Беломорье

Кто-то стукнул в дверь. Егорка торопливо собрал кредитки со стены. Пришел один из старожилов пригласить к себе в гости молодого богача.

Александр Иванович приучил себя к точности. Вечером раздался звон бубенцов, и под окно боковушки, куда поместили Егорку, подкатило двое саней. Из первых, гремящих колокольцами и запряженных тройкой, молодцевато выскочил кто-то в фуражке и в длиннополой шубе со свисавшей с плеч накидкой. Из других, одноконных, саней неторопливо вышел еще один человек в широченной из оленя дохе и в высокой шапке. Егорка сразу узнал в нем Александра Ивановича, и, едва только приезжие поднялись на второй этаж, Егорка без зова вошел к ним.

Александр Иванович, уже без дохи, расчесывал запорошенную снежком бородку и, румяный, как девушка, весело играя глазами, прислушивался к тому, что почтительно торопливо говорил ему хозяин дома.

— Сегодня, сегодня. Всех сегодня позвать. Завтра с утра в город, — проговорил скороговоркой Александр Иванович.

— Валериан Бернгардович, — обратился он к своему спутнику, — часов в десять выедем, значит, к часу будем в Кеми?

— Безусловно, — ответил тот, сбрасывая на стул шинель с бобровым воротником и отстегивая шашку. Егорка увидел, что барин был одет в мундир с красными кантами и золотыми пуговицами.

— Богданов Егор? — спросил Александр Иванович, заметив Егорку. — Еще вчера узнал, что вы меня здесь ждете. Рекомендую, — обратился он к военному, — герой сегодняшнего дня во всем Поморье. Куда ни приеду, только о нем и слышу! Знакомьтесь. Исправник Валериан Бернгардович фон-Бреверн. Промышленник Богданов Егор… Егор, как по батюшке?

— Богданович, — тихо проговорил Егорка.

От волнения, что сам барин протянул ему руку, у Егорки ладони покрылись потом, и он торопливо обтер их о пиджак.

— Я тоже много слышал о вас, — исправник с таким нескрываемым любопытством стал разглядывать красивого парня, что Егорка застенчиво покраснел.

— Чаю! — потребовал Александр Иванович.

И на столе, заранее заставленном посудой и закусками, тотчас появился кипящий самовар.

— Егор Богданович, — тенорком проговорил Александр Иванович, — за стол!

Никогда Егорка не сидел за столом, где на белой скатерти блестело, сверкало и пестрело такое многоцветие посуды и закусок. Сначала непривычная робость, как в доме Сатинина, охватила его, но Егорка не растерялся. Зорко следя за господами, он в точности повторял все, что делают они, и потому чаепитие проходило вполне благопристойно. Находчивость Егорки понравилась Александру Ивановичу, и парень не раз ловил на себе его благожелательный взгляд. Из-под пушистых, неприятно белесых ресниц исправник искоса посматривал на Егорку и видел, как дрожит его рука, неумело держащая чайную ложечку, как бледнеет и краснеет его лицо, когда сдержанно и односложно отвечает он на вопросы Александра Ивановича.

Должно быть, тот, кто попробовал на своем веку едкую крепость «афонькина зелья», не скоро хмелел от других напитков. Егорка послушно пил все, что щедро наливали ему господа, но застенчивость парня не проходила. В конце концов он все же охмелел и только тогда начал деловой разговор.

Будь Егорка опытным в торговых делах, он знал бы, что не следует начинать деловой разговор напрямик. Надо бы только намекнуть Александру Ивановичу, что от него требуется, и терпеливо ждать решения богатого собеседника. Но Егорка не был опытным хозяином, его мучило нетерпение и тотчас, как только хмель придал ему смелость, он предложил Александру Ивановичу закупить у себя будущий улов.

В ответ скупщик пристально посмотрел Егорке в глаза, затем покосился на исправника, давая этим понять, что не время вести подобный разговор. Александр Иванович знал, что фон-Бреверн не гнушался знакомствами с крупными скупщиками и, в частности, со стариком Сатининым, нарушить дружбу с которым Александр Иванович остерегался.

— Надо подумать, надо подумать, — сухо проговорил он, замечая настороженное выражение лица исправника.

Все более хмелеющий Егорка, которому не терпелось узнать, скупит ли у него Александр Иванович улов, грубо оборвал его:

— Мямлить-то чего? Мои шнеки дадут верных…

Александр Иванович раздраженно почесал подбородок.

— С радостью! Нашлось бы место в моих посудинах. Боюсь, ох, боюсь, что пойду сей год на «Савватие» недогруженным. А все-таки не могу скупить… нельзя-с!

— Почему? Ежели насчет кредита, — во-время припомнил Егорка лишь недавно заученное слово, — так с нашим удовольствием, после ярмарки. Могу обождать.

— На оборотные средства пока не жалуюсь, — развел руками Александр Иванович, — хватило бы у меня и на вас. Честное купеческое слово держу, вот и вся причина.

— Это как? — бледнея, переспросил Егорка.

— Уговор существует между коммерсантами Беломорья, — Александр Иванович досадливо потянул в сторону крахмальный воротничок, словно тот давил ему шею: — ты не тронь моего района, а я не трону твоего.

— Так вы же на нашем становище скупаете?

— Да не от тех хозяев, что промышляют из вашего селения. Ими занимаются Сатинин, Федотов и…

— Я-то волен кому хочу продать! — рассвирепел Егорка. — Я что — сам себе не хозяин? Мои шнеки, мой улов, кому хочу, тому и продаю! Скорей сгною, чем Сатинину или Федотову… И так он, проклятущий, на моем горбу не один рубль…

Егорка запнулся и замолчал, чтобы не напоминать господам о своей недавней покрутчине.

Вынув платок, Александр Иванович провел им по усам и ничего не ответил. У Егорки была возможность продать улов агентам норвежцев, но об этом не хотелось напоминать неопытному хозяину. Александр Иванович рассчитывал через подставных лиц скупить у доведенного до отчаяния Егорки его улов.

— Я тогда сам судно понаймую! — пьяно выкрикнул Егорка.

— Для того, чтобы зафрахтовать судно, надо вперед деньги вносить, — вмешался в разговор исправник, который забавлялся тем, что ловко пускал друг в друга кольца табачного дыма.

— Есть у меня деньги! — и Егорка хвастливо ударил себя по боковому карману. — Есть! Здесь тысяча, да еще дома найдется!

— Тогда ваше дело обеспечено, — успокоил его исправник и с любезной улыбкой обратился к Александру Ивановичу: — Вот и появился у вас новый конкурент…

Пока продолжалось чаепитие, внизу собрались все рыбаки села, с которыми имел дело Александр Иванович, и скупщик отправился к ним.

— Егор Богданыч, — вдруг проговорил исправник, — пожалуй, я удружу вам, я знаю, у кого можно зафрахтовать надежное судно. Раз деньги есть, вы еще, пожалуй, прикупите улов у других, да заодно и продадите.

Егорка просиял от радости.

— Окажите милость… вот уж подмога неожиданная.

— Катим? — исправник, как заговорщик, шутливо подмигнул Егорке. — А то один промышленник очень уж хотел это судно взять.

— Да с нашим удовольствием, — вскочил Егорка. — Я готов!

Но исправник не торопился. Щуря глаза, опушенные густыми белесыми ресницами, он ласково рассматривал парня и медленно допивал чай.

Вскоре кучер исправника запряг свои и Егоркины сани. Отъезжающие нашли Александра Ивановича, окруженного поморами. Он просматривал бумаги, щелкал на счетах и одновременно весело разговаривал с толпящимися вокруг него людьми. Прощаясь с исправником и Егоркой, он нахмурился, посмотрел на Егорку с усмешкой и вновь принялся за подсчеты.

Сопровождаемые лаем разозленных собак, двое саней лихо вынеслись из тихого, уже погруженного в сон рыбацкого села.

Часа через три во мгле блеснули освещенные окна кемских домов. Тройка исправника остановилась, и фон-Бреверн подбежал к саням Егорки.

— На твоей лошади поеду, — усаживаясь поудобнее в широченных санях, заявил исправник, — моих кучер сведет на кузницу, пристяжная расковалась. У меня сегодня ночевать будешь. Говорят, что я занимаю в Кеми лучшую квартиру, а в Питере в таких лишь мастеровщина живет… Все, брат, в этой дыре погано. Ссылка, одним словом!