелагеи начало нового утра, и Пелагея подкармливала соловья пшеничными отрубями.
Она стала центром его мира, и он был для неё всем. Но догадывалась ли она об этом?
***
Прошёл ещё примерно год. Осень стояла во всём своём великолепии, день ото дня холодало, и нормальные соловьи уже давно улетели на юг. Только этот остался. Сел на ветку берёзы — и давай щебетать.
— Ну сколько можно? — возмутилась Пелагея, задрав голову. — И не надоело тебе птицей притворяться? Послушай, я всегда знала, что ты — это ты. И громом небесным ты был, и росой, и радугой. Ты был колодезной водой, которую я зачерпнула как-то утром. Пуховой подушкой был, одеялом, даже моей верёвкой для сушки белья. Все образы перепробовал. Становись уже собой, не обижу.
Соловей подумал-подумал и спорхнул в траву.
— Что ты, я не настаиваю. Никто не запрещает тебе экспериментировать, — сказала Пелагея. — Можешь превращаться, сколько душе угодно. Но я бы предпочла, чтобы ты почаще бывал человеком. А я… никому не расскажу.
Последние слова она произнесла почти беззвучно, после чего взглянула на небо. Словно по её приказу, зашелестел в кронах пронизанный солнцем дождь.
И Кю принял облик осеннего принца.
И бросился в её объятия.