Страница 8 из 10
– Горячий парень, ох, кровь в нем кипит, – покачал головой Василий Ощепков, но останавливать парня не стал. Он, как и остальные, не мог скрыть внутренней дрожи от увиденного ужаса. На поле боя остаются раненые и убитые, враги и свои, только это поле после боя, пускай и длиною в несколько километров. А сейчас перед ними тянулась без конца и края выжженная, разоренная земля, где не осталось ничего живого.
Когда вереница вагонов замерла на месте, вдоль состава побежал красноармеец, привычно выкрикивая во весь голос:
– Из колодцев, из водоемов пить запрещается, набирать воду запрещается. Вода отравлена гитлеровцами перед отступлением! Внимание! Покидать территорию станции запрещается. Внимание! Входить в лес запрещается! Территория вокруг станции заминирована, все источники воды отравлены! Воду и дрова дежурные получают на станции у коменданта. Горячий паек доставят в вагоны. – Особенно нетерпеливых он толкал обратно в вагоны: – Товарищи бойцы, заходите обратно! Повторяю, опасно выходить из вагонов. Территория заминирована, работы только начались! Дежурные, вдоль рельсов идите к палатке, там получите провиант, дрова и воду.
Ощепков и Шубин переглянулись: мертвая земля, не только превращенная в руины и братскую могилу, она еще и смертельно опасна; вода, земля – все немцы превратили в орудие убийства. Территория, где властвует только смерть.
У крайнего вагона раздался шум: женщина средних лет с винтовкой в руках тащила за рукав упирающегося Серго. Тот был покрыт кровью избитых пленных, руки до сих пор были сжаты в кулаки, разбитые об лица гитлеровцев. Навстречу ей спешил однорукий мужчина с красной повязкой на рукаве:
– Что случилось, докладывайте!
Женщина возмущенно дернула вперед Серго:
– Кинулся на пленных, давай мутузить. Пока все не полегли, не остановился. Вот что мне делать с ними теперь? Ишь, герой выискался.
Комендант станции ткнул целой рукой в сторону пленных, которые продолжали мерно тянуть самодельные волокуши, отправляясь за новой партией трупов:
– За такое и под трибунал могу отправить. Оставлю на станции до суда, будешь вместе с ними на равных работать, раз нас работников лишил. У нас план по трудодням и задача – в кратчайший срок восстановить для Красной армии станцию. Чтобы такие, как ты, могли попить, поесть, передохнуть перед передовой. А ты тут устроил самосуд.
Глаза Серго, налитые кровью, с ненавистью смотрели на коменданта:
– Трудодни?! Ты что, ты видел, что там?! Ты видел? Там трупы, мертвецы – дети, женщины, люди висят, как… яблоки на дереве. А после такого они тут ходят, дышат?!
Комендант налился багровым цветом, он схватился здоровой рукой за воротник полушубка:
– Я? Видел я? Я там висел, висел! Понял ты, щенок! Висел там со всеми, если бы не ветка гнилая, то и сейчас бы там висел. Жена там моя, дочка. Ты видел, видел беременную? Это дочь моя! Дочь! Поэтому они живут, – комендант выпустил воротник и ткнул пальцами в застывших в ужасе пленных, которые прислушивались к разговору: – Живут и будут жить и каждый день, каждый день будут платить за свои преступления. Сдохнуть – не страшно, страшно жить, как они! И ты меня не учи, парень, я знаю, как они будут каждый день за все отвечать! За все до конца своей жизни!
Люди вокруг молчали, не решаясь вмешаться в спор. Серго, угрюмый, в крови, застыл, не понимая, как вести себя дальше. Неожиданно тоненькая фигурка – вчерашняя медсестра, которую он удерживал у вагонов, – протиснулась мимо крепких мужчин.
– Пошли, пошли, – девушка подтолкнула Серго к санитарному вагону. – Надо промыть и дезинфицировать руки и лицо. Ну идем. Я сделаю необходимое.
У парня вытянулось от удивления лицо, но девушка была непреклонна. Она затолкала Серго подальше от любопытных взглядов внутрь вагона, где смочила бинт в миске с водой и принялась тщательно оттирать кровавые следы на лице, а потом на распухших костяшках кулаков. Серго с недоумением посмотрел на девушку:
– Ты чего? Я ведь вчера…
Но она поджала губы и продолжила процедуру. Серго залился краской:
– Извини, я дурак, идиот, баран.
Девушка вдруг покачала головой и строго сказала:
– Не надо так ругаться. При девушках нельзя такие слова говорить. Неприлично.
От стыда парень стал почти багровым, даже густая щетина не могла скрыть румянец:
– Прости. Я просто… в детдоме рос, потом в техникуме учился, а там одни мужики. Потом война. Некогда было… про слова учить.
А медсестра вдруг погладила его по густым кудрям тонкими пальцами:
– Ты хороший, справедливый и такой отчаянный. Ты себя береги, характер огненный. Манерам научиться можно, самое главное, что ты настоящий мужчина.
Теперь Серго покраснел от удовольствия, а от похвалы окончательно растерялся – подскочил, уронил металлическую миску, подхватил ее и кинулся к выходу. Только у двери опомнился:
– Я Серго, меня Серго зовут. А ты, тебя, то есть вас?
– Алевтина, вообще, все Аля называют. Ты тоже так зови, если хочешь.
Парень кивнул – хочу и выкатился из санитарного вагона. Кинулся со всех ног к своей теплушке, где уже его товарищи вовсю завтракали сухим пайком. Заварили густой чай, по кругу ходил коробок, полный соли, нарезанный крупными ломтями черный хлеб. Дежурный протянул парню его долю, но тот отмахнулся, кинулся к Василию:
– Разговор есть, товарищ сержант.
Ощепков, прожевав кусок, спросил:
– Срочно, Серго? Жениться решил?
А минер вдруг воскликнул:
– Решил, решил! Она такая, она… одна она такая, если не женюсь, то буду дурак полный.
Мужчины вокруг с удивлением наблюдали за горячим парнем, а тот, ошарашенный нахлынувшими чувствами, метался по вагону. Остановил его грохот сапог снаружи и громыхание двери. На насыпи стоял молодой мужчина в звании капитана, он представился:
– Комиссар десятого стрелкового корпуса, капитан Громов. – Он достал планшет с приказом. – Называю фамилии, берете личные вещи, выходите из вагона и строитесь.
Когда перекличка была закончена, капитан скомандовал:
– В первый вагон шагом марш, там ждите дальнейших распоряжений.
Шаги бойцов затихли, комиссар Громов забрался внутрь теплушки и задвинул тяжелую дверь. В полутемном пространстве остались два десятка крепко сложенных мужчин, в том числе и Шубин, Ощепков и Серго. Комиссар посуровел на глазах, обвел собравшихся перед ним бойцов глазами:
– Товарищи бойцы, вы направляетесь на сивашский рубеж. Ставка Верховного главнокомандования поставила задачу пятьдесят первой армии форсировать залив Сиваш, чтобы выйти в тыл врага и отвоевать позиции, которые помогут нам освободить Крым от армии Гитлера. Наш десятый стрелковый корпус сделает это первым, мы перейдем залив вброд, атакуем узлы немецкой обороны и займем этот рубеж. Ответственная и тяжелая боевая задача, но выполнимая! В двадцатом году товарищ Фрунзе со своими бойцами нанес удар по белогвардейцам. И мы повторим его подвиг! С Сивашского плацдарма начнется Крымская наступательная операция. Главный удар наступления Красной армии – Южный фронт, крымская группировка вермахта – 17-я армия!
Мужчины слушали его внимательно, никто не задавал вопросов. Комиссар еще долго говорил, сообщая о том, что ждет бойцов по прибытии на место боевых действий. Только когда уточнил: «Есть вопросы, товарищи бойцы?» – невысокий, пестрый от веснушек, как яичко, мужчина с соломенными волосами протяжно выдохнул и сказал:
– Товарищ комиссар, это что ж такое вокруг? Мертвая земля, ни домов, ни людей. Даже вода отравленная. Немцы все устроили?
Комиссар кивнул:
– Гитлеровцы при отступлении уничтожают все живое. Топят или сжигают населенные пункты. Взрывают, разрушают все дороги, отравляют воду в озерах и реках. Делают все, чтобы наши бойцы мучились от голода и холода, подрывают боевой дух наших солдат.
Серго выкрикнул со своего места:
– Да после такого мы их голыми руками на части рвать будем! Ненавижу их, буду резать как зверей!
Но комиссар его порыва не оценил: