Страница 67 из 82
— Норис, — сказала я, — пошлите за Ольгером. Он гениальный алхимик, может, что-то посоветует медикам. А где Жейнар, мессир Раш?
— Там, — сказал Раш, показав кивком и взглядом. — Там, наверху, тепло… а здесь холодно очень, — и вдруг повалился на руки Валору.
— Шок, — сказал Валор. — Идите, идите, деточка, я ему помогу. Он в относительном порядке.
Я кивнула ему и побежала по лестнице на второй этаж.
Там было совсем не похоже на особняк правителя: там был импровизированный госпиталь. В высоком светлом зале на полу лежали перины, матрасы, — видимо, их собрали со всего дома, — а на них окровавленные и обожжённые люди, которых мне показалось слишком много. Кто-то лежал в забытьи, с кем-то возились медики, пахло порохом, горелым деревом и мясом, кровью, карболкой и хлороформом. Я искала глазами Жейнара — но это всё были взрослые люди. Здесь было до странности тихо, только некоторые из раненых глухо стонали.
— А дети? — спросила я у медика, отмывавшего в тазу с водой окровавленные руки.
— Дальше, — сказал он. — Здесь те, кого выбросило и мы из-под камней вытащили. Рвануло в приёмной герцога, а там много народу было. Тут — счастливчики, остальных разорвало на части.
Я побежала дальше.
Нашла детей в гостиной.
На кушетке лежала девушка. У неё были такие же тяжёлые вороные волосы, как у Раша, и такое же белое лицо, как у него сейчас. Она изо всех сил держалась за руки заплаканной дамы в домашнем сером платье и кусала губы — это она кричала. Её окровавленное розовое платье было задрано, мокрые от крови остатки белья валялись на полу, одну её ногу два медика укладывали в пропитанные гипсом бинты, а второй почти не было — только мешанина костей и кровавых клочьев. Мессир Сейл что-то делал в этой кровавой каше блестящим инструментом, похожим на ножницы, второй такой торчал из глубины раны.
— Ампутация тут нужна, леди Гелида, — говорил Сейл. — Ничего больше не сделаешь. Ампутация — и скорее, пока она кровью не истекла: сосуды плохо видно, не остановить. Мы приготовили стол в столовой, там светлее.
Девушка рыдала и кричала: «Нет! Нет!». Её мать плакала молча.
— Вы заснёте, леди Мельда, — сказал Сейл девушке. — Заснёте — и будет легче, поверьте. Всё будет хорошо, вам повезло: вы выжили…
Мельда кивнула — и снова зарыдала без слёз. Медики переложили её на развёрнутое одеяло и вынесли из комнаты.
Жейнар лежал на высоко подложенных подушках на диване — и пожилой медик что-то делал с его головой. На Жейнаре были клочья обгоревшей и окровавленной рубашки. Мне показалось, что лица у него вообще нет: грудь, шея и лицо — только кровь и обожжённое мясо. Но Раш ошибся: мой парень был жив и не собирался умирать.
И если не увидел, то почувствовал меня. А я ощутила волну его Дара — сильно, совсем не предсмертную.
— Леди Карла! — позвал Жейнар громче, чем, кажется, вообще мог.
— Молчите, молчите, юноша! — сказал медик. — Не надо вам разговаривать.
Я подбежала и присела рядом с ним на ковёр, подала руку — и Жейнар за неё ухватился. Тяпка прижала уши и принялась вылизывать его пальцы. Я смотрела в упор — и поняла, что один его глаз цел: он смотрел на меня. Второго не было.
— Не болтай, — сказала я. — Только выживи.
— Я выживу, — пообещал Жейнар и скульнул, как щенок. — Ужасно больно. Карла… у них не было артефактов.
— Я догадалась, — сказала я, гладя его руку.
— Они пришли вместе с референтом из банка, — сказал Жейнар. — Я думал… они тоже из служащих. У них были… портфели.
— Не надо, не надо разговаривать! — снова сказал медик.
— Леди Карла! — услышала я голос Нориса. — Там, похоже, нашли что-то важное.
— Не могу сейчас, — сказала я и снова попросила Жейнара: — Выживи, пожалуйста. Сейчас приедет Ольгер, у него наверняка есть какой-нибудь эликсир, который ослабит боль.
— Скорее бы, — выдохнул Жейнар. — Иди, Карла, иди. Надо.
— Идите, леди, — сказал медик. — Ему отдохнуть надо, мы хлороформ дадим…
Я поцеловала Жейнару ладонь — клеймо его:
— Не хочу уходить. Тебе будет тяжело одному.
— Надо, надо, — сказал Жейнар. Я чувствовала, как он старается не стонать. — Надо делать… наше дело. Иди. Я тебя тоже люблю… и выживу.
Трудно было его отпускать. Я уже поняла, что ещё увидимся, — и всё равно ужасно трудно. Я еле заставила себя и встала. Повернулась — и чуть не столкнулась с Рашем.
Он выглядел чуть лучше, даже смыл кровь с рук и лица. И спросил:
— Что дети? Как?
— Будут жить дети, — сказала я. — Побудете здесь?
И оставила Раша с Жейнаром. Так оказалось легче.
* * *
Внизу уже работали всерьёз. Толпа зевак всё не расходилась, но теперь жандармы оцепили часть улицы — зевакам пришлось глазеть очень издали. Завал разбирали каменщики, поднимали балку лебёдкой, грузили на подводу обломки. Медики помогали вытаскивать из-под камней останки погибших бедолаг, их укладывали на брезент, расстеленный прямо на снегу, и укрывали простынями. Несколько душ убитых были пока здесь: они не ожидали смерти и ничего толком не поняли, вид у них был потерянный и оглушённый. Валор беседовал с молодой женщиной-духом. У неё не было половины черепа, грудь ей раздавило, наверное, камнем, и она всё пыталась оправиться, поправить воротник или локон — ещё не поняла, что тела уже нет, что это не тело, а её собственная иллюзия. Остальные духи прислушивались: солидный мессир в отличном костюме, со вспоротой щекой и сломанной шеей, симпатичный молодой мужик, по виду коммерсант или подрядчик — от него осталась половина, и выпавшие кишки ниже живота растворялись в серебристом тумане его духовной сути… Им хотелось разговаривать с Валором, я не рискнула мешать. Отпустила Тяпку понюхать развалины: ей явно очень хотелось, она уже не жалась ко мне, а всё время отвлекалась, совала нос в щебень и окровавленную пыль.
Я только сняла с её ошейника весёленький голубой бантик.
Броук разговаривал с алхимиками из жандармерии: у парней на рукавах красовались шевроны с той странной закорюкой, которой алхимики обозначают невозможный на свете философский камень. В руках одного алхимика, тощего юноши в очках, я увидела кусок обожжённой выделанной кожи — даже в таком виде понятно, что качественной.
— Это от портфеля с бомбой? — спросила я, подходя.
— Мы ещё не знаем, леди, — сказал очкарик. — Возможно. Нужно делать анализ.
— Я так понял, — сказал Броук, — что бомбы были у двоих. В двух портфелях. Они выкрикнули: «Сердце Мира, золотой век!» — и швырнули портфели об пол. Милость Господня, не иначе. Нам просто повезло, что Раш уцелел. Чудо.
— Здесь так чисто, что странно, — сказала я. — Вообще не чувствую присутствия ада. Злодеи были не одержимые, а фанатики, наверное. Что-то я их не вижу, кстати.
— Или бахнули того коктейля, который наши возлюбленные соседи из Перелесья называют «голосом бога», — сказал алхимик постарше, с тёмной полоской ожога на подбородке. — Похоже на то, как граф Заболотский описал. Вперёд, без страха и сомнения…
— А что не видите — понятно, — сказал Броук. — Они прошли приёмную практически насквозь и взорвались уже у двери, ведущей в жилую часть дома, мы ещё не достали тела.
— Я духов не вижу, — сказала я. — Они ушли. Предположу, что с ходу провалились в ад — не задерживаясь. Уже само по себе интересно, да?
К подъезду подогнали грузовой экипаж, из него вытащили пару носилок — и медики отправились в дом, очевидно, чтобы забрать раненых в больницу. Жандарм подбежал помочь, загляделся на Валора и чуть не упал — остался стоять, так и глядя во все глаза. Подлетела одноконная коляска лихача, и только что упомянутый граф Заболотский спрыгнул с неё на ходу.
— Леди! — закричал он, ещё не подойдя. — Вы забыли о зеркале! Хорошо, что вспомнил мессир Валор, иначе — сколько бы времени потеряли.
— Да, — сказала я, — прости. Забыла. Они в доме — и остальные раненые ещё там. И Раш там. Попробуй чем-нибудь помочь, да?