Страница 7 из 171
Хастред как раз поспел поймать у эльфийского дачного поселка свою по обыкновению разъяренную жену, скромно открутился от ядовитого вопроса, где прохлаждался; узнал, что на одном острове с этими замшелыми снобами она задерживаться не собирается, и пошел искать дальнейшие пути миграции.
Поиск путей привел к порту, где встретился еще один старый знакомый, забредший далеко от исторической родины — сэр Кижинга, нежданно негаданно перековавшийся из блестящих рыцарей в пираты и за это приговоренный к повешению. Вот бы где пригодилась помощь Чумпа, но его уже и след простыл, а послать гоблину мысленное послание не смог бы даже квалифицированный телепат. К счастью, Тайанне еще не успела затушить в себе пламень чувств от встречи с родней, так что ей не пришлось долго намекать на устроение диверсии. Под треск пылающих балок Хастред перерубил уже захлестнувший шею орка канат и уволок висельника с эшафота. От преследования развязанный Кижинга отбивался уже сам за себя и за того парня, ибо при смене класса ему явно позабыли купировать боевые навыки. По инерции они не только отмахались, но и чуть было не захватили местный форт стражи, поскольку орк так лихо мельтешил двумя мечами, что не видел толком, куда идет.
В благодарность за спасение Кижинга пригласил парочку на борт своего пиратского брига, спрятанного от загребущих рук закона в потайной бухточке неподалеку, и вызвался доставить куда будет нужно. Поскольку куда нужно — никто не знал, орк предложил сходить с ним куда нужно ему — далеко на юг, где посреди Черного Континента лежит его родная Мкалама. Сказано — сделано, туда и отправились.
В Мкаламе Кижинга, как оказалось, был на хорошем счету даже с учетом его странной профессиональной рокировки. Не видели местные темные во всех смыслах аборигены никакой разницы между рыцарями и пиратами — те и те, мол, ездят в далекие дали, чтобы там кому-нибудь по башке настучать и отобрать в свою пользу имущество побитого. От пирата толку еще и больше — он может в свой корабль загрузить товары, которые караваном через сухопутную границу еще и не пропустят, и свезти их куда следует. Селиться тут не выглядело хорошей идеей, хотя Кижинга и предложил оставаться сколько влезет в его местной хибарке, более похожей на маленький замок со всеми положенными контрфорсами и бастионами. Зато на восток, в сторону Гундийского океана, ходили большие торговые караваны, и присоединившись к ним можно было проехать весь континент поперек без большого риска, повидать новые страны, продать глаза и вообще культурно провести время.
Путь занял почти полгода, Тайанне по ходу дела сложила, а позже и запатентовала, заклинание-репеллент, а Хастред выучил два новых языка, освоил технику боя ассегаем, три раза травился пальмовым вином и поссорился с целым племенем, нагло утверждавшим, что птицы рок круче драконов (хотя и не видевшим ни тех, ни других — что, впрочем, никак не отменяет их права на собственное мнение).
На восточном побережье Черного Континента тоже процветало торговое мореходство, и следующим пунктом назначения стала Гундия.
Запах в Гундии был тяжелый, и первое, на что обратила свое аристократичное внимание Тайанне — это несклонность гундийцев что-либо с этим делать. Напротив, каждый норовил и свою лепту внести в окружающий колорит, не гнушаясь даже справлением нужды посреди города. Наверное, по образу и подобию здешнего священного животного — коровы. К чужакам здесь относились с подозрением, золото западного мира долго и настороженно пробовали на зуб, а эльфийское происхождение в этих краях воспринималось скорее как отягчающее обстоятельство — некогда господа эльфы пытались возвести тут свою колонию, будучи прельщены теплым климатом, плодородными землями и дешевой рабочей силой, но так и не преуспели. Вполне возможно, что не в последнюю очередь из-за невозможной тяги местного населения все, что угодно, делать под аккомпанемент своих дребезгучих песен и колыхательных танцев, вызывающих у высокоразвитых нервные конвульсии.
Хастред кое-что читал про историю этих мест, и про героев, и про зарождение философии, грозящей однажды попереть все религии, но наверное впервые за всю историю своих путешествий не приглядел себе тут ничего, чем хотел бы заниматься. В брахманы, коим он несомненно являлся по своей природе как записной грамотей и эрудит, его зачислять не поспешили и вообще намекнули на необходимость грамотно переродиться в нужной варне. Тут было бы над чем подумать, но выяснилось, что брахманам и мяса не положено, а это уж совсем не по-гоблински. Воинам, которых набирали из кшатриев, мясо вроде дозволялось, более того, можно было бы попробовать кшатрием-приемышем прикинуться, но к ним предъявлялись такие требования, как здоровое честолюбие, правдивость, благочестие и благонравие, а также многое другое. Что именно означает большинство этих качеств, Хастред знать не знал, а которые таки знал (например правдивость), тех достоверно не имел. Сура, местный заменитель пива, и рядом не плескалась с горландским стаутом, а Тайанне однажды вырвало, когда она наблюдала за массовым купанием гундусов, не снимающих ни сари, ни лыж, в местной мутной реке вместе с коровами. Здорового житья здесь не будет, рассудил Хастред, забил в крышку своего брахманского гроба бутерброд из мяса с копченым салом и пошел искать, кто доставит их на север, в Китонию, обитель одной из Древних Рас — дварфов.
И вот в Китонии наконец, как показалось Хастреду, что-то начало получаться — вроде как в той Скуднотавии, и без опасения, что поехавший крышей конунг всех продаст, потому что для дварфа стойкость — это самое главное качество, его определяющее. А уж самый главный дварф должен быть вовсе не то что кремень какой-нибудь хрупкий, а прямо-таки полимеризованный фуллерит во всех отношениях.
Здесь было красиво и спокойно, дварфы в полях носили широкополые соломенные шляпы, растили рис и ловили рыбу, в недрах тейгов испытывали алхимические смеси. Их письменность Хастред знал с пятого на десятое, но тут быстро взялся наверстывать, попутно и сам пристроился в местную школу обучать будущих купцов и дипломатов многим языкам, какими владел, а заодно и в это их местное кунфу впрягся, для начала по краешку — между делом отметил, что Чумп явно проходил эту же школу, вот откуда у него непозволительная грубому гоблину изворотливость. К Тайанне поначалу отнеслись прохладно, ибо эльфы с дварфами спокон веков собачились почти как гоблины с гномами, но в библиотеки пускали, на улице не задевали, а со временем, когда понятно стало, что гости задерживаются, и вовсе попривыкли и можно сказать приняли. Сами дварфы колдунами были ниже среднего, нечто глубоко личное препятствовало им творить заклинания свободно, как эльфам; но среди них было немало знатоков магической теории, и со временем эльфийку даже на научные советы стали приглашать.
Год летел за годом, случалось всякое, но в основном не сильно значимое. Проездом был посол из Брулазии, оказавшийся знакомым Тайанне и в особенности ее отца Альграмара, и как обычно вызверил рыжую ведьму за краткий срок до полной ручки. Было нашествие гримлоков из недр земли, и мало помогало хваленое кунфу против безглазых чудовищ с шипастыми дубинами, так что Хастреду осталось только по старинке упереться рогом и безыскусно рубиться в проходе, пока в глазах не померк свет, а там не то кавалерия прискакала, не то гримлоки одумались. Были народные волнения против императорского эдикта об ограничении рождаемости в интересах Первого Пакта — в нем, если кто забыл, говорится о том, что слишком много Древних в мире ай-ай-ай, а так вышло, что дварфы как раз подобрались к установленному лимиту в 10% от хумансовой популяции. Волноваться со всеми Хастред не ходил, поскольку его сей эдикт не касался — родить дварфа он бы не смог при всем желании, да и гоблиноэльфенка что-то никак не получалось, невзирая на все старания. Впрочем, не его вина, потому что эльфийская фертильность — вопрос отдельный, ввиду деликатности малоизученный; может статься, они не каждый век напропалую готовы к воспроизводству.