Страница 18 из 69
***
– …и вот, она сказала, что его выпотрошили, – договорил Петров. – Ленина выпотрошили. Больше никаких имен не было, и кто выпотрошил, она не упоминала. Не представляю, зачем?
– Чтобы сделать чучело? Но это странно. Хотя, знаете, в этой истории все странно. Женя, вы зря отказались рассказывать Гансу. Ситуация слишком серьезная.
Мы говорили тихо, чтобы не разбудить Приблудного, чей богатырский храп добавлял беседе соответствующий колорит. Несмотря на не самую аппетитную тему, усталость брала свое – адреналин схлынул, и нам все больше хотелось спать.
Петрова, по крайней мере, уже не трясло, и он был в состоянии адекватно воспринимать действительность.
– Наверно, вы правы, – шепнул он мне. – Надо было сказать, но я не подумал. Решил, что дело касается только Лидии Штайнберг. Давайте напишем Гансу завтра с утра.
– Хорошо, – сказал я. – А теперь предлагаю еще поспать.
Мы завернулись в одеяла. Женя сразу закрыл глаза, а я какое-то время наблюдал за ним, после чего, убедившись, что он заснул, позволил себе прикрыть глаза и расслабиться. За ночь в сарае стало холодно и мерзко, но одеяло давало необходимое тепло, и я соскользнул в покой и безопасность.
Снилась Маруся, красивая, как в день моей свадьбы. Мы были в Ялте, гуляли по бесконечным пляжам, и это было так замечательно…
… скрипнула дверь, и я проснулся.
Сарай? Спящий Женька? Что происходит?
Сощурившись, я разглядывал неожиданную темную тень на фоне стены. Тень ощутимо пошатывалась и распространяла вокруг себя стойкое сивушное амбре. Постояв на месте, она прошла мимо меня и на мгновение склонилась над Петровым. Женя шевельнулся и глубоко вздохнул, просыпаясь – кажется, его разбудил запах. Я сощурился, пытаясь рассмотреть, кто там, и потянулся за футляром с пенсне. Нетрезвая тень мотнула головой в мою сторону и, определившись, коршуном пала на храпящего Ваньку Приблудного.
Храп прекратился.
– Красивый какой, – пропела тень, сжимая поэта в страстных объятиях. – Как дамасский клинок…
Раздался звук поцелуя.
После ответного вопля Приблудного не спал уже весь Ташкент.
Глава 7
08.07.1942
Москва. Место: данные изъяты
Имя: данные изъяты
Когда работаешь над большим и сложным проектом, тяжело сделать все идеально. Как бы ты ни старался, проблемы будут, и однозначно. Предусмотреть все мелочи и придушить в зародыше все досадные случайности практически невозможно.
Но еще тяжелее объяснить это дорогому начальству. Которое, конечно, орет не разбираясь.
– Телеграмма?! На столе?! У фашиста?!..
По правде говоря, у меня только запись. По памяти:
«МАДАМ СКАЗАЛА ЛЕНИН ТЧК ВЫПОТРОШИЛИ ТЧК МАВЗОЛЕЙ ТЧК ПОДРОБНОСТЕЙ НЕТ ТЧК ТАШКЕНТЕ НАДОЛГО ТЧК ИЛЬФ ПЕТРОВ».
Нельзя сказать, что это крушение всех надежд, но дорогой начальник орет так, как будто весь его гениальный план вот-вот накроется медным тазом. Борюсь с желанием отойти в сторону, чтобы не попасть под вопли негодования, но в сарае не так уж и много места. Надеюсь, что обойдется без рукоприкладства, а то я, кажется, забыл убрать со стола мой любимый разделочный нож.
По мнению начальства, виноват во всем, конечно же, я. Плевать, что исполнителя вербовал сам начальник, он в Ташкенте и на него не наорать. И вообще, он творческий человек и его нельзя торопить.
Чтобы не нервничать, приходится представлять процесс изготовления чучела вот из этого вот, вопящего. Потом руководство немного успокаивается и начинает разговаривать конструктивно. Выдает список с инструкциями.
Заглядываю в листочек. Так… так, лекарство, провоцирующее сердечный приступ… так, вот в такой дозировке… ага…
Кому?!
– А, может, лучше ликвидируем Ганса Гросса?..
– Да ты, наверное, идиот! – заявляет начальство. – Пока нас расследует фриц, мы хотя бы знаем, куда он копает! Так что давай, не выделывайся. У нас и так кроме… этого, – он кивает на листочек, и кажется, будто у него у самого язык не поворачивается назвать это имя вслух, – дополнительная проблема в виде Петрова и его дружка-еврея.
Начальство тыкает в телеграмму, а я тем временем пытаюсь отойти от шока по поводу нового задания. Пойти, что ли, Гансу сдаться?
Ладно, подумаю о новой цели потом. Пока надо определиться насчет двух путающихся под ногами журналистов.
– Так, а с Петровым я пока ничего не делаю? А со вторым соавтором, Ильей Ильфом? Он нам пока не мешает?
Начальство скучным голосом напоминает, что из двух соавторов «Двенадцати стульев» именно Илья Ильф снюхался с Гансом Гроссом и поставляет ему информацию. А Петров это так, случайный свидетель, которому не повезло встретиться со Штайнберг.
– Вы просто евреев не любите, – неосторожно констатирую я.
– Да что ты понимаешь!.. – взрывается начальство и начинает поносить меня, евреев, Петрова, Ильфа, Минсмерти и всех остальных.
Я снова представляю процесс изготовления чучела, однако истеричные вопли все-таки прорываются сквозь приятные мечты.
К концу десятиминутного разноса мой наниматель возвращается к конструктивному диалогу.
– Насчет Ильфа нужно подумать. Эта скотина померла от туберкулеза, будет достаточно сложно включить его в наш план.
Я нервно сглатываю от открывшихся перспектив:
– И где я возьму туберкулез?..
– Газ, что-нибудь сыпучее в легкие, – предлагает начальство. – Разнарядки на него пока нет, но ты все равно подумай. На будущее. Только не вздумай схалтурить, как с Троцким.
Интересно, сколько еще этот тип собрался припоминать мне Троцкого? Подумаешь, я не смог добыть ледоруб! Начальник сам согласовал ледокол!.. В смысле, нож для колки льда.
Кто же знал, что Ганс Гросс начнет к нему цепляться?..
***
09.07.1942
Москва, Главное Управление уголовного розыска НКВД СССР
Ганс Густав Адольф Гросс
Утро началось не с завтрака, а с таблетки аспирина. Прямо в кабинете, естественно. Кабинет у меня был проходным, народ ходил постоянно – им надо было в лабораторию. Мой нежный помощник Васильченко смотрел, как я запиваю аспирин стаканом черного кофе, и в его глазах стоял ужас. Однако от комментариев он воздержался.
– Да будет вам известно, милейший, что одновременное употребление кофе и аспирина усиливает действие и того, и другого.
– Я понял, товарищ начальник, – уныло сказал помощник. – Гробьте свое здоровье, товарищ начальник.
– Да, да, у нас весь отдел тоже не выспался, – фыркнул я, расправляясь с ароматным напитком из жестяной банки (у нас в отделении другого не имелось, да и я как-то пристрастился именно к растворимому). – Ну, и что у нас на сегодня. Швайне! Это я про себя, – конкретно про то свинское состояние, в котором я прибывал вчера, и которое помешало мне стереть с письменного стола липкие алкогольные следы. – Где мой черный notizblock? В смысле, что это? Учите немецкий, чтобы понимать руководство! Ох, и щеточка для усов!..
Некоторое время у меня заняли поиски блокнота и щетки для усов, крайне необходимой, чтобы привести их в приличный вид. К счастью, эти розыскные мероприятия не заняли много времени – и то, и другое закономерно обнаружилось в моем следственном чемоданчике.
– На сегодня у нас запланировано четыре допроса, – констатировал я, тщательно сверив свои воспоминания с записями в блокноте. – Василий, милейший, езжайте и добудьте мне к часу пятнадцати экономку Романовых. К девяти у меня назначен Петренко, в двенадцать двадцать тот недоумок с велосипедом, как раз успеваем.
– Доставлю, товарищ начальник, – без особого энтузиазма ответствовал Васильченко. – Кстати, меня зовут Александр. Александр Васильченко.
– Александр вам не подходит, – отрезал я.
– Есть «не подходит», – пессимистично изрек Васильченко. – А какой четвертый допрос?