Дом для Пенси

И вот теперь что-то произошло с Мичем. Может, это не та самая зараза. Может, он неудачно упал, а лекарства всего лишь временно улучшили его состояние? Мич, опытный немолодой охотник, всегда готовый помочь и посмеяться, неужели он умрет?.. Несколько часов назад, когда она свернула в боковой ход, он был в порядке. Кажется. Но что бы это ни было, оно очень быстро вгрызлось в его нутро.

Пенси приподнимается на носочках и через плечо Каравера всматривается в лицо заболевшего. У Мича все признаки необычной лихорадки: покрасневшее лицо покрывает испарина, тяжелое частое дыхание, слезящиеся глаза, которые, кажется, видят, что не дано другим. Ведь как еще объяснить то, что Мич пытается погладить воздух, приговаривая «мой сын».

Пока Рожен пытается напоить друга лекарствами, Каравер отводит ее в сторону.

— Ты должна выбраться, у тебя особые условия, — видя, как она хмурится, Лоухи качает головой. — Я знаю о твоей договоренности со старейшинами. Многие в экспедиции знают. Удачливым всегда предлагают специальные условия, нас не так просто подписать на чужую авантюру.

— И Тоннор тоже?

— Он-то больше всех орал, что против, пока его не поставили перед фактом: или он идет на условиях союза, или может вообще никуда не собираться, — фыркает Каравер, но его кривая ухмылка безрадостная.

— Что с Мичем? Это — та самая болезнь из историй?

— Хотел бы я знать, — качает головой Лоухи и трет морщинистый лоб. — В старых записях толком ничего не пишут, а я особо не интересовался никогда такой небывальщиной. Мич стал медленнее идти ее вчерашним вечером, но мы все устали, и я не придал этому значения. Сегодня это стало заметнее, но признавать что-либо он отказался. Уже когда ты ушла, с ним случился припадок: стал задыхаться, потерял сознание. Сейчас у него жар и видения. Травм мы не нашли. Я тоже подумал о той загадочной заразе, но у него на ноге нашлись царапины: есть такие отравленные вещества, которые действуют не сразу, да и ядовитые дивности существуют. Будь осторожна в любом случае.

— А не даешь ты мне к нему подходить, потому?..

— Я многое видел и пережил, был в разных ситуациях, некоторыми из них я не горжусь, — суживает глаза Каравер, — но я никогда не нарушал прописанного в контракте. Значит, ты должна выжить. Так что отойди в сторону от заболевшего.

— Хорошо, — безропотно соглашается Пенси, милый старик на мгновение превращается в очень властного, очень опасного человека, и она не решается спорить: — Я нашла воду неподалеку. Стоит ее использовать?

— Для нас, думаю, да. А ты возьми мою запасную флягу.

— Думаешь, вода тоже отравлена? — удивляется она.

— Мы незваные гости на чужой территории, — Каравер произносит то, что все знают, но никто так и не отважился высказать вслух.

Следующие дни становятся бесконечным круговоротом. Страх Пенси разрастается до невероятных масштабов. Иногда она удивляется, как много это чувства способно вместить ее тело. Мич сгорает быстро, его лихорадит всё сильнее и сильнее, и только за несколько минут до своей смерти он приходит в себя. Кажется, он успевает что-то сказать Рожену, но что именно, Пенси не слышит, а подходить ближе к другим охотникам Лоухи ей запретил.

Мич навсегда остается в той комнате, и у оставшихся совершенно нет сил сделать что-либо с его телом. Жар-камень умершего оказывается в кармане у Пенси. Она толком не может понять, когда и кто его туда положил. А следующим днем становится ясно, что всех, кроме нее и Лоухи, потихоньку гложет неизвестная зараза. Они с трудом добираются до комнаты с садом. И тогда Каравер впервые приказывает ей уходить. Но Пенси остается, на расстоянии, в отдалении, между деревьями. Время тает на глазах, а ее страх слишком силен, чтобы идти в одиночестве. Но она знает, что Лоухи Каравер никогда не бросит своих людей и не пойдет с ней. Поэтому остается ждать. Иногда она уходит, чтобы разведать окружающие их коридоры и комнаты, но всегда возвращается.

— Не отдам, я выживу, — шепчет следующей ночью Кевин и так сжимает в пальцах что-то невидимое, что-то важное, что Пенси с трудом унимает сердцебиение. Слишком сумасшедший у охотника взгляд.

Они уже два дня как не сдвигаются с места. Следующим становится Дабрей, и он не кричит, он хохочет: громко, с ноткой веселья в голосе, с хрипами, задыхаясь и кашляя. Пенси закрывает уши ладонями и сворачивается в клубок, прижимая колени к голове. «Пусть это закончится», — просит она, и смех прерывается. Но долгожданная тишина кажется еще страшнее.

Каравер еще пытается протирать лоб мечущегося в лихорадке Рожена. Пенси хочет помочь, видно же, как устал упрямый старик, какими медленными стали его движения, но тот не дает. Хотя на Удачливых, по всей видимости, зараза не действует. Страх внутри Пенси постепенно уменьшается, ведь заразиться она не может. Но вот от мыслей, роящихся в голове, ее тошнит. Осталось ведь совсем немного, всего лишь дождаться, когда окончатся мучения Рожена. Тогда они все успеют: вместе с Каравером они точно выберутся, и она вернется домой.

— Вы тоже сдохнете, — пытается кричать Рожен, но его горло давно пересохло. — Пусть вы и Удачливые, но вы тоже сдохните! Ваши внутренности будут гореть, а глаза чесаться, умершие будут хватать вас за глотки…

Он говорит очень долго. Пенси снова зажимает уши руками и плотно закрывает глаза. Ей не хочется думать о том, как это могло бы произойти с ней. И как у Лоухи хватает сил выдерживать всё это. Ужасно, что хорошие охотники умирают неизвестно от чего, а всё, что ей остается, это наблюдать. И она благодарит судьбу за что-то: может, за то, что она стала Удачливой, и Черный лес не отворачивается от нее даже сейчас.

— Вот и всё, — произносит Лоухи страшные слова. — Его мучения закончились.

— Пойдем, — шепчет Пенси, подбегая к нему. — Скорее пойдем отсюда. Я нашла коридор, где холоднее, где чувствуется свежий ветер. Мы сможем выйти. Не знаю куда, но сможем.

— Ты сможешь, не я… — Каравер поднимает глаза. Лицо его бледное и посеревшее, глаза покраснели, но это не кажется странным — ведь им пришлось много пережить.

— О чем ты? — Она смотрит на Каравера и не понимает, что он имеет в виду. — Ты же Удачливый, у тебя нет симптомов…

Лоухи Каравер невесело хмыкает, и из него будто бы выдергивают какой-то важный элемент, стержень, основу. Его всегда прямая спина сгибается, руки начинают трястись, а поза выдает болезненность. Он наклоняется вперед и сгибается в гулком страшном кашле, прикрывая ладонями рот.

— Если бы я хоть на миг показал, что тоже болен, ты бы не справилась, — он отнимает ладони ото рта — они в крови. Пенси делает шаг назад, потом еще один, и так, пока не спотыкается и едва не падает. — Они были больны, они были не в себе. Я мог держать их в узде и не имел права оставить твою сторону. Ты еще молода и пока здорова. Я же вижу, что тебя не тронула эта зараза. Уходи.

— Каравер, как так? — Пенси не верит. Как он мог так обмануть их всех, как мог продержаться столько? Почему она не замечала, что он болен?

— Возьми припасы, лекарства. И флягу с огневушкой тоже, мне она уже не пригодится, — Лоухи Каравер невесело усмехается и сползает с камня, на котором сидел, на пол.

— Мы пойдем вместе…

Пенси не заканчивает фразу. Нечто не дает и Караверу возразить ей.

Этот странное ощущение пронзает их двоих: то ли биение сердца, то ли легкий выдох, то ли признак движения. Лоухи настороженно буравит Пенси взглядом и не шевелится. Что-то изменилось в коридорах, понимает она. А может, менялось давно, но постепенно. И сейчас, в этот самый миг, это что-то резко заявило о себе. Пенси чувствует, как шевелятся волоски на шее, и вспоминает, что они на охоте, что перечень опасностей не оканчивается на неведомой заразе.

— Уходи, — шевелит губами Лоухи, но не издает ни звука. — Прячься, — почти просит он ее. Пенси зажмуривается: ей жутко, она знает, что это их последние минуты, ей хочется спасти старика. Но жажда жить и вернуться к родным сильнее. Пенси собирает все свои силы и как можно быстрее ныряет между деревьями, цепляется за ствол с наиболее густой кроной и исчезает в листве.