Чокнутая будущая

Ты вроде как ведешь себя вежливо и прилично, а получаешь вот такие взгляды, будто начала тикать.

Внимание! Это Мирослава! И она вот-вот взорвется. Хорошо бы вам лечь на пол и прикрыть голову руками.

— Я не знаю, что ты там увидела и что себе вообразила, раз стала такой предупредительной, — фальшиво-беззаботно сказал Антон, — но со мной все просто отлично.

— Конечно.

Обязательно когда-нибудь будет.

Не очень скоро. Потому что поверх перевернутой дамы пентаклей танком пройдусь и я.

Бедный Антон. Его ждут по-настоящему тяжелые времена. Куда там будничным пятеркам и десяткам. У нас-то сплошь великие арканы.

Нынешние токсичные со всех сторон отношения покажутся ему детской забавой.

И так мне снова нас стало жалко, его больше, себя меньше, что я едва не заревела.

Торопливо вскочила, отвернулась к самогонному аппарату, следя за капельками дистиллята.

Поправила без всякого смысла термометр.

— Это уже вторая перегонка. Продукт получится чистым, как слеза. Потом я буду настаивать его на орешках и ягодах. Хочешь попробовать? У меня огромные запасы выпивки.

— Я за рулем.

— Заберешь с собой. Подожди, я принесу.

— Оставь. В следующий раз приеду на такси, здесь все равно с парковками туго.

— Не приезжай, — вырвалось у меня. — Не надо.

— Мирослава, — я услышала, что он отодвинул стул.

Поднялся, наверное. Не собирается же он подойти ко мне ближе?

Обнять со спины, обжечь дыханием мое ухо.

Волоски на руках встали дыбом.

Позвоночник сковало холодом.

Я торопливо обернулась.

Антон подошел к раковине и принялся мыть пустую тарелку.

— Ты не слишком-то гостеприимна, — беззлобно заметил он. — Как можно так бессовестно давать от ворот поворот родственнику?

— Разве я похожа на человека, который любит родню? — переводя дыхание, буркнула я.

Получилось враждебно.

Антон поставил тарелку на сушилку.

— По крайней мере, ты была достаточно добра, чтобы накормить голодного родственника. Было очень вкусно, спасибо, — сама вежливость, вы только посмотрите на него.

Осталось только забраться на табурет и провозгласить «спасибо нашим поварам за то, что вкусно варят нам».

— Это просто я надышалась парами алкоголя и потеряла бдительность… Ты приведешь ее на Алешин день рождения?

Он сразу понял, о ком я. Но сделал вид, что нет.

— Кого? — спросил равнодушно.

— Ту женщину, которая истрепала тебе все нервы.

— Понятия не имею, о ком ты говоришь.

— Ну разумеется, имеешь.

Антон закинул в рот ягоду малину.

— Что же, спасибо за обед. Я, пожалуй, поеду.

— Почему ты не знакомишь ее с братом?

В меня как будто бес вселился.

В самом деле.

Он-то навещает Алешиных жен, когда ему вздумается.

А сам, а сам!

— Потому что не терплю конкуренции, — отрезал Антон, направляясь в коридор.

Я последовала за ним.

— Ты думаешь, что она увидит Алешу и решит, что выбрала не того брата?

— Не хотелось бы выяснять это опытным путем.

— У тебя детские комплексы или что?

— Мирослава, — он был вынужден остановиться, чтобы обуться.

Я крутилась рядом, заглядывая ему в лицо. Он крутился, чтобы не дать мне такой возможности.

Странная возня между тапочками и ботинками, если хотите знать.

Запах самогонки.

Вкус карамельки во рту от моего имени на его губах.

Туалетная вода древесно-кожаного семейства.

Плотная ткань его лацканов под моими ладонями.

Поймала.

Загнала в угол.

Смотрела близко-близко, глаза в глаза.

Такие… очень светлого серого цвета с темными прожилками.

— Мирослава, — он смиренно стоял, не двигался. Губы иронично кривились. Мимические морщинки, будто живые, все время складывались в новый рисунок. — Я же знаю, какое произвожу впечатление, и какое — Леха.

— Будет женщина, которая выберет тебя, а не Леху, —прошептала едва слышно.

Он зажмурился, как от вспышки.

Я отступила.

Дышать было больно.

— У меня только один вопрос, — с трудом выговорила я, возвращаясь в ту реальность, в которой я убегала от неприятностей, а не неслась им навстречу со скоростью взбесившегося паровоза. — Как объяснить мое внезапное выздоровление Алеше?

Антон засмеялся, по-прежнему не открывая глаз.

— Ты же врушка, соври что-нибудь.

Как же мне хотелось поцеловать его в эту минуту, вы бы только знали.

Но бабушка меня воспитывала иначе.

Для разнообразия я сказала Алеше правду.

Что испугалась всех его бывших.

— Дурочка, — развеселился он, — ты моя любимая девочка, что ты вообразила себе! Но я рад, что ты здорова, и рад, что ты приедешь. Кстати, ты помнишь, что это костюмированная вечеринка? Придумаешь, что надеть?

Алеша питал слабость к маскарадам и переодеваниям.

— Придумаю. И зря ты гонял Антона ко мне с апельсинами.

— Вы поругались? Я его еле уговорил проведать тебя.

— Просто ты достал его своими женами.

Еле уговорил?

Ах, что вы говорите.

Значит, напрасно мне тут Антон заливал про родственные связи.

Он все понимал куда больше, чем показывал.

Я завершила перегонку, аккуратно помыла самогонный аппарат и убрала его в кладовку.

Слопала миску малины, к которой почти не прикоснулся Антон.

Воображала себе, какие на вкус его губы.

Мое воображение кружило меня в будоражащем вальсе.

Наташа Ростова, собирающаяся на первый бал, не меньше.

Засуетившись, я бросилась в бабушкину комнату, где стояли бесконечные тома русской классики.

Моя бабушка не умела ни шить, ни готовить, зато запойно читала.

Бабушка Ануш не прочла в своей жизни ни одной толстой книжки, зато умела все на свете.

Две идеальные старушки, которые превратили меня в чокнутую девицу.

Листая тома «Войны и мира», я спросила себя: почему бы просто не погуглить? Но это было совсем не то!

Вот: «Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в восемь часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее с самого утра были устремлены на то, чтоб они все: она, мама, Соня – были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых шелковых чехлах, с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque».

Дымковое платье на розовых чехлах с розанами в корсаже?

Нет, тут нужна тяжелая артиллерия.

Я помчалась снова на кухню, схватилась за телефон.

— Роза Наумовна, милая моя, мне очень нужно платье Наташи Ростовой! Ну вы же ставили хоть когда-то «Войну и мир»?

Костюмерша Алешиного театра только крякнула, заслышав такое.

— Мирослава, голубушка, но это вам в оперный надо.

— Да не знаю я никого в оперном, а у Алеши сегодня день рождения!

— Ах ты батюшки, ну что за фантазии! Подождите, я вам перезвоню.