Маморитаи

— Она полна сил, а мы несколько дней бодрствовали, — Итачи кинул Шикамару один из ключей — Сон полезен для восстановления сил. Я с Саске занимаем пятую комнату, — выставил серебряный ключ — Вы с Наруто-куном четвёртую.

Шикамару покосился на звякнувшую связку. Помимо этих двух, все ключи настолько проржавели и искарёжились, что вряд ли их можно было назвать пригодными. Он потащил упирающегося Наруто на второй этаж, открыл пятое по счёту помещение и кинул друга на выцветшую кровать.

— Спокойной ночи, — обиженно буркнул Наруто, принялся снимать плащ, верхнюю форму шиноби Конохи, развязал хитайате и находясь в белой майке с ярко жёлтыми трусами забрался под пыльное покрывало, смачно чихнув.

Шикамару проделал аналогичные действия, попутно раздумывая над тараканами в голове Итачи. Старший Учиха хотел уединится с Саске, но зачем?

Глава 3

Тусклые лунные лучи заливают пустынную комнату, подобно прожекторам, из небольшого окна с заляпанными стеклами. Бедная обстановка заставляет Саске кривиться, когда он входит внутрь и оглядывается.

Деревянные доски испачканы смоляными пятнами, со стен слезли в некоторых местах зеленые обои, а пыль пропитала пространство настолько, что становится понятно — здесь не убирались по меньшей мере год. Однако Саске заметил несколько следов от подошв, передвинутый недавно светильник на тумбочке и будто протёртые пальцами мазки на изголовье кровати.

Итачи уселся в скрипнувшее кресло, откинул голову на рваную, точно исцарапанную когтями, спинку. Локоть оперся о подлокотник, пальцы второй руки сжали запястье.

Ноздри старшего брата широко раздувались, впускали стылый воздух, из слабо приоткрытого рта вырывались глухие хрипы, похожие на храп, но им не являющийся.

Саске, сидящем в соседнем кресле — на кровать он принципиально не ляжет из-за её далеко аварийного состояния — казалось, что брат спит. Он пускай и ощущал усталость, но сон никак не шёл, поэтому младший Учиха бодрствовал, залипая на кружащие в танце перед ним пылинки, пока дверь подозрительно не скрипнула. Саске напрягся, сжал рукоять находящейся на коленях катаны.

— Это кошка, — от резанувшего, ничуть не сонного, голоса он вздрогнул, резко повернул голову к открывшему глаза Итачи.

И правда: в их спальню нагло вломился ночной бродяга. Кот лапой отворил дверь и рысцой подбежал Итачи, запрыгнул на его колени, потоптался, устраиваясь, обернулся комком со спрятанной головой и громко заурчал. Серую шерсть мягко гладила мозолистая ладонь, иногда останавливалась, чтобы почесать между ушами.

Саске с недовольной миной встал, в намерении закрыть дверь, но Итачи схватил того за предплечье, не поворачивая головы.

— Не нужно.

— Ожидаешь его собратьев? — фыркнул, вырвал руку и вновь плюхнулся обратно, сосредоточенно вгляделся в окно напротив, где слабо сверкали звёзды.

Итачи покосился на брата. Его продолжавший светиться алым взор внимательно бродил по чужому, родному с детства лицу, по прямому, чуть вздёрнутому носу, высоким скулам, тонким, поджатым губам, выдававшим тяжёлые думы владельца, по прилипшей к уголку пряди. Затем он моргнул, почувствовал острые когти, обхватившие указательный палец. Золотые проницательные глаза кота не указывали на среднестатистического бродягу, а скорее намекали на ниннеко, что было невозможно по определению. Никакой чакры шаринган не замечал. Обычный кот. С поразительными глазами.

Итачи слабо улыбнулся. В его голове всплыли приятные, старые воспоминания, отдающие пряным послевкусием на языке, как от фирменного печенья Микото.

Его брату исполнилось пять лет. Весь клан праздновал день рождение второго наследника, дарил подарки, одаривал улыбками и объятиями, бабули смачно чмокали в румяные щёки, а деды тянули за них, словно оторвать хотели. Во всём квартале играла праздничная музыка, горели костры, сжигались ленточки с пожеланием счастья Лидеру клана и его двоим детям. Итачи умыкнул с вечеринки, отвязавшись от Шисуи чудом, или иначе — натравил на него старшее поколение, тем, которым давно за пятьдесят. За шумным пологом, за нараспашку открытой дверью цвела ночь. Небо покрывало тёмно-синим, почти чёрным, бархатом, сияющие белые точки складывались в созвездия, летняя листва играла с порывами приятного ветра, сверчки играли новую песню, а воздух превратился в завораживающие, окутывавшие пары. Итачи брёл по безмолвному кварталу, заглядывал в улочки, с мягкой улыбкой ловил клановых домашних животных и тискал до протестующих визгов. Он наслаждался вечером в спокойствии и умиротворении, иногда прислушивался к дальним гомонящим звукам празднования за спиной.

Итачи замер, когда расслышал выбивающейся из картины безмятежности всхлип. Заинтригованный, чуть обеспокоенный, он медленно побрёл на него, как бабочка на огонь. Он знал, что все дети клана с Саске, в доме Лидера, так что логично предположил, что чужое дитя заблудилось. В полночь. Почти на окраинах деревни.

Тихий, практически немой плачь завёл наследника Учиха к мусорным бакам в позабытым Ками переулке меж домами. Никого в тупике не оказалось. Безмолвие обмануло Итачи, он нахмурился, но решил не заострять внимания, ровно до очередного всхлипа. Рыдающая находка сидела в мусорном баке. Когда Итачи открыл крышку, то брови чуть не поднялись к линии волос. Маленькая черноволосая девочка, сжавшаяся в комок, подняла на него чистые, до омерзения невинные глаза с блестящими бусинками слезинок.

— Т-ты Шинигами? Ты пришёл и меня з-забрать? — тонкий плаксивый голосок отозвался в Итачи тянущей болью в грудной клетке.

— И тебя?

Она слабо кивнула и подняла руки-тростинки. На её коленях распластался безвольной куклой серый котёнок, его грудная клетка не вздымалась, а тельце обвисло в неудобной позе. Со стороны он казался мёртвым, пускай видимых ран не было.

— О-он внезапно… Я н-не ожидала…

Итачи бережно поднял прохладное тельце котёнка, повертел в руках и лукаво улыбнулся.

— Просыпайся, негодник. Я же знаю, что ты живой.

После этих слов маленький актёр встрепенулся, размашисто, с громким мявком, царапнул нос наследника клана, который, противоположно желанию животного, прижал его к груди.

— Ну же, выходи. Живой твой котёнок.

Лицо девочки вытянулось от удивления, рот приоткрылся, а глаза засияли от нескрываемого облегчения и счастья. Она ловко выпрыгнула из бака, встала перед Итачи, но руки к успокоившемуся котёнку не тянула. Лишь внимательно рассматривала спрятавшего мордочку в футболке Итачи негодника.

Пристальный взгляд наследника не остался незамеченным. Девочка замялась, сжимая разжимая кулачки, растёрла грязь на красной — Итачи отметил даже в темноте — от пощёчины щеке. Неожиданно, к шоку наследника, зрачок незнакомки окрасился в красный, а в самом углу закрутилось одно томое. Она опустила подбородок, на землю упало пару слезинок.

— Я-я услышала ш-шум, когда г-гуляла неподалеку… П-пришла… Я ничего плохого не хотела! Честно-пречестно! Э-этот… О-один дядечка… П-прогнал м-меня… Я всего лишь подошла к утковолосому! А он…

«Утковолосому? К Саске?» — прошмыгнула короткая веселая мысль, но быстро исчезла. Одна сторона щеки красная. Итачи подозревал, КАК её прогоняли.

— В-в общем… Я-я…наткнулась на него…хотела уйти отсюда, а тут он…в мусорку прыгает… А мне было так обидно! Так стыдно и обидно из-за того старика! Ну, это… Я и обняла котёнка… Он вырывался по началу… Потом перестал… Я думала, что убила его! — девочка ахнула, вскинула голову, грусть исчезла из чужих глаз, Итачи не понял как, но он оказался сжат в удивительно сильных коротких ручках.

— Спасибо, незнакомец-сан! Вы спасли его! Спасибо вам огромнейшее!

— Я не спасал, котёнок притворялся, — от опешившего состояния Итачи даже не пытался выбраться, тупо, с широко раскрытыми глазами, смотря на девочку.

— Но без вас я бы так и сидела там! Вот, держите! — она отстранилась, вытащила из нагрудного кармана платья маленький мешок с печеньем и протянула все — Микото-каа-сан наказывала правильно благодарить спасителей. Она будет очень, очень! ругаться, если я ослушаюсь, — свободной рукой девочка невесомо погладила красную щеку. Это недвусмысленно намекнуло, как именно наругают и накажут ее.