Добрые соседи

© «Хофстра юниверсити пресс», 2043

После истории с кирпичом все обитатели Мейпл-стрит стали сообщниками. Известно, что участвовали члены почти каждого семейства. Образовалось своего рода преступное братство. Злость и несдержанность заставили их действовать без достаточных к тому оснований. В последующие годы многие публично в этом раскаялись.

Впрочем, не все, и именно они-то меня и интересуют. Десять лет спустя Линда Оттоманелли продолжала стоять на своем: «Арло надругался над девочкой. Герти его покрывала. Мы все это знали. Да он же бегал голышом по Стерлинг-парку. Кто-то даже заметил, что у него стоял, и он так гнался за Шелли, что она свалилась в эту дыру. Представляете, как она была запугана? А перед тем он такое с ней натворил, что она весь батут заляпала кровью. Какие еще нужны доказательства?» Все это Линда сказала мне во время беседы в ее квартире в Квинсе, на Флорал-Парк: они с Домиником переехали в более скромное жилье, чтобы оплачивать медицинские расходы. «Вы можете себе представить, каково мне было видеть весь этот ужас? Обсуждать его со своими детьми? Их подругу убили прямо у них на глазах! Причем убийцы, эти чудовища, жили буквально по соседству и совершенно безнаказанно. Неудивительно, что у Марка случился нервный срыв. Неудивительно, что он повесился — спаси, Господи, его душу! А Майкл — думаете, рассеянный склероз начался у него на пустом месте, не от стресса?.. Мне они так и не признались — мальчикам, понятное, за такое стыдно, — но я совершенно уверена, что Арло и над ними надругался. Вот они такими и выросли… что-то их надломило».

С ней согласна и Джейн Гаррисон: «На Мейпл-стрит так было принято: стремись к совершенству, прикладывай максимум усилий, готовь детей к прекрасному будущему, а тут в соседний дом въезжает чудовище — и всему конец. Они как приехали, я сразу поняла. В глазах у него увидела. Да, знаю, его давно нет, но его взгляд так меня и преследует».

«Мы не свихнулись, — говорит Марко Понти. — Мы защищались. Надо было действовать быстрее и решительнее».

Действительно, будущее детей с Мейпл-стрит ждало незавидное. Сыновья Понти в тюрьме. Мишель Сингх в двенадцать лет сбежала из дома. Ее старший брат Сэм в начале следующего учебного года бросил футбол, хотя ожидалось, что он будет играть за университет. Он один из многих детей с этой улицы, кто так и не получил высшего образования, хотя в Гарден-Сити его тогда получали почти все. И наконец, как стало широко известно, лучший друг Фри-цика Адам Гаррисон пристрастился к наркотикам. Не так известно, что употреблять наркотики он начал в то самое лето.

Если принять это во внимание, напрашивается вывод, что все дети были так или иначе травмированы. Мои современники убеждены в том, что убийства на Мейпл-стрит нанесли им непоправимый вред. Дети якобы поныне винят себя за то, что пустили ложные слухи про Уайлдов и тем самым пробудили безумие Реи.

Но похоже ли это на правду? Свидетельства невиновности Арло не слишком убедительны. Не исключено, что те, кто выжил в Бойне на Мейпл-стрит, пожизненно изувечены именно его поступками. Нанесенные им психологические травмы так серьезны, что даже десять с лишним лет спустя они стыдятся рассказать, что же он все-таки с ними сделал.

Пора пересмотреть прошлое и воздать всем по заслугам. Остановив Уайлдов, жители Мейпл-стрит проявили подлинный героизм.

Мейпл-стрит, 120

26 июля, понедельник

Питер Бенчли давно разучился звонить по телефону. Он несколько раз промазал, причем терапевтические зеркала молчаливыми призраками отражали все его движения.

— Алло! У нас в квартале что-то происходит! Снаружи, возле дома Уайлдов, собрались соседи — лиц не разглядеть. Лунный свет озарял их наспех подобранный камуфляж: сияние очерчивало и скрадывало размытые силуэты, окрашивая их в красно-синие тона. Питеру доводилось видеть вещи и пострашнее. В Ираке местный парнишка подорвал самодельным взрывным устройством его командира, а гражданские наблюдали за этим сквозь разбитые окна. Некоторые подбадривали парнишку криками. Так что да, всякой хреновой фигни он видел немало, поэтому прекрасно знал, как выглядит хреновая фигня.

— Вы меня слышите? Пришлите наряд на Мейпл-стрит. — Связь плохая. Сплошные помехи. Питер разъединился, попробовал еще раз.

Снаружи силуэты соседей удлинились в лунном сиянии. Первым шел мужчина, худощавый, широкоплечий. С ним рядом женщина — она двигалась медленно, как будто превозмогая боль. Мужчина закинул назад руку. Бросил что-то по широкой дуге…

Дзинь!

Разбилось стекло.

Из дома донесся вскрик.

— На помощь! — прохрипел Питер в телефон.

Треск.

Встречный сигнал. Питер слышал лишь забитую помехами песню Арло: «Ты киваешь, но не просишь войти». Он разъединился. Попробовал еще раз.

Женщина — наверняка Рея Шредер — передала мужчине еще какой-то боеприпас. Тот замахнулся.

— Тут человека убивают! — выкрикнул Питер в телефон, однако связи не было. Он подтянулся на руках, выглянул наружу. Пока кричал, мелькнула мысль: это происходит по-настоящему или у него все-таки съехала крыша? Пятнадцать лет в родительском доме на обезболивающих, из-за которых и сон, и явь — одинаковые зыбкие химеры.

— Я тебя вижу, Фрицик! Вижу — и позвонил в полицию! — проорал он.

Парнишка успел бросить второй кирпич. Снова грохот, снова крик изнутри. Крик боли.

Соседи обернулись к нему с жутковатым единодушием. Лица их отражали землю, небо, дома впереди, и Питер знал, что если подберется поближе, то увидит и собственное искаженное отражение.

— Вижу! Всех вас вижу! — выкрикнул он.

Точно так же, как и когда открылся провал, жители Мейпл-стрит бросились врассыпную. Кто-то рванул к дому, кто-то укрылся за изгородями.

Кто-то, например Рея Шредер (она слегка прихрамывала), медленно и целенаправленно двинулся к дому. Неспешной походкой. С убийственным отсутствием страха.

У Уайлдов зажегся свет.

Потом раздался еще один испуганный вопль: кричит ребенок, внутри.

Питер выпутался из своих терапевтических зеркал, выкатился в прихожую. Подумал, не разбудить ли родителей — те спят крепко, да и соображают спросонья плохо. Пока объяснишь, что к чему, только время потеряешь. Он заехал на подъемник и опустился на первый этаж.

Кресло для езды по бездорожью стояло внизу у лестницы. Он долго на него копил с пенсии. Питер заторопился. Сел в кресло, отпер входную дверь. На улицу, вниз по пандусу, на тротуар.

Он чувствовал на себе взгляды. Смотрят из окон. Казалось, что зияющая дыра, окруженная оранжевыми конусами, тоже смотрит. Будто он не здесь. В Ираке.

Он подкатил к дому Уайлдов, но там пандуса не было. Питер приподнялся, опираясь культями на подножки, скатился на землю. Пополз, подтягиваясь на руках, животом в черную липкую грязь. Подтянулся на первую ступеньку, задыхаясь от непривычного усилия, все гадая, мерещится ему это или нет. Может, если он сейчас ворвется к Уайлдам посреди ночи, они сочтут его психом.

Он подобрал под себя культи. Очень больно — то место, где раньше были колени, жгло огнем. Мало он сегодня работал с зеркалами. Заколотил по двери чуть ниже ручки.

Бум! Бум!

Воздух жаркий, неподвижный. Вспомнилось то дурное место. Горящий нефтепромысел. Парнишка, протянувший командиру, точно яблоко, бомбу, начиненную гвоздями: миг, которые навеки изменил им всем жизнь.

Бум! Бум!

Открыл мальчик в мятой футболке, босой, и в первый миг Питеру показалось, что он в ловушке. Он снова Там. Прошлое сомкнулось над головой. Преодолев десять тысяч километров и пятнадцать лет.

Мальчуган стоял, засунув руки в трусы. Дрожал от ужаса. Ларри. Ах да, это сын соседей. Ларри Уайлд.

— Все хорошо, — пропыхтел Питер. — Ты не бойся. Папа с мамой дома?

Рядом появилась девочка с забинтованной рукой.