Чокнутая будущая

Глава 20

— И что, позволь узнать, ты тут делаешь?

— Таксую, — с самым независимым видом ответил Антон.

Хмыкнув, я вручила ему сумку.

Москва наполнила мои опустевшие закрома, компенсировала растраченную энергию.

Наверное, я была латентной кокеткой и прежде, но этот навык разблокировался только после знакомства с Антоном. Он вызывал во мне неудержимое желание подергать его за косичку, ну или за что там мальчиков дергают. Слишком двусмысленно прозвучало? Ну простите, я в ту минуту вся превратилась в сплошную двусмысленность.

Антон закинул мою легкую сумку на заднее сидение, покосился на то, как я задираю нос морковкой, стоя возле пассажирской двери, усмехнулся и обошел машину, чтобы открыть ее.

Скользнув внутрь, я опустила глаза, задумавшись о том, как бы ненавязчиво потрепетать ресницами. Ну то есть как это технически осуществить? Быстро-быстро моргать? Не будет ли похоже на нервный тик?

— Ты хорошо выглядишь, — одобрил Антон.

Ну еще бы. Ежедневные оладушки любую женщину украсят на пару-тройку кило.

— Мерси, мон шер, — томно протянула я, неожиданно вообразив себя кем-то вроде мордовской Софи Марсо.

Зимой, когда на тебе пуховик, вязаная шапка и теплые колготки, сложно выглядеть соблазнительной. К тому же, мне и в голову не пришло хотя бы накраситься.

Но я не унывала.

— Соскучился, милый? — с удобством устроившись на теплом сиденье, безмятежно спросила я, затеяв игру в женатую пару. — Как ты тут без меня? Что у нас на ужин?

Антон, который как раз пристегивался, только глаза закатил. Кажется, он все-таки малость попривык к моим закидонам и уже не сильно им удивлялся. Спросил коротко:

— Куда?

— Домой.

Я не стала уточнять, что имела в виду — мою развалюшку на окраине или квартиру Алеши в центре. Мне было действительно интересно, как интерпретирует это слово Антон.

Он молча тронулся с места. Вырулил с парковки, открыл свое окно, чтобы приложить талон к терминалу — стоянка здесь была платной.

Шлагбаум медленно поднялся, а я подобрала смятый талончик, который Антон небрежно бросил в подстаканник.

Разгладила его.

— Ого! Ты простоял здесь целых тридцать минут. Зачем так долго? Поезда вроде как ходят по расписанию.

— Мне было по дороге, — уклончиво ответил он. — Так ты голодная? Хочешь, заедем куда-нибудь поужинать?

Ага, конечно.

В стареньком свитере Анны Викторовны и ее же вязаных рейтузах я была просто создана для самых шикарных ресторанов. Прежде я довольно равнодушно относилась к деньгам, жила, разумеется, не на широкую ногу, но без сомнений заказывала себе дорогие туфли или сумочки, но после того, как Алеша внезапно заболел, во мне включился режим экономии. Кто знает, что еще может случиться, а я без кубышки. Поэтому в Москве я старалась не тратить деньги налево-направо.

— В другой раз, — пообещала я с улыбкой и погладила рукав его пальто. — Не будь таким нетерпеливым.

Антон промолчал, внимательно глядя на дорогу.

Улицы моей деревеньки совсем замело, и тяжелый джип, как трактор, прокладывал себе дорогу через сугробы.

— Ты же понимаешь, — проворковала я, — что придется как следует поработать лопатой, иначе к дому будет не подойти?

— Лопатой? Да это же мой рабочий инструмент, — не моргнув глазом, объявил Антон.

Я склонилась вниз, разглядывая его обувь. Слава богу, он предпочитал не франтоватые ботиночки, как Алеша, а носил вполне себе тяжелые мартенсы с толстой подошвой.

Что за прелесть эти мужчины, отягощенные здравым смыслом.

За лопатой пришлось бежать к соседке, мой инвентарь мирно зимовал в сарае, до которого еще тоже следовало добраться. Заодно от тети Нади мне досталась двухлитровая банка рассольника, половина буханки черного хлеба и десяток вопросов о маминой свадьбе.

Пообещав рассказать все подробности завтра, я вернулась к Антону с трофеями.

— Спорим, ты даже не знаешь своих соседей, — помахав перед ним банкой с супом, похвасталась я.

— А что бы ты делала, если бы я не встретил тебя на вокзале? — озадачился Антон, забирая у меня лопату.

— Откапывалась бы сама, конечно. Как и каждую зиму до этого. Держи варежки, а то заработаешь мозоли.

— Ты можешь подождать в машине.

— И пропустить такое зрелище?

Снег продолжал валить, уже совсем стемнело, и свет уличных фонарей едва дотягивался до моего двора. Я притаптывала за ним, наблюдая за тем, как размеренно Антон машет лопатой. Работа на кладбище давала свои плоды — он действительно управлялся с ней довольно ловко.

В строгом сером пальто он выглядел феерично, конечно. Дворник с замашками щеголя.

— К утру снова все завалит, — крикнул Антон, прокопав тоннель до крыльца.

— Ну и что? Я снова все почищу. Вся жизнь такая: тебя заваливает, а ты раскапываешься.

Я поднялась по ступенькам, провалившись едва не по колено и не дожидаясь, пока Антон все дочистит. Вход находился под навесом, снега тут было меньше, получилось утрамбовать его сапогами. Повернула ключ и потянула дверь на себя.

Уфф. Дом, милый дом. Щелчок выключателем — свет на крыльце, еще щелчок — в коридоре. Бабушка называла его «сенями».

Внутри было холодно — я оставила отопление на минимуме, просто, чтобы дом совсем не вымерз, а техника не полетела.

Добралась до котельной, повысила температуру и вернулась на улицу, к Антону.

Он аккуратно чистил ступеньки.

— Все-таки ты очень полезный человек, — похвалила я его, — надо было сразу выходить за тебя. Впрочем, это было бы сложно — я ведь даже не блондинка. Как ты думаешь, а не поменяются ли твои предпочтения? Ну, вдруг тебя заинтересуют жгучие брюнетки? Можно, конечно, просто перекрасить волосы, но это уже попахивает мошенничеством.

Подняв голову, Антон оперся на лопату и оценивающе посмотрел на меня.

— Кажется, Москва пошла тебе на пользу, — сказал он, — ты опять жизнерадостно несешь всякую чушь. На дне рождения Олега ты больше походила на призрака, чем на себя саму.

Я спустилась на одну ступеньку и принялась отряхивать его от снега хвостами шарфа.

— Тебе нравится моя жизнерадостная чушь, — заверила я его ласково.

Он засмеялся.

Это случалось так редко, что у меня всякий раз начинало тянуть под ложечкой.

Смех менял это скучное лицо, как… ну, не знаю. Как диско-шар — казенное учреждение. Разноцветные яркие огоньки, от которых становится радостно и весело.

Залипнув от восторга, я провела пальцами по его заснеженным ресницам.

— Красивый, — выдохнула еле слышно.

— Я? — он так искренне удивился, что захотелось заплакать.

И тут, безо всякого предупреждения, на меня нахлынуло такое острое смущение, что стало горячо и неловко, и захотелось сбежать — слишком близко, слишком интимно, флажки! Флажки!

— Возьму пока вещи из машины, — скатившись с крылечка, выпалила я.

— Мирослава.

Ах ты ж боже мой!

Как могла мама дать мне такое неприличное имя?

— А?

— Ключ возьми.

А.

Ничего такого.

Не глядя Антону в лицо, я схватила брелок и по выкопанному туннелю побрела на улицу.

Снежинки на ресницах.

Тепло во взгляде.

Смех.