Если ты осмелишься

Здесь они ничего не могут мне сделать. Днем мы на людях. Они просто пытаются меня напугать.

Прежде чем я успеваю подойти к стойке и девушке, ожидающей свою книгу, меня окликает леденящий душу голос Трея.

— Вайолет! Нам здесь нужна помощь.

Я замираю на полпути между ними и студенткой. Ее широко раскрытый взгляд устремляется к Дьяволам и обратно ко мне, прежде чем она бросается вперед, выхватывает книгу из моих рук и, пробормотав “Спасибо”, выскакивает из комнаты.

Пока я застываю, Трей расплывается в кошачьей улыбке.

— Иди сюда, красавица. Мы не будем кусаться. Слишком сильно.

Все они наблюдают за происходящим с кровожадным весельем. Все, кроме Уэса.

Его голубые глаза впиваются в меня, но он почему-то не в восторге от тех мучений, которые они собираются причинить мне на этот раз.

У меня нет выбора. Если я не подчинюсь, какое бы наказание они ни назначили в следующий раз, оно будет еще хуже.

Я медленно подхожу к ним, надеясь, что Эдит выйдет из кладовой и позовет меня. В дверь вбежит студент, которому нужна моя помощь.

Но здесь по-прежнему тихо.

Когда я приближаюсь, Трей похлопывает себя по коленям. Тошнота подкатывает к животу. Я сопротивляюсь, но теперь я слишком близко. Он хватает меня за запястье и притягивает к себе, моя задница оказывается прямо над выпуклостью в его штанах. Между нами ничего, кроме его джинсов и моей тонкой юбки.

Я зажмуриваю глаза, но это не мешает мне слышать низкий стон, срывающийся с губ Трея.

— Ммм… Жаль, что нас прервали той ночью. Я бы заставил тебя кричать.

Я сглатываю желчь и отваживаюсь взглянуть в сторону Уэса.

На его стиснутой челюсти дернулся мускул, его взгляд расплавил меня и Трея бушующим жаром лавы. Это даже не моя вина, и он собирается наказать меня за это.

Справа от Трея Броди ухмыляется, прежде чем его рука опускается на мое колено, поднимаясь все выше и выше, чтобы заглянуть под юбку.

Мои ноги сжимаются вместе, и они хихикают. Слезы застилают мне глаза. Им все равно, где мы находимся и кто может увидеть. На этот раз они не стали надевать маски. Они знают, что им сойдет со мной с рук все, что они захотят.

Трей вытаскивает резинку из моего пучка, волосы волнами спадают мне на плечи.

— Надо было завязать хвост, чтобы мы могли стянуть его. — Мой желудок скручивает, когда он толкает меня на колени Мэйсона, костлявые и болезненные. — Станцуй с ним приватный танец. Он все еще девственник.

— Я не такой, — кипит он. Руки Мейсона, массивные, несмотря на его худощавое телосложение, тянутся прямо к моей груди, сильно сжимая ее поверх свитера и заставляя меня вздрогнуть.

Я прижимаюсь спиной к его груди, пытаясь избавиться от боли, но он только сжимает сильнее.

Трей соскальзывает со своего стула с мерзкой ухмылкой, приседая под столом, где он спрятался.

— Не позволяй ей издавать ни звука. — Он задирает юбку мне на бедра и раздвигает их, заставляя меня ахнуть от внезапного, неистового вторжения. Броуди зажимает мне рот рукой.

Дикий взгляд в сторону Уэса подсказывает мне, что он недоволен, но и не собирается меня спасать.

Конечно, нет. Это он прижал меня к земле в лесу. Это он сделал все, чтобы втоптать меня в грязь.

Горячее дыхание Трея касается моих трусиков. Я пытаюсь вырваться, но Мейсон и Броуди удерживают меня, Трей удерживает мои ноги на месте, как гильотины.

— Держу пари, она чертовски вкусная, — бормочет он.

Скрипит стул, заставляя нас всех подпрыгнуть.

Уэс оказывается рядом со мной, хватает за руку и оттаскивает меня от Мейсона. Его лицо искажено гримасой, и на секунду мне кажется, что он собирается спасти меня.

Но потом он садится и направляет меня к себе на колени.

Он твердый, как скала, между моих ягодиц. Такой твердый, что если бы он вошел в меня, это могло бы быть самой сильной болью, которую я когда-либо испытывала.

Его руки обвиваются вокруг меня, и дело не в том, что он спасает меня или ему насрать на меня.

Это одержимость.

— Убирайтесь, — рычит он своим товарищам по команде.

Трей появляется из-под стола, все еще ухмыляясь.

— Мы только начали немного веселиться.

— Убирайся. Вон.

Теперь улыбка сползает с лица Трея, и его глаза сужаются.

— Что? Теперь она вся твоя?

— Вот как это работает. Я заявил на нее права. Она моя.

Его слова вызывают во мне трепет, даже если не должны. Она моя. Может, я и не чувствую себя в безопасности в объятиях Уэса Новака, но это единственные объятия, в которых я хочу быть.

Трей закатывает глаза, хватая свою сумку. Остальные парни следуют его примеру.

— Как скажешь, чувак. У меня целая очередь хоккейных заек, готовых отсосать мне.

Мы с Уэсом не двигаемся, пока остальная команда покидает библиотеку. Когда остаемся только мы, я готовлюсь к тому, что его губы коснутся моей кожи. Его руки будут скользить вверх по моим бедрам или сжимать мою грудь. Делать со мной все, что делали его товарищи по команде, все, что заводило его и заставляло хотеть попробовать самому.

Вместо этого кокон тепла из его рук исчезает, и он сталкивает меня со своих колен.

— Отъебись от меня.

Я на нетвердых ногах, вырвалась из его объятий, и мне следовало бы поспешить прочь. Воспользоваться этим моментом свободы, безопасности. Но я застыла на месте. Я не могу понять его. В одну минуту он не может перестать хотеть меня, а в следующую прикосновение ко мне вызывает у него отвращение.

В библиотеку входит стайка хихикающих первокурсниц, они собираются вокруг стола в противоположном углу, и я направляюсь к стойке, руки трясутся, а голова идет кругом.

Я должна быть рада, что он не лапал меня, как его товарищи по команде. Рада, что он не воспользовался мной.

Он ненавидит меня. Ему нравится мучить меня. Он мой хулиган.

Но часть меня все еще цепляется за Уэса Новака, которого я знала раньше. Часть меня даже хочет того Уэса, которым он является сейчас.

Меня не волнует, что он груб. Меня не волнует, что это больно.

Вопреки здравому смыслу, вопреки всем инстинктам моего тела, борющимся с моим разумом, я хочу его.

Уэс

Рыжая вернулась, но на этот раз она привела подругу.

Я мог бы заниматься в своей квартире в наушниках с шумоподавлением, обычно это мое любимое место для занятий, особенно после того, как Трей выпил несколько кружек пива и вырубился. Но быть здесь означает держать Вайолет в поле зрения, потреплю хоккейную зайку.

Она даже одевается как библиотекарь. Длинная струящаяся юбка, старомодный свитер под кардиганом. Она не хочет, чтобы ее замечали, и я бы предпочел этого не делать. Хотел бы я прожить хотя бы секунду, не думая о ней.

Гребаному Трею пришлось посадить ее к себе на колени. Обхватил ее своими грязными гребаными руками. Я пытался сдержаться, пытался бороться с желанием вырвать ее из их объятий, перегнуть через стол и трахнуть ее прямо здесь, у них на глазах, показать им всем, кому она принадлежит.

Он вытащил резинку из ее волос и сохранил ее. Как гребаный трофей.

Как только я понял, что он собирается попробовать ее на вкус, я больше не мог сдерживаться.

За столом распространения она улыбается студентке. У меня скручивает живот. Прошло много времени с тех пор, как я видел улыбку на ее лице. С тех пор, как она улыбнулась мне.

— Я так взволнована твоей игрой, Уэс. — Рыжая сжимает мой бицепс. Я забыл, что она рядом со мной.

— Мы должны пойти куда-нибудь отпраздновать это позже, — предлагает ее черноволосая подруга.

— Я планирую это, — говорю я им.

Рыжеволосая водит пальцем вверх-вниз по моей руке, и мне хочется стряхнуть ее.

— Мы действительно хороши в праздновании.

Девушка не распознала бы тонкости, даже если бы это укусило ее в задницу.

— Хорошего дня, — обращается Вайолет к студентке.