Чокнутая будущая

Вскочив при его приближении, поспешно потянулась за плащом, но Антон меня опередил. Ловко захватил рукавами мои руки, а это не у всех получается с первой попытки.

Поправил ткань на плечах.

Провел ладонями вниз, до локтей. Показалось — будто кожей к коже, хотя нас разделяло несколько слоев плотной ткани.

Шепнул на ухо:

— Если не можешь раздеть женщину, то остается только ее одеть.

Потерялась в зеркалах, не в силах различить истину от фальши.

Пошатнулась и ухватила со стола бутылку брюта, да с ней и поплыла за Антоном, сомнамбула в красных сапогах.

— Я тебя отвезу, — сообщил он, — раз уж выпить мне сегодня так и не довелось.

На улице моросил дождь, достаточно мелкий, чтобы не испортить макияж, но достаточно меланхоличный, чтобы напомнить: лето закончилось. Впереди нас ждут долгие месяцы скуки и холодов.

В машине я зажала бутылку коленями, обтянутыми черной сеткой чулок, чтобы пристегнуться.

— Куда? — спросил Антон, заводя двигатель. — В квартиру или дом?

— К тебе, — бездумно ответила я.

У него стал интересным профиль: римским. Не в плане правильных черт лица, а окаменевшим. Стиль: мраморная статуя.

Потом Антон, ни слова не сказав, тронулся с места.

Я сделала глоток шампанского и устроилась поудобнее. Плащ распахнулся, поправлять его не хотелось.

Капельки печали струились по стеклу.

Пакет с рулькой благоухал на заднем сидении, сбивая с лирического настроя.

Плотские запахи, плотские желания, плотские люди.

Плоские?

Скорее, черно-белые силуэты, чем объемные и яркие.

А так хотелось — черпать полными горстями.

— Скорее бы декабрь, — проворчала я, — мандарины, гирлянды, деды морозы. Знаешь, я все время плачу, когда на детских представлениях малыши дружно кричат: елочка, зажгись! И елочка зажигается. Чудо.

— Что? — опешил Антон.

— Чу-до, — по слогам повторила я.

— Ты же понимаешь, что специально обученный человек просто втыкает гирлянды в розетку?

— Какая разница, каким образом это происходит. Главное — надежда торжествует. Я часто хожу на детские елки в театре. Мои ушки хороши, а у соседа лучше. Танец веселый наш — это лавата.

— Ненавижу елки, — тут же пошел поперек Антон, — и утренники. И школьные собрания. Хорошо, что Арина с каждый годом все взрослее, а Олег уже научился ходить по кабакам.

— А что любишь?

— Тишину. Одиночество. Сон. Паззлы.

— Тебе что, восемьдесят?

— Ты любишь тишину, одиночество и огород. Тебе что, шестьдесят?

Я засмеялась.

Антон притормозил на мигающий желтый и повернулся ко мне.

— Кстати, о возрасте. Ты никогда не думала о том, что Леха может быть тебе отцом?

— Вот это был бы поворот! — я весело округлила глаза. — Представляешь себе? У мамы инфаркт, у Алеши инсульт, у меня гипертонический криз. Но увы, милый мой, вся эта древнегреческая драма никогда не грядет: я отправляла маме его фотографии и все остальные данные. Знаешь, в школе я на каждого взрослого мужчину смотрела с ожиданием. Мне казалось, вот-вот он воздест руки к небесам и завоет: «О, моя потерянная дочь! Наконец-то злой рок смилостивился над нами!». Но никто не спешил заключать меня в объятия, а вот привычка смотреть на мужчин постарше как на перспективных папаш осталась со мной на всю жизнь. Что ж, кажется, возвращение Будулая мне не светит.

— Больше твоя мать не досаждает тебе?

— Ушла с радаров. С ней такое часто бывает. Я читала в интернете, что у нее роман века, и она собирается замуж. Ее будущий муж на год младше Алеши, тебе не кажется это смешным?

— Не кажется, — он свернул с оживленной дороги в сторону нового и модного микрорайона. Там проросли самые высокие свечки в городе. — Тебе так хотелось отца, что ты вышла за человека, который мог бы им быть. Мне кажется это очень грустным, потому что Леха — не тот человек, который сможет о тебе позаботиться.

— Я вышла за Алешу потому, что такова моя судьба, — провозгласила я торжественно.

Он только фыркнул раздраженно.

Мы бесконечно поднимались в сияющем лифте. В зеркало на меня смотрела взволнованная кокотка — помада почти стерлась, и ее остатки на губах выглядели порочно.

Сквозь плотный загар на щеках пробивался лихорадочный румянец.

Глаза блестели — побочный эффект от шампанского.

На месте Антона я бы схватила меня в охапку и утащила в альков, или что там у него в наличии. На своем месте Антон стоял неподвижно, непроницаемо глядя прямо на меня.

Двадцать пять этажей взгляда в упор.

Вы бы на моем месте тоже нервничали.

Наконец эта пытка закончилась. Каблуки звонко стучали по плитке.

Антон открыл одну из дверей, пропуская меня внутрь.

Я скинула плащ, нисколько не заботясь о том, поймает ли его кто-нибудь.

Помедлила и сняла сапоги. Ши-и-рк — молния, ши-и-ирк — другая. Теплый пол под ступнями. Алый педикюр сквозь сетку.

Я же готовилась соблазнять мужа.

Но вместо этого ступала по просторному холлу чужой квартиры.

— Я могу осмотреться?

— Делай, что хочешь.

Ох, зря он так.

Осторожной кошкой я прошла вперед. Свет включался сам собой — датчики движения. Умный дом, теплый пол, кухня-гостиная, хром и стекло, серая декоративная штукатурка на стенах. Диваны. Темные портьеры — распахнутые. Город лежал внизу, переливаясь огнями.

Спальня: кровать и встроенный шкаф. Ноутбук на столе темного дерева. Ни носка, ни брошенной футболки, ни скомканного полотенца.

У него даже кровать была заправлена.

Кто заправляет кровать, если живет один?

Я провела пальцами по неровному модному покрытию стен, подмигнула репликам Кандинского, задрала голову, оценив сложный потолок с тяжелыми черными светильниками.

Вернулась в гостиную.

Антон стоял в кухонной зоне, глядя на то, как закипает вода в прозрачном чайнике.

— Эта квартира похожа на тебя? — спросила я.

Сходила ко входу и забрала бутылку, которую оставила на полу между брошенными сапогами.

— Эта квартира похожа на моего дизайнера, — ответил он. — Ты удовлетворила свое любопытство?

— Сам же сказал — я не вижу в тебе человека. Вот и пытаюсь узнать тебя получше. Ты ценишь мою покладистость?

Щелкнул, выключившись, чайник.

Антон не стал ничего заваривать.

Обернулся ко мне, склонив голову.

Было в нем в ту минуту что-то хищное, птичье.

— Мирослава, — карамелька-барбариска сжала горло своей сладостью, — верни мне, пожалуйста, мой пиджак.