Добрые соседи

— Я видела, как миссис Шредер тебя ударила.

Она вообще дерется.

Герти дотронулась до щеки, вновь ощутила унижение от пощечины.

— Это она от стресса. Если бы тебя, не дай бог, кто обидел, я бы тоже с катушек слетела.

— Ты всех здешних оправдываешь. Можно подумать, ты их боишься.

— Джулия, ты чушь несешь. Вот уж не ждала.

Я всегда…

— Что это за хрень — «Куб боли»? — прервал их, возвысив голос, Арло.

— Это все правда. Знаю, потому что видела. Она мне сама показала. Я даже ее обнять толком не могла. Ей было больно. Если подумать, именно поэтому она никому и не разрешает себя обнимать.

Герти поморщилась. Вытерла подглазья, где скопилась влага.

— А ты уверена, что Шелли себя не сама? — спросила она.

Джулия опустила глаза.

— Тогда ты не можешь…

— Не смей! — выкрикнул Ларри.

— Лапушка, я просто понять пытаюсь, — успокоила его Герти.

— Нет! — взвизгнул Ларри. — Не смей говорить, что она врет!

— Я не говорю! — возразила Герти. — Ты это сам придумал!

— Джулия! — рявкнул Арло.

Все притихли. Джулия шмыгнула носом. Вздрогнула. Спрятала лицо, чтобы скрыть слезы.

— Ты действительно веришь во всю эту хрень? — осведомился Арло.

Джулия кивнула и заплакала так, как плачут, когда на тебя накричали, не показывая лица.

Герти выглянула в окно, на опустевшую улицу. Скользнула взглядом по разливам нефти, уперлась в дыру. В нефти отражалось солнце: размытая радуга, прижатая силой тяготения к земле, чередование синего, черного и красного.

— Инстинкты тебе говорят: надо верить. А ты считаешь, что это правда, — сказал Арло совсем другим тоном.

Джулия кивнула.

— Мама делала ей больно, когда никого рядом не было. Шелли от меня это скрывала. Держала в тайне, потому что ей казалось, что это стыдно. А потом не выдержала. Мама делалась все злее. Вот она мне и сказала. — Джулия прижала ладони к пояснице, провела ими до лопаток. — Она сама бы не смогла. Туда не дотянешься.

Герти не отводила взгляда от дыры. Чувствовала на глазах слезы. Чувствовала, как внутри ее разрывает на части.

— Рея постоянно держала Шелли с собой рядом, ведь правда? Ни на шаг не отпускала. И Чири меня когда-то держала.

Арло напрягся всем телом и жестко сказал:

— Не будем о Чири.

— Да, — согласилась Герти. — Про Чири никто не хочет слышать… Похоже… похоже, это правда. Рея, кажется, один раз мне что-то такое сказала. Только я не поняла.

Джулия разрыдалась.

— Она была моей подругой. Я ее любила, а теперь ее нет.

— Знаю, — откликнулась Герти.

Джулия подошла к Герти. Та придержала ее на расстоянии. Герти не любила обниматься, особенно в тяжелые моменты. Но Джулия не приняла отказа. Оттолкнула материнские руки, приникла к ее груди. Герти прижала к себе дочь — сердце неслось вскачь, клочковатые мысли разлетались в разные стороны.

— Если бы я знал, — прошептал Арло. Напряжение уступило место безвольности и честности.

— Мы могли ей помочь, — пробормотала Джулия.

— Возможно. Но несчастный случай есть несчастный случай, — произнес Арло. — Она упала. Тут даже ее мама не виновата.

— Она тебя любила, — добавила Герти. — А ты ее.

Лицо Джулии сморщилось, слезы продолжали капать.

— Я ни с кем так не любила говорить, как с ней, когда она не вредничала. Да нам и говорить-то было необязательно. Мы слишком хорошо знали друг друга. И все же она что-то от меня скрывала. Ей было больно. А что, если она очнется там, внизу, совсем одна? И решит, что я ее бросила?

— Ты не виновата, — произнесли все хором, даже Ларри. — Не виновата, — повторили они.

Она обмякла, точно одурманенный ягненок, опустила голову Герти на плечо. Ларри погладил ее по курчавым волосам. Арло подался вперед и своими тощими, покрытыми жуткими татуировками руками обхватил всю семью — попытался замкнуть в круг, но не сумел.

Джулия произнесла очень тихо:

— Я когда вырасту, буду спасать детей. Всех детей.

— Да, — ответили ей, зная, что она говорит серьезно. Знали: когда она вырастет, то станет такой ради Шелли. — Да, обязательно.

В конце Джулия попросила остричь ей волосы совсем коротко, как у Шелли. Так они и сделали, скрепили тридцать сантиметров курчавых прядей резиночками, положили в ящик из-под сигар. Каждый вбил по гвоздю в угол ящика. Потом они приняли душ, нарядились в лучшие свои летние одежды. Не в черное: мать и дочь — в красивые цветастые платья, Арло — в гавайскую рубашку (кровь уже отстирали), Ларри, как всегда, в зеленое. Прикинули, не закопать ли ящик на заднем дворе, но все знали заранее, на чем сойдутся.

Отправились в Стерлинг-парк. Миновали оранжевые столбики, заградительную ленту. Никого из спасателей не было — они теперь по выходным не появлялись. Дыру уже закрыли новой платформой, потолще. Все встали у края на колени. Вытащили шесть скреп, приподняли угол.

Из дыры поднимался сладковатый пар. Они все вместе столкнули ящик вниз. Падал он так долго, что всплеска они не услышали.

Арло прибил скрепы на место. Убедился, что платформа держится прочно. Они пошли домой, на душе полегчало. Джулия сорвала несколько цветков гортензии, обвязала листиком. Герти вытащила из сумочки ручку, написала на своей визитке:

Записку оставили у Шредеров на крыльце. Потом дошли до дома — нужно было немного очухаться.

В ту ночь спали они крепко, без снов, дети в одной постели с родителями, прижавшись друг к другу. Утром пили кофе, ели сладкие хлопья, играли на губной гармошке. Новый день придал им оптимизма. А потом в дверь позвонили. За ней стояла полиция.

Два инспектора, черно-белая полицейская машина припаркована у входа. Герти решила, что эти двое работают в паре, — но кто ж знает, как там у них принято? Оба в штатском, предъявили жетоны. Собственно, даже дали в руки, чтобы Герти и Арло прочитали каждое слово.

Первая — чернокожая в возрасте по имени Дениза Хадсон, второй — помоложе, рыжеволосый азиат, зовут Геннет. У обоих на форменных рубашках проступал пот. Они сообщили Арло и Герти, что просят их проехать в участок. Прямо сейчас.

Улыбкой никто из инспекторов не оделил даже детей.

Именно это стало для Герти первым дурным предзнаменованием, причем самым ошеломительным.

— Конечно, поехали! — сказал Арло срывающимся от нервов голосом.

После переговоров с Герти и инспекторами Арло повел детей к дому Фреда и Бетани. Хотя Бетани лежала на диване, подпертая и обложенная подушками (глаза ее, казалось, были обведены размазанной синей подводкой, на деле это был естественный цвет), Атласы согласились присмотреть за детьми.

— Лапочки мои, — проворковала Бетани. — Фред! У нас для них молочко найдется? Принеси молочка! — Она поморщилась, вытянув шею, чтобы взглянуть на детей: даже такое крошечное движение причиняло ей боль. — Солнышки мои! А принесите-ка сюда колоду карт! Я с вами в рамми поиграю.

Арло с извиняющимся видом посмотрел на Фреда и пожал плечами.

— Я твой должник, дружище.

Фред — вид у него был измотанный — стиснул Арло плечо. Последние два похода в кино они пропустили — жизнь вносила поправки.

Ей это в радость, — сказал Фред. А потом погромче, чтобы слышно было инспекторам снаружи: — Будет дело серьезно — звони. У меня есть знакомые в прокуратуре.

Арло с Герти сели в свой «пассат». Поехали следом за полицейскими в участок Гарден-Сити.

Оказавшись внутри, прошли мимо стойки дежурного через высокий атриум с рабочими столами в заднюю часть здания, там их загнали в маленькую комнатку без окон — возле длинного стола стояли складные стулья. Герти с Арло сели с одной стороны, инспекторы Хадсон и Геннет с другой, а посередине поставили старомодный магнитофон. Стол был из светлого дерева под полиуретаном — из такого делают школьные парты. Поверхность чистая, только несколько мазков ручкой. Хадсон и Геннет надели форменные пиджаки (оба были явно не по мерке), и Герти вскоре поняла почему: кондиционер здесь работал даже слишком сильно. Герти и Арло ежились от холода.