Архипелаг

— Я люблю тебя, — рыдает Оушен. — Куда ты едешь?! Я тебя ненавижу! Зачем ты уходишь? Останься с нами!

Фиби подносит руку ко рту, кусает костяшки пальцев.

Наконец Гэвин опускается на колени, обнимает дочь. Тело Оушен горячее, сведенное судорогой боли, покрасневшее лицо залито слезами, из носа текут сопли.

— Зачем, зачем тебе уезжать?! — рыдает она.

Гэвин прижимает свою девочку к груди, баюкает ее, как младенца, шепчет на ухо бессмысленные утешения:

— Ш-ш-ш, моя ракушка, мы же собирались завтра позвонить мамочке, да? Ты согласна? Мы позвоним домой, ты поговоришь с бабушкой Джеки, она расскажет, как поживает мамочка. Хорошо? А потом мы попрощаемся с Фиби. Ну-ну, детка, не плачь, я же здесь. Папа здесь. Все будет хорошо.

Оушен поднимает к нему лицо, пропитанное слезами, как спонж водой, судорожно икает и громко шепчет:

— Ведь у Фиби нет мамы, она сама так сказала. У нее нет мамы, и она разрешила мне стать ее мамой. Куда же она едет? Зачем? Теперь у нее не будет мамы. Почему она не останется здесь, с нами?

Слезы текут по щекам Фиби, оставляя за собой сверкающие дорожки.

— Мне очень жаль, — повторяет она.

* * *

Они прибывают в Пуэрто-Линдо в девять утра. Это совсем маленький порт, одна узкая полоска пляжа, окаймленная поросшими лесом горами, которые кишат обезьянами. Пустынное, унылое место, где никогда ничего не происходит. Правда, здесь есть дешевая гостиница, и автобус до Панамы проходит по шоссе дважды в день. Они бросают якорь, спускают шлюпку. Фиби несет свой рюкзак и гитару — мысленно она уже не с ними. Что же, он может это понять. «Далше!» — вот куда она стремится.

И все же… Они ведь провели вместе четыре недели, большую часть нового года.

Аруба осталась далеко позади, нахальные игуаны на причале, пляж Бэби-Бич с его перекормленными рыбами — как будто это произошло в другой жизни. Фиби так здорово помогла им, он благодарен ей от всей души. Так и надо воспринимать то, что преподносит тебе жизнь, решает Гэвин. С благодарностью. Но Оушен еще не пришла в себя, всю ночь всхлипывала и икала, а теперь жмется к Сюзи, которая, конечно, и ведать не ведает об их неприятностях, высунула длинный розоватый язык, пробует ветер на вкус.

Они причаливают к шаткой пристани, и Фиби выпрыгивает из шлюпки. Он передает ей рюкзак, помогает вылезти сначала Сюзи, потом Оушен, которая демонстративно отворачивается. Справа от причала — маленькое кафе, около него привязано несколько шлюпок. За одним из столиков сидит мужчина.

Фиби на одну секунду замирает, приглядывается. И вдруг ее лицо светлеет, она машет рукой, кричит: «Дэниел!» Мужчина оборачивается на крик, встает. Уронив рюкзак, Фиби мчится по качающимся доскам мимо Оушен и Сюзи прямо в раскрытые объятия своего возлюбленного.

Чувствуя себя толстым, старым, нелепым, Гэвин медленно поднимает рюкзак Фиби. Он смущен, ничего не может с этим поделать. С чего ему смущаться? Разве он фантазировал о них с Фиби? Мечтал о чем-то? Что же, возможно, и мечтал… Где-то между отцовским одобрением и благодарностью за помощь представлял ее в роли подруги, допускал возможность близости, ведь Фиби очень хороша собой, почти как та, которую он когда-то выбрал в жены. Но он не умрет с горя от разлуки с ней, да и Оушен переживет потерю. Сейчас они познакомятся с мистером бойфрендом, пожмут друг другу руки.

Гэвин покрепче надвигает на лоб соломенную шляпу и, пройдя по причалу, спокойно окликает Оушен и Сюзи, которые уже повернули прочь от кафе. Он говорит им:

— Нет, девочки, давайте сначала скажем Фиби «до свидания», а потом уже пойдем звонить маме, договорились?

Дочь и собака нерешительно останавливаются. И вот они втроем идут в сторону кафе, и он протягивает молодому человеку руку и сердечно приветствует.

— Меня зовут Дэниел. — Ответное рукопожатие по-мужски крепко.

У него оливковая кожа латиноамериканца, длинные черные волосы, прямой взгляд уверенного в себе самца, настоящего мачо. На вид ему лет тридцать пять.

— Гэвин. А это Оушен и Сюзи.

Друг Фиби оценивающе оглядывает команду, и Гэвин сразу понимает, что мужчина хорош. Понимает, почему Фиби рванула к нему на причале, почему сейчас жмется к его руке.

Дэниел нагибается, приветствует Оушен, та сначала отворачивается, но вскоре поддается на уверенный тон и обаяние и позволяет поднять себя на руки.

— Привет, принцесса! — восклицает Дэниел с сильным испанским акцентом и целует ее в щечку.

Фиби заливается румянцем, незаметно подмигивает Гэвину.

— Мы будем скучать, — говорит ей Гэвин.

— Я не прощаюсь, — откликается Фиби, протягивая ему клочок бумаги. — Это мой телефон. Удачи вам, друзья!

Все вместе они идут от кафе по старой бетонке через кишащий обезьянами лес до гостиницы, приткнувшейся на берегу реки. Оушен едет на плечах Дэниела. Сюзи трусит впереди носом вниз, вынюхивая местные новости. Гэвин несет рюкзак Фиби.

Они прощаются у дверей гостиницы. Гэвин обнимает Фиби, крепко прижимает к себе, а Дэниел спускает Оушен на землю. Девочка сердито смотрит на взрослых снизу вверх, раздраженная тем, что так мала ростом, что еще остается ребенком.

— До свидания, Фиби, — важно говорит она, когда наступает ее очередь, и пожимает руку девушки, как если бы прощалась с юристом или секретарем.

Фиби в ответ обнимает ее и целует.

…Они снова остаются втроем и отправляются на местный почтамт искать работающий телефон-автомат.

Глава 18

ВОРОТА ШЛЮЗА

Лоцман Эдуардо — полноватый краснокожий мужчина средних лет с круглыми щеками и большими белыми зубами. Массивное золотое обручальное кольцо на его пальце отполировано, на губах порхает удовлетворенная улыбка. Они взяли Эдуардо на борт в Колоне, последнем порту со стороны Карибов перед входом в Панамский канал.

Колон напоминает Чикаго начала двадцатого века: на каждой улице орудует по банде. Здесь так небезопасно, что Гэвину посоветовали вообще не сходить на берег, а лоцмана доставили на борт «Романи» на специальном пароме. Эдуардо говорит на ломаном английском, а Гэвин — на ломаном испанском, так что они вполне хорошо понимают друг друга.

Оушен все еще не может пережить расставания с Фиби, сидит задумчивая, хмурая. «Папа, я больше никогда ее не увижу?» Как могла Фиби так внезапно появиться в их жизни и так же внезапно исчезнуть? Сколько разных видов потерь существует на свете? Много, русалочка, очень много. Эдуардо ее нисколько не интересует, Оушен едва смотрит в его сторону. Она ушла в себя, закрылась от мира за своими зеркальными очками в белой оправе.

Они пересекают огромное озеро Гатун, широкое, спокойное, мелкое. Так странно находиться посреди пресной воды, а не соленного моря. Озеро серо-синее, абсолютно гладкое, небо пыльно-лилового цвета. Холмистые берега сплошь поросли шалфеем и поэтому тоже сине-лиловые, а листья на деревьях — багряные, над ними кружатся хищные птицы. Такая тихая и жаркая погода опасна, свидетельствует о надвигающемся катаклизме.

Желтые песчаные берега озера укреплены в виде террас, чтобы не осыпались в воду. Там и сям снуют официального вида водные такси, огромные танкеры, нагруженные контейнерами с товарами, терпеливо ждут своей очереди на вход. Над озером летают аисты и цапли, яхты жмутся к кромке берега.

«Романи» проходит мимо двух катамаранов, связанных вместе для устойчивости — так им будет легче преодолевать шлюзы, когда уровень воды упадет. Они с Эдуардо изучают противоположный берег, паруса спущены, двигатель мерно гудит. Гэвин думает о Тихом океане, ждущем их на другом конце канала. Новый океан, как он их встретит? А дальше лежат Галапагосские острова, зачарованные, загадочные, ожидающие их, как томная, робкая невеста.

Впереди возносится к небесам Мост Столетия, протянутый от темной вершины Золотого холма до горбатой горы слева, соединяющий Панама-Сити с остальной частью Центральной Америки. История Панамского канала наполнена легендами: тысячи людей отдали свои жизни, чтобы построить его, большинство из них погибло от малярии и желтой лихорадки.