Чокнутая будущая

Ну, тогда и будем думать, как жить дальше.

— Располагайся, как тебе удобнее, — сказала я.

Автомобиль гордо остановился прямо перед домом. Как пить дать, если он останется здесь на ночь — а он останется — то утро у меня начнется не с кофе, а с визита тети Нади. Возможно, она даже позвонит моей матери, которая, между прочим, даже не поинтересовалась тем, нашла ли я отца.

Антон забрал из салона мою сумку и — тут я вытаращила глаза — внушительный чемодан из багажника.

— Второй месяц с собой вожу, — он опасливо покосился на меня, самоиронично и несколько криво усмехнувшись.

Я зазвенела ключами, открывая калитку. Выглядит как декларация о намерениях. Должна ли я спросить что-нибудь или это будет слишком навязчиво? Как будто я требую гарантий.

Антон похлопал рукой по забору.

— Поменять бы, да? — задумался он.

От такой хозяйственности я даже ключи выронила.

— Обалдел совсем? — жалобно протянула я. — Иди вон… на кладбище своем заборы меняй.

— Кладбище не мое, а муниципальное, — возразил он, поднял ключи и потащил барахло к крыльцу. Я шла за ним и ругала себя за то, что давно забросила практику вытаскивать по утрам карту дня. Была бы хотя предупреждена о том, какие испытания мне уготованы.

В дом я не стала заходить. Прошлась по участку, разглядывая розовые кусты. Они хорошо пережили зиму и пошли в бурный рост. Скоро появятся первые бутоны.

Какими бы ни были жестокими холода, времена, но жизнь всегда берет свое. Алеша оправится после ран, которые я ему нанесла, а у меня однажды исчезнет это противное ноющее чувство в груди. Вот бы провалиться сквозь землю.

Подошел Антон и обнял меня сзади. Уже так привычно уткнулся подбородком в ямочку на плече.

Здорово, наверное, уметь загонять внутрь все чувства и не выпускать их наружу. Возможно, однажды я тоже этому научусь.

Сейчас мне оставалось только изображать невозмутимость и не жаловаться на мучительный стыд. Потому что, как бы я ни страдала, Антону в сто раз хуже.

— Хочешь, сыграем в карты на раздевание? — преувеличенно бодро предложила я.

Он тихонько засмеялся.

— В баню хочу. Пропариться, пропотеться, смыть с себя все.

Это было хорошей мыслью, и я встрепенулась.

— Пойду затоплю.

— Я сам.

Серьезно?

Заинтересовавшись, я таскалась за ним по пятам, наблюдая за тем, как он готовит растопку, тащит дрова из сарая, заливает воду в котел.

Антон даже щедро залил полы и полки водой из шланга, надраил старое дерево. Я сидела в предбаннике, наблюдая через распахнутую дверь за его бурной деятельностью.

Вот уж не думала когда-нибудь увидеть этого человека с тряпкой в руках. У него ведь клининговая фея.

— А бабушка говорила, — протянула я ехидно, — что если на сердце беспокойно, то очень помогает прополка грядок.

Он не дрогнул.

— Так и будешь за мной ходить хвостиком?

— Нельзя?

— Не скучно?

— С ума сошел? Я могу вечно смотреть, как ты шелудишься по моему дому.

Антон фыркнул.

— Что, прости, я делаю?

— Ты три-три, не отвлекайся.

Баня получилась, что надо: жарко протопленная, влажная, наполненная запахом березы.

С моей точки зрения, Антон орудовал вениками чересчур осторожно, бабушка так со мной не церемонилась. Зато я от переизбытка чувств, кажется, перестаралась. По крайней мере, Антон оценил мой талант парильщика как «чуть дух не вышибла».

Вы тоже думаете, что это не было комплиментом?

Но вот вам совет от Мирославы, которая пожила и многое навертехвостила: хорошая баня заменяет пять сеансов психолога. Ну или три, как минимум.

Это сравнение напомнило мне кое о чем.

— Давно хотела спросить, — мы пили липовый чай на кухне, остывали, обсыхали. — Когда и зачем ты начал ходить к психологу?

— После третьего Лехиного развода. Я и сам тогда не понял, как оказалось, что алименты за Арину — это моя ответственность. Ладно, Олег, он ведь рос у меня на руках, но Лиза была… невыносимой. Я готов был на все, чтобы она перестала трепать мне нервы. Но в то же время я так злился, что у меня даже мигрени начались. Мне нужно было на кого-то вывалить все свои эмоции, и я не смог придумать никого, кроме психолога.

— Как ты себя чувствуешь? — тут же спросила я. — Голова не болит?

Он едва-едва щелкнул меня по носу, тут же подул и тут же поцеловал.

— Мирослава, я знал, что однажды придется объясняться с Лехой… ну примерно с того дня, как ты села на поезд и укатила в Москву.

— О, — изумилась я, — почему именно с тогда?

— Ты не представляешь, как сильно я тебе завидовал. Никогда не был способен на такие внезапные решения. Плюнуть на всех, уехать черт знает куда… И еще я понял, что ты все равно в итоге поступишь так, как тебе хочется. А хотела ты — меня.

— Хах! — из меня сам собой вылетел смешок-выдох. Более скромная женщина сейчас бы смутилась. Но я почувствовала гордость. Называйте меня Мирославой-завоевательницей.

Выпутавшись из простыни, я голышом вскарабкалась на табуреточку и приняла торжественную позу. Ну, мне так казалось.

— И что это? — с интересом спросил Антон, блестя глазами.

— Памятник самой себе, не видишь, что ли?

Засмеявшись, он подхватил меня под колени и пересадил на стол.

— Не сметь лапать монумент! Не сметь иметь монумент на кухонном столе!

Я смеялась и выкручивалась из его объятий, чтобы потом тут же прижаться плотнее, обхватить руками и ногами, ощутить его тяжесть на себе.

Ладно, может, я и была мерзкой распутницей, рассорившей двух братьев, но ведь это того стоило?