Чокнутая будущая

— Мирослава, — тихо позвал он, повернув ко мне голову. Его лица не было видно, но мне хватило и голоса: усталого, несчастного. — Ты можешь остаться?

Упав перед ним на колени, я обхватила руками его голову, прижимая к груди. Укачивала, что-то бормотала, гладила и целовала.

Один нервный срыв на двоих. Бывает.

Пробуждение наступило с головной болью, а я ведь даже не пила. Зато много плакала.

Мне понадобилась минута, чтобы сообразить, где я и что я.

За стеной с кем-то разговаривал Антон.

Часы показывали семь тридцать утра. С кем можно трындеть в такую рань?

Поправив халат и кое-как пригладив волосы, я осторожно выглянула из спальни.

Антон жарил яичницу и болтал по телефону, зажав плечом трубку.

— Только нормальное помещение… Ну в центре… Стоянка, да…

— Доброе утро? — неубедительно предположила я.

Он сбросил звонок, оглянулся, улыбнулся.

— Кофе?

Ой-ей. Вечером не было видно в потемках, зато сейчас полюбуйтесь только: губа разбита, под глазом фингал. Кажется, братская встреча удалась на славу.

— Кофе, — согласилась я, — у тебя молоко хоть есть?

— Сгущенка сойдет?

— О, да.

Антон поставил передо мной тарелку с завтраком, перегнулся, аккуратно коснулся губами моих губ. Он уже успел принять душ, выглядел бодрым, свежим и энергичным. За одну злосчастную ночь умудрился восстать из пепла.

— Ты понимаешь, что примчалась ко мне в халате? — спросил он весело.

— Только в такси и поняла.

— Так сильно соскучилась?

— Просто отвыкла спать одна.

— Это хорошо, — он улыбнулся шире, поморщился от боли в губе, но продолжил улыбаться. — Это очень хорошо.

— Ты меня пугаешь, — сообщила я озадаченно.

Антон еще немного посновал по кухне, досервировывая стол, а потом сел напротив. Уставился на меня, блестя глазами.

— Ну что? — поторопила я его. — Чему мы так радуемся, можно узнать? Кажется, Алеша спустил тебя с лестницы.

— Еще как спустил. Но это совершенно неважно. Я покупаю им с Риммой театр.

— А? — рот распахнулся варежкой. — Как это?

— Ну, выкуплю помещению, сделаю ремонт, оплачу оборудование. Римма как раз села рисовать смету, она женщина расчетливая, хладнокровная. Леха-то точно не способен к административной деятельности, поэтому я и привлекаю его первую жену как совладельца.

— Но это наверное дорого — вдруг взять и ни с того ни с сего стать Карабасом Барабасом?

— Скорее всего. Я выставил на продажу эту квартиру. Да все равно не хватит, — он на мгновение задумался, потом дернул плечом и принялся за еду. — Влезу в кредиты, не впервые же.

— Подожди, — взмолилась я, не успевая за ним. — Что?

— Что? Я все равно собирался переезжать к тебе. Примешь меня нищего и бездомного, Мирослава?

— Ты собираешься ко мне переехать? Насовсем? Навсегда? Со всеми вещами? — переспросила я, чувствуя головокружение.

— Не хочешь? — растерялся он. — Ах да, сгущенка же! Подожди минутку.

Он вскочил, захлопал дверцами шкафчиков, нашел нужный пакет, обернулся.

Я положила вилку, обошла стол и отобрала у него сгущенку. Швырнула ее, не глядя, куда-то в сторону.

Антон следил за мной настороженно, не в состоянии понять реакции.

Кажется, он был готов ко всему. К сердцу прижмет, к черту пошлет, плюнет, поцелует, ну, вы понимаете, да?

Что-то нашло на меня — темное, яростное, жадное. Ухватив в кулак его футболку, я притянула Антона к себе, лицом к лицу. Синяк под глазом наливался фиолетовым.

— Если посмеешь передумать, — хрипло пригрозила я, — если только посмеешь не переехать!

Он выдохнул — с облегчением. Прижал мою голову к своему плечу.

Я дышала его запахом, дышала, дышала.

В груди медленно раскручивались узлы, которые вот уже несколько дней причиняли тянущую боль.

— Ну вот и договорились, — Антон за руку вернул меня за стол, поцеловал в макушку. — Завтракай уже спокойно. Мы же вчера не ужинали. У меня желудок к спине прилип. Правда, — он вздохнул, — может, не от голода, а от страха. Ну вдруг ты меня не пустишь.

Я показала ему кулак — кто его не пустит? Что за разговоры такие?

— Но, Тош, — теперь, когда стало понятно, что Антон никуда от меня не денется, способность мыслить неохотно восстанавливалась. — Ты думаешь, Алеша примет этот театр?

— Ну, не сразу, — что-то прикидывая в голове, ответил он. — Через некоторое время. Ему просто деваться некуда — из русской драмы он вырос, а в экспериментальном театре не прижился. Директор ведь видел всю эту грязь в комментах, видел, и ничего не удалял, пока я ему судом не пригрозил. Других вариантов в этом городе для Лехи нет.

— Зачем они вообще его взяли?

— Главреж давно на Леху глаз положил, да и Римма настаивала. А вот остальной гадюшник… Плевать на них. Режиссера Римма с собой заберет, остальных Леха сам подберет — сколько актерских курсов он провел? Сколотят новый молодой коллектив. Денег эта затея, конечно, не принесет, искусство вообще не про деньги, но зато все будут при деле.

— Он тебя все равно не простит.

— Ну разумеется. Впрочем, я далек от идеи христианского раскаяния, а вот идея с покупкой индульгенции кажется мне весьма здравой, — Антон ухмыльнулся.

Он был человеком действия.

В любой непонятной ситуации ему нужен был четкий план и поэтапное его исполнение.

Страдания ради страданий не казались ему привлекательным времяпровождением.

— У меня есть просьба, — сказал Антон, подбирая сгущенку.

— Угу. Наверное, пришла пора убрать бабушкины вещи. Тебе понадобится место.

Перемены. Перемены.

Необратимые.

Долгожданные? Вовсе нежданные?

— Это как хочешь, — вернувшись за стол, он протянул руку, поймал мою левую ладонь. — Ты не могла бы взять меня с собой, когда поедешь к отцу в следующий раз? Не оставайся одна в такие важные моменты.

— А я поеду?

— А разве нет? Все равно ведь не утерпишь.

— Возможно, но пока мне вообще не до этого.

— С чего бы это? Чем таким неотложным ты занята? Угрызениями совести? А смысл?

— Ну, — я помялась. — Разве люди не должны терзаться после того, как совершили что-то ужасное? Разве не это признак морали?

— Посмотри на происходящее с другой стороны, — предложил Антон с улыбкой. — Если бы мы с тобой не были такими похотливыми мерзавцами, хрен бы Леха получил собственный театр. Кроме того, мы создали ему такую рекламу, что количество подписчиков его личной страницы увеличилось втрое.

— Тебя послушать — так он нас еще и благодарить должен, — усмехнулась я.

Яичница показалась необыкновенно вкусной, а кофе со сгущенкой и вовсе волшебным.

— Это вряд ли. Но Леха великодушно снизойдет до театра, точно тебе говорю. Все наладится, Мирослава, — заверил он меня. А я взяла и поверила.