Зараза

Проехали совсем немного, как услышали громкий голос сидящего сзади молодого мужчины.

— Остановитесь, пожалуйста. Кажется мы рожаем.

Его голос ломался от отчаяния. Эйтан выехал на бордюр, и, не выключив мотор, дал свет в салон. Женщина лежала на груди у мужа и тихо стонала, прикрыв глаза. Я вышла наружу, дернула дверцу заднего сидения со стороны ног женщины, заглянув, потрогала ее за руку. Она приоткрыла глаза.

— Сильно болит? — спросила по-английски.

— Она не понимает, — откликнулся муж, — но мне говорит не очень. Она может терпеть, я знаю. И что же делать? До первого медпункта еще час езды.

— Почему же не остались в гостинице? — удивилась. — Там бы ей оказали нормальную помощь.

— Понимаете, — ответил, приглушив голос, — все это началось совсем недавно. А так нам еще почти два месяца до родов. И тут вот это.

Он посмотрел на жену, и потом поднял на меня умоляющие глаза.

— Как ей помочь? Скажите, что надо делать?

— Что делать я не знаю, как помочь тоже. Остается только одно — вам следить за женой и спрашивать ее о состоянии, а тебе Эйтан поторопиться. Может, еще успеем доставить в лечебницу, раз она недалеко. В путь.

И закрыла дверцу. Пристегнувшись ремнями, вспомнила, что даже не спросила, как их зовут. Спросила у Эйтана. Тот тоже не знал. Повернулась к мужчине.

— Как ваше имя и жены?

— А? — очнулся тот и открыл глаза.

— Ваше имя? И жены? — повторила я.

И сквозь шум мотора услышала.

— Мое — Ариэль, а жена — Шарель.

— Ну, вот познакомились, — усмехнулась я и тут же услышала хмыканье Эйтана.

— Ты что? — нагнулась к нему.

— У меня так зовут братишку. А мать Елена, что в переводе тоже Шарель. Вот так случай, — улыбнулся он.

Потом что-то сказал на иврите. Мужчина радостно откликнулся и Эйтан перевел, что тот тоже приятно удивлен и верит, что в такой связи у них все будет хорошо. Я кивнула и прикрыла глаза. И незаметно провалилась в сон. Проснулась от тормоза машины.

— Что случилось? — спросила сонно.

— Кажется, рожает Шарель, — проговорил сквозь зубы Эйтан.

Я повернулась к паре. Женщина уже стонала громко, а у мужа дрожали губы.

— Что будем делать? — еле выговорил он.

— Что-что…будем рожать, вот что, — бросила я и вылезла на обочину. Открыла дверь.

— Вот что, Ариэль, давай оставляй ее там, а сам вылезай. Доставайте ребята из моего баула бутылки с водой и если есть у вас что-то спиртное, нож, огонь, пеленки или чистые тряпки. А еще какую-то шелковую нитку надо или ткань.

Закинув с трудом ноги на сидение и приподняв ее голову, я принялась стаскивать с нее штаны для беременных. Потом приказала Ариэлю придерживать ей голову и переводить мои команды. А пока разбирала все, что приготовили мужчины, и что лежало на моем сидении.

— А вы можете принимать роды? — спросил тихо Эйтан, наклонившись ко мне.

— Нет, конечно, — так же тихо ответила я, — Но часто видела на экране. Думаю, что не так сложно, если само, по природе. Если с осложнением, то тогда худо. Машины, что проносят мимо, не остановишь, вертолет не вызовешь. Он же пытался, верно?

Эйтан кивнул.

— Звонки не доходят.

Я хмыкнула.

— Понятно. Что же, спасение утопающих, дело рук самих утопающих.

И тут вспомнила слова отца, о вляпывании в историю. Да, это про меня. И услышала громкий стон роженицы. Быстро ополоснула руки водой, что полил Эйтан, потом подал мне чистое полотенце.

— Спиртного нет, — констатировала и пошла к женщине, держа руки перед собой, как держат их хирурги перед операцией.

Пощупала живот, подложила чистое полотенце, посмотрела на бледное лицо мужа.

— Эй! — кивнула ему. — Не обмирай. Ты мне нужен живой. Кто будет переводить?

Тот глубоко вздохнул и принялся одной рукой гладить жене волосы и целовать в висок, другая поддерживала ее плечи. Тут она вновь застонала, а потом закричала, выгибаясь. И я увидела, как показалась что-то темное у неё между ног. Я как-то помогала своей подруженции докторице в родах ее йоркширской суки. И хотя подруга была врачом, не могла смотреть в болящие глаза своей любимицы, и мне пришлось работать за нее, при ее подсказках. Все прошло хорошо. Но там была собака, а здесь человек рождается, хотя какая разница. Все то же самое, только больше в размерах.

— Тужься! — крикнула, увидев, как показавшаяся головка скрылась.

Ариэль что-то проговорил ей на иврите, и она натужилась. Я, подправляя потихоньку за плечики, вытянула дитя из лона матери. Быстро завернув в полотенце, отрезала прокаленным Эйтаном ножом пуповину, предварительно затянув ее в сантиметре от животика шелковой ниткой. Ее вытянули из шарелевской блузки. Прочистила носовые проходы ватными палочками и, перевернув на животик, головой вниз, хлопнула по попке. Раз, другой и тот как-то всхлипнул и запищал, тоненько, как щеночек. Да и он сам был очень маленький, с мое предплечье. Это была девочка. Вновь завернув, положила на грудь, улыбающейся сквозь слезы, женщине. Ариэль смотрел удивленно и радостно, что все обошлось и, что лежащий кулёчик, его дочка. Дождалась последа, нажав на живот, и это всё потом закопал Эйтан, спустившись с обочины. Вымыв руки, поговорив с женщиной о самочувствии, села на сидение и уже устало откинулась на спинку переднего кресла. Эйтан сел за руль. Я видела, как подрагивают у него пальцы. Видимо тоже волновался.

Я положила руку ему на плечо.

— Все нормально, — сказала по-русски. — Я читала молитвы. Бог помог. Теперь вперед и без остановок.

Он кивнул и завел машину. Через час мы остановились у медпункта в каком-то пригороде. Я даже не успела прочесть название. Позвонив в дверь, Ариэль ввел свою жену с ребенком и через минуту вернулся за вещами.

— Шарель благодарит вас всех и спрашивает, можно ли нам назвать дочку вашим именем?

Я усмехнулась.

— Можно. Я — Надежда. Это по-русски. А как будет на иврите? — обратилась к Эйтану.

— Тиква, — улыбнулся тот.

Ариэль тоже понял и заулыбался.

— Мы будем вас помнить и молить за вас Бога. Всегда. Спасибо!

Он ушел, а мы продолжили наш путь.

Уже светало.

Впереди еще двое суток до отлета.

Глава Четвертая. "И в какой стороне я не буду, по какой не пройду я траве, друга я никогда не забуду…"

Через час пути остановились перекусить и оправиться.

Уже светало. Съехали в придорожный мотель, и зашли в кафе. Там было пусто, и только в высоком кресле дремал официант. Услышав перезвон металлических пластин у входа, встрепенулся и встал. Я махнула ему рукой не тревожиться и прошла к первому столу. Поставив сумку и пакет с ездой, поинтересовалась туалетом. Тот показал рукой и вновь устроился в кресле, наблюдая за нами с интересом. Эйтан поговорил с ним на иврите. Тот что-то эмоционально говорил и размахивал рукой, а парень кивал. Официант встал и куда-то ушел. Ушел и Эйтан. Скорее всего, в туалет. Я разложила бутерброды на салфетки и поставила два пластиковых стакана, что прихватила еще из гостиничного буфета. Появился официант и в руках у него были две кружки с чем-то горячим. Потом поняла, что Эйтан попросил для нас сварить кофе. Мы позавтракали, заплатили и прошли к машине.

— О чем ты говорил с ним? — спросила я, пристегиваясь ремнем.

— Он тоже озабочен этой пандемией. Спрашивал, что знаю об этом и верю ли, что то все, что говорят, правда. У них все съехали, мотель стоит пустой. Уехал даже хозяин. А его оставил. Но ему некуда деваться, вот и сидит один. Не знает, чего ждать. Спрашивал, знаем ли мы больше того, что говорят по телевизору.

— И что ты ответил?

— Сказал, что сам не видел больных и их смерти, но панику рассмотрел. Спросил про вас. Я сказал, что туристка из России. Скоро улетит назад. Он позавидовал.

— Почему? — удивилась я.

— Не знаю, но думаю, что на вашем канале нет такой паники.

— Это не говорит о том, что ее нет вообще, милый мой. Если не показывают прямо, то либо боятся всеобщей, либо не считают необходимой такую информацию давать людям. Как бы чего не вышло. "Не дразни лихо пока оно тихо". Знаешь такие русские поговорки?