Дом для Пенси

— Тогда нам пива и еды к нему. Уж больно тяжелый был подъем, — кивает Пенси и благодарно улыбается хозяину. Вторая улыбка достается Фалетанотису, вдобавок к предложению занять стол в самом углу.

— А напарник твой что ест? — понизив голос, интересуется пан Лежич и поглядывает на руинника, что же с ним не так: внешности он, конечно, странной, но не особо пугающей, не такой, как любят описывать неизвестных чудовищ пьяные охотники. — Видерса в собственном соку не держим. А мясо наглых охотников как раз закончилось.

— Хватит и картошки на сале, — смеется Пенси.

Кажется, ей удается подобрать правильные слова, потому что трактирщик уходит, посмеиваясь, качая головой и бормоча себе под нос: «Ну надо же, руинник и картошка на сале, ох, расскажу внукам, будут смеяться!»

— Хороший человек. Любит прибыль. Но и дело свое любит. Тебя любит.

— И много ты своими дейд слышишь? — ворчит Пенси. Фалетанотис поправляет шапку и прикрывает на пару секунд глаза:

— Обычно не много, только самое яркое. Лучше, когда рядом Черный лес. Хуже, когда вокруг много других людей. И тем более хуже, когда толпа охотников.

— А что про меня скажешь?

— Рада. Волнуешься. Для этого дейд не нужны. И как ты узнала, что я люблю картошку на сале?

Пенси фыркает и стаскивает с плеча уже надоевшую куртку. Она-то, конечно, даже не охотясь, поддерживает себя в форме и следит за новостями сообщества, как может. Так что поход на Людоедский перевал — это не настолько тяжело. Но постоянная нужда укутываться, чтобы не привлекать лишнего внимания, особенно когда жар-камни исправно работают, надоедает. Хотя Фалетанотис не жалуется и вообще готов пришить свою шапку к голове.

Сначала руинник ведет себя очень тихо, но постепенно становится всё спокойнее и уже не сидит на месте, вертится, оглядываясь по сторонам. В зале есть, на что посмотреть. С первого взгляда понятно, для кого открыты трактир и ночлежка пана Лежича. По стенам развешаны картинки с дивностями и пряные травы. Со стороны барной стойки на посетителей с укоризной смотрит чучело хровеста — грустное и слегка покосившееся, из-за чего еще более отвратное на вид. На столах, чистых и тщательно протертых, виднеются выцарапанные имена, даты и бранные слова — куда же без них. Разнокалиберные пивные кружки, вереницы глиняных тарелок, запах еды и едва ощутимое горькое послевкусие пива — Пенси откидывается на спинку лавки и прикрывает глаза. Она действительно скучала и по этому тоже.

Картошка на сале оказывается выше всяческих похвал, пиво пьется мягко и настраивает ее на спокойствие и легкий интерес там, где раньше было возмущение. Подумаешь, новые тропы и середина зимы. Да и Людоедский уже не так пугает после всех происшествий, что выпали на ее долю. Ну и пусть она так и не добилась от Фалетанотиса, что именно они будут искать на перевале. Когда найдут — она всё поймет. А если что-то слишком сложным окажется, то Пенси за себя ручается: без знаний она точно не покинет этот Черный лес.

— Люди замечательные, — неожиданно произносит руинник. Он настолько серьезен, что Пенси едва ли не давится пивом. — Они многое не знают, но стремятся узнать: делают предположения, часто неверные, рискуют, проигрывают и наконец находят верный путь или решение. Или не находят. Не то, что карены…

— С чего это ты? — хотя причина того, что Фалетанотис поднял ту тему, которую обычно обходил стороной, заключается в почти пустой кружке пива. До сих пор руинник при ней ничего подобного не пил.

— Карены всегда идут по верному пути. Загадываешь направление — и шагаешь. Всем можно. Но не мне. Ты знаешь, почему я не могу связаться ни с кем?

— Нет.

— Потому что… Не могу, — разводит руками Фалетанотис. — Карены — как давно созданная самая крепкая паутина, один — как ячейка в огромной сети: сколько не растягивай — связь рвется только со смертью паука. Так и тут. Они ходят, где хотят, пропадают, исчезают на долгие годы, но на самом деле не теряют связи с другими. Благодаря дейд они постоянно в контакте, благодаря воспитанию они выстраивают круги близости: как и когда хотят слышать других. И никого не волнует, что ты потерялся, потому что этого никогда не происходило… А я…

— Ты потерялся? — от удивления Пенси даже икает.

— Меня нет в этой сети. Не хватает силы дейд, не хватает сомы. Пока был отец, я мог с ним связаться. Но он умер, а мне стало страшно, — руинник трет глаза и наконец сползает на столешницу, прикладывается к ней щекой. — Когда прошло немало времени. Я привык. Зато я сильный и здоровый. Смотрю на мир. Он интересен. Сам могу узнавать о нем всё. Люди удивительны, но они тоже страшные. Они это нечто другое, многогранное. Они то тесно сбиваются в стаи, то остаются в совершенном одиночестве. Ни то, ни другое для каренов неизвестно. Даже для меня. Мои дейд всё ищут других, таких же как я…

— Тише-тише, — гладит его по плечу Пенси. Руинник что-то еще бормочет, потом сбивается с человеческого на свой родной язык, но постепенно его дыхание становится всё глубже. Фалетанотис засыпает.

Пенси растерянно смотрит на заснувшего на столе руинника: она его точно не поднимет ни сама, ни с паном Лежичем.

— Пусть спит, — советует трактирщик. — Через пару часов он проснется и будет соображать достаточно, чтобы добраться до комнаты и лечь. Уж я-то знаю, поверь.

— Тогда мне еще одну кружечку, — подхватывает пустую кружку Пенси и перебирается к барной стойке.

— Какая ты печальная стала, — сразу замечает пан Лежич.

— Ничего такого, пройдет, — отмахивается Пенси. А сама думает: как, наверное, сложно, когда ты отличаешься ото всех остальных, пусть и хорошо к тебе относящихся. Как тяжело пытаться объяснить то, что другие и представить не могут. Разве что сломав им дейд. И вряд ли родители Фалетанотиса хотели, чтобы с ним случилось такое. Но как она не может убрать рожки со лба Кейры, так никто не мог вернуть в мир всю ту сому, что была нужна, чтобы Фалетанотис стал таким же как и все.

4-11

Пенси уже и забыла, что это такое охота на Людоедском перевале, в диком Черном лесу. За последние пять часов они успевают трижды наткнуться на гнезда игольщиков, едва не падают в ловчую яму курдарки, обходят скопление снеголюбов и под конец, как на десерт, из густых кустов вываливается хорнбарун. Такое чудище она видела только на картинках.

— Да не может быть! — задыхаясь, кричит Пенси. И это действительно так: хорнбаруна в последний раз ловили без малого лет десять назад вблизи Лорских болот, а не на Людоедском. Такого сюрприза она не ожидает, как и прыгучести этого чудовища.

— Осторожно! — Фалетанотис подхватывает ее на руки и какое-то время они так и бегут. Пенси высматривает хорнбаруна и другие опасности позади и по бокам, а руинник мчится через лес.

— Всё, останавливайся, — она хлопает его по плечу. — Оторвались. Удивительно, как тебя вообще поймали? Ну даже если ошибся, то мог бы убежать.

— На самом деле нет, — успокаивает бег Фалетанотис. — Это я сейчас такой быстрый. Лист видерса. Причина. Мы не тренируемся как люди. Среди каренов сома и предрасположенность решает многое. Ты строишь внутри себя крепость. Со временем она всё мощнее. Но у тех, кто пережил уход сомы в раннем возрасте, не найдется достаточно материала для строительства. Меньше защиты. У меня тем более.

Пенси вспоминает, как странно было то, что охотники вышли победителями в той схватке в городе руинников. Против Халиса им, наверное, было бы не устоять. Просто оказывается, что убитые были слишком молоды, и этот мир уже изменил их, сделал их уязвимыми. Вот и Фалетанотису никакие дейд не помогли.

— Если бы я жил среди других, мне стало бы легче, — он замедляет бег и шумно выдыхает: — Добродушное отношение усиливает способности, есть связь с другими — есть жажда к жизни. Нет ее — больше печали. Это беда всех нас.

Пенси сразу вспоминает, как поглощал листья Халис. Наверное, подпитка видерсом не просто давала ему погрузиться в ощущения прошлого, но поддерживала в нем дальнейшую жизнь, заставляла идти дальше. Хотя точно она, конечно, не знает.