Страница 48 из 63
— Привет, утенок, — еле слышно произносит бабуля Бет. Ее кожа голубовато-бледная, а под глазами залегли синяки. — Твоя мама поднимает шум.
Я наклоняюсь над кроватью, кладу свою руку на ее, ощущаю тонкую, как бумага, кожу и нежно сжимаю ее ладонь. Целую ее в щеку и вдыхаю знакомый аромат крема для лица «Нивеа» и лака для волос «Элнетт». Я поднимаю голову.
— Честно говоря, — раздраженно говорит моя мама, — это просто смешно. Привет, дорогая, — она наклоняется и чмокает меня в щеку.
— Теперь, когда ты здесь, Джесс, я пойду выйду на улицу и сделаю пару звонков. Сегодня вечером я должна выступать.
— Все в порядке, — говорю я, обмениваясь взглядами с бабушкой. Она достаточно здорова, чтобы закатывать глаза, поэтому думаю, что, возможно, все не так плохо, как кажется.
Мама выскальзывает из кабинки, а я сажусь на стул рядом с кроватью бабушки Бет, все еще держа ее за руку.
— Так что случилось?
— Ох, это как-то связано с моим сердцем.
Я встревоженно смотрю на нее.
— Беспокоиться не о чем. Небольшая стенокардия, что-то в этом роде.
— Они бы не привезли тебя сюда, если бы не было причин для беспокойства.
Она цыкает:
— Мне просто нужно немного лекарств, и все будет в порядке. Теперь, я хочу, чтобы ты рассказала мне все о том, что происходило, с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Что там с тем приятным Алексом?
Мы говорим о том, чем я занималась в Лондоне, и через некоторое время глаза бабушки закрываются, и она погружается в сон. Я достаю свой телефон из сумки. Не уверена, что вообще должна использовать его в больнице, но я проверяю, нет ли у меня каких-либо сообщений. Первое гласит:
Есть новости? Думаю о тебе. Xx
Конечно, Джеймс уже на связи. Я отправила ему сообщение из поезда, рассказав о том, что происходит.
Привет, говорит сообщение в «ВатсАпп» от Алекса. Я наблюдаю, как на экране появляются точки, предполагая, что он набирает еще одно сообщение. Они исчезают, а затем появляются снова. После приходит остальное сообщение: Бекки рассказала мне, что произошло. Надеюсь, с твоей бабушкой Бет все в порядке — судя по тому, что ты рассказывала, она стойкий солдатик. Дай знать, если я могу что-нибудь сделать? X
Я улыбаюсь.
Появляется медсестра.
— Здравствуйте, миссис Коллинз, — мягко говорит она. Глаза бабушки приоткрываются. — Мы нашли для вас кровать наверху, так что мы просто оформим кое-какие документы и собираемся вас госпитализировать. Вы ближайший родственник? — спрашивает она, поворачиваясь ко мне. Мама все еще где-то разговаривает по телефону, поэтому я киваю.
— Да. Я ее внучка.
— Хорошо, окей, вы можете пойти с ней в палату двенадцать. Вы не знаете, есть ли у вашей бабушки с собой сумка? Рядом со стойкой регистрации есть магазин товаров первой необходимости, если вам нужно купить зубную щетку, салфетки и тому подобное.
Я указываю на сумку в цветочек, которая стоит под моим стулом. Интересно, кто это упаковал — мама или сотрудники ее дома престарелых. Надеюсь, что не мама, иначе половины необходимых бабуле вещей не будет.
— Да, у нее есть сумка. Я проверю ее, когда мы поднимемся наверх.
Проходит еще час, прежде чем приходит проводница и помогает бабушке сесть в инвалидное кресло. Мама вернулась и сказала мне, что ей не удалось уговорить дублершу заменить ее в пьесе. Она выглядит бледной и встревоженной, ее губная помада стерлась, а волосы торчат сзади. Я протягиваю руку и приглаживаю их, и она подпрыгивает.
— Прости, — она проводит рукой по волосам.
— Они торчали, — я прикусываю губу. Где-то на заднем плане раздается грохот, как будто кто-то что-то уронил. Я бросаю взгляд на маму, и она слегка качает головой, как бы говоря, чтобы я не волновалась.
Мама поспешно прощается и уходит в театр.
— Ты такая хорошая девочка, — тихо произносит бабушка Бет. Она выглядит маленькой в своей ночной рубашке и халате — как будто усохла за последние несколько месяцев.
— Тогда пойдемте, дорогая, — весело говорит проводница. — Мы быстро доставим вас наверх.
Палата двенадцать — это небольшая комнатка с шестью кроватями. Все, кроме одной, заняты, и, должно быть, сейчас время посещений, потому что почти во всех палатах сидят члены семьи. На приставных столиках лежат открытки «выздоравливай», воздушные шарики и коробки шоколадных конфет, слышны негромкие разговоры. Приходит медбрат и помогает бабушке подняться с кресла и лечь в постель, пока проводница увозит кресло.
— Вы в лучшей палате, — говорит медбрат теплым, глубоким голосом, похожим на мёд. Бабуля, которая не может устоять перед красивым мужчиной, улыбается ему, позволяя подоткнуть простыни вокруг ее талии и взбить подушки у нее за спиной. — Мы здесь о вас хорошо позаботимся, не волнуйтесь.
Я смотрю, как он, насвистывая, уходит. Это заставляет меня задуматься об Алексе и о том, как он, должно быть, относится к пациентам в своих палатах. Он сейчас занимается ортопедией, как сказал мне на днях, и в основном это пожилые люди со сломанными бедрами. О, и еще одна мать четверых детей со сломанной лодыжкой. Очевидно, она сделала это, играя в роллер-дерби, и сказала, что ей очень нравятся тишина и покой.
Бабушка Бет снова закрыла глаза.
Я пользуюсь возможностью, чтобы ответить Алексу:
Она в палате. Мама ушла в театр.
Мгновение спустя отвечает Алекс:
Ты, должно быть, устала. Где ты остановишься?
Полагаю, у мамы. x
Его ответ сразу же всплывает:
Когда я сказал, дать мне знать, если я смогу что-нибудь сделать, я правда имел в виду именно это. x
Алекс слышал достаточно историй о моем детстве, когда мы гуляли по Лондону, чтобы точно знать, почему перспектива остаться с мамой не вызывает у меня особой радости. Я провела большую часть своей жизни, воспитывавшись в маленьком домике бабушки и дедушки, потому что мамы почти никогда не было рядом. Если она не встречалась с тем или иным парнем, то участвовала в какой-нибудь безумной схеме зарабатывания денег. Ей было всего семнадцать, когда я родилась, и она была счастлива позволить моим бабушке и дедушке воспитывать меня.
— Привет, милая, — говорит другая медсестра, входя в палату. — Просто собираюсь сделать кое-какие записи, — она берет планшет и что-то записывает, измеряя пульс и кровяное давление бабушки.
— Все ужасно заняты, — слабым голосом произносит бабушка.
— Вы знаете, что происходит? — спрашиваю я. — Как долго она пробудет здесь? — чувствую себя немного скованно, ожидая, что что-то произойдет.
— Мы прописали Бет кое-какие лекарства, которые должны снизить ее кровяное давление. Врач приедет завтра утром и проведет обход. Дальше она сама разберется.
— А что насчет сегодняшнего вечера? — я смотрю на часы. Уже половина восьмого.
— Что ж, часы посещений заканчиваются в семь сорок пять, — говорит медсестра, взглянув на часы, — но вы можете прийти завтра.
Чувствую, как меня захлестывает волна беспокойства:
— Что, если я понадоблюсь бабушке?
— Не волнуйся, — говорит бабушка Бет, протягивая руку и нежно сжимая мою. — Я в хорошем месте. Возвращайся к своей маме, увидимся завтра утром. И не беспокойся о кошке — за ней присматривают.
Мне некомфортно оставлять ее здесь. Она выглядит маленькой, увядшей и старой на фоне ярко-белых простыней, и мой желудок сжимается от страха при запахах и звуках больницы, когда я спускаюсь по лестнице ко входу. Мне невыносима мысль о том, что я могу потерять ее.
По крайней мере, мама прислала сообщение, в котором говорилось, что она будет на спектакле до одиннадцати и что ключ находится под каменной кошкой на крыльце. Она переехала в квартиру в неряшливо выглядящей части города, и мне приходится сверяться с картой в телефоне, чтобы убедиться, что я на нужной улице. Поднимаюсь еще по одному лестничному проему — она на третьем этаже, откуда открывается вид на крыши и далекое море. Выглядываю из окна в гостиной, глядя на темное осеннее небо. Подкрадывается зима. Я дрожу, обхватывая себя руками. Здесь есть газовый обогреватель, и я включаю его, нажимая на кнопку пять раз, прежде чем он загорается.