Человек с крестом

То, что хозяйки не оказалось дома, было как раз кстати: не нужно было ничего объяснять старушке, не в меру любопытной и дотошной. Марии Ильиничне стало жутко, когда она поняла, что не в силах встать с постели, чтобы взять кусок хлеба или просто попить воды.

К счастью, около полудня забежала соседка… Она всполошилась и тут же бросилась за врачом. Он предложил отправить Марию Ильиничну в больницу, но соседка об этом и слышать не хотела.

— Сама выхожу, — твердо сказала она.

В постели Мария Ильинична провалялась несколько дней.

Потом ей стало легче, она поднялась, стала ходить и даже решила пройтись по городу.

Мария Ильинична одевалась, когда вдруг со двора послышался голос соседки:

— К тебе гости, Марья.

Гость оказался почтальоном. Он вручил ей большой конверт и, по-военному козырнув, удалился. А Мария Ильинична долго не могла прийти в себя и все вертела в руках тяжелый конверт, не решаясь вскрыть его. Что это могло быть? Уж чего легче — вскрыть конверт, но Марией Ильиничной овладела робость.

Она внимательно осмотрела конверт; на нем были указаны область, город и ее фамилия; уже другой рукой кто-то проставил улицу и номер дома.

Мария Ильинична наконец вскрыла конверт и извлекла… газету.

— Господи боже мой! — вскрикнула она и даже за сердце схватилась, до того оно гулко застучало.

Она стала разворачивать газету; Из нее выпала какая-то бумага. Мария Ильинична подняла ее.

«Товарищ Разуваева! — с волнением прочла она. — Ваше письмо в редакцию мы получили. Оно носит дискуссионный характер. Вы хотите спорить и откровенно высказываете свои мысли.,

Ваши убеждения мы разделить не можем. Для ответа Вам редакция пригласила бывшего профессора-богослова Александра Алексеевича Осакова, двадцать пять лет своей жизни отдавшего служению религии, а ныне решительно порвавшего с ней.

Редакция сочла возможным опубликовать его открытое письмо Вам, озаглавленное «Встреча в пути». Пересылаем номер газеты, в котором напечатан ответ товарища Осакова.

С приветом.

Заведующий отделом писем

А. Самарцев»

Еще больше волнуясь, Мария Ильинична развернула газету и стала искать статью. Да, вот она… «Встреча в пути» и подпись — «А. Осаков, бывший профессор богословия».

Мария Ильиничиа с интересом и внутренним трепетом принялась за статью.

«Мне часто приходится читать в газетах, — пишете вы, тов. Разуваева, — что такие-то и такие-то порвали с религией. А почему я не могу написать о том, как я пришла к христианству и как стала верить в бога?»

Вы сообщаете, что во время войны потеряли мужа, единственного и самого дорогого вам человека. Вам было очень трудно, поэтому вы стали «усиленно искать смысла в жизни», намереваясь получить «ответ на такие вопросы: отчего бывают человеческие страдания, зачем живет человек, в чем заключается истинное счастье?» Для этой цели вы начали изучать «философские сочинения», а уже после этого библию».

— Это когда же я изучала «философские сочинения»?.. — удивилась Мария Ильинична. — Хотя, действительно, в школе многое читала, только что я поняла там?..

«И в результате этого изучения, — с разгоравшимся каждую минуту нетерпением читала Мария Ильинична, — вы пришли к заключению, что «только религия, вера в Христа дает смысл человеческой жизни, дает тепло и свет человеческой душе».

Темная, очень темная повязка у вас на глазах, тов. Разуваева, но все-таки вы не можете не сделать Признания: «Конечно, меня могут упрекнуть в том, что я не хочу видеть положительного, что я не хочу замечать, как развита наша промышленность, как материально улучшилась жизнь наших людей».

Но дальше из ваших рассуждений так и кажется, что ты просто списали слова из какой-то проповеди. Вы авторитетно, хотя и не утруждая себя доказательствами, утверждаете, что «цветы эти ядовиты, они взращены грехом…»

Я прочитал ваше письмо, и мне стало очень горько. Горько и обидно. Я 25 лет истратил на блуждание в мире, который вы, Мария Ильинична, предпочитаете всему на свете. Мне представилась такая картина…

На дороге жизни встретились путники. Один сказал другому:

— Бегу от земной жизни… Есть, говорят, мечта о небесном рае. Иду жить мечтой.

А встречный отвечает ему:

— А я этой мечте отдал лучшие свои годы. Бегу от мечты в жизнь, — и убежденно добавляет: — Теперь-то я знаю: нет и не может быть творчества без жизни, нет и жизни без жизни. Сон хорош, когда он освежает, подкрепляет силы для труда. Но очень обидно проспать самого себя.

Укоризненно покачали головами путники, осуждая друг друга, и… разошлись каждый в свою сторону. Точно так же разошлись и наши с вами житейские корабли, Мария Ильинична. Именно поэтому я и хочу ответить вам.

Вы, может быть, удивитесь: почему именно через газету, а не просто письмом по почте? Отвечу. Потому, что вы не одиноки. К сожалению, есть еще люди с темными повязками на глазах, которые ощупью бродят по жизни, бродят, не ведая, какую ошибку допускают. Я не знаю вашего возраста, но жаль, если вы еще молоды. Очень жаль.

Вас к религии прибило горе, потеря близкого. Это путь не новый. И сейчас, в дни мира, свежие могилы близких приводят к церковным папертям людей, которые не ведают, куда деваться от тоски и горя. Они мечутся и пытаются найти утешение в религии. Это ведь всегда бывает — когда горе, религия тут как тут.

Но правилен ли их путь? Сильный от горя ищет исцеления в труде и деятельности. Слабый же не может противостоять обрушившейся на его плечи тяжести. Своим подгибающимся коленям он ищет готовых подпорок в искусственном, иллюзорном мире религии, в которой жизнь объявляется временной и ничтожной, а вместо нее высшей реальностью провозглашается, мираж некоего надмирного «царства небесного».

Больше того. Жизнь религией объявляется проходным двором, а смерть — воротами «подлинной жизни».

Но это подлейшая мораль! Она повелевает человеку оплевывать самого себя, как ничтожную, грешнейшую тварь. (Ваше письмо, если уж говорить честно, очень похоже на то, какое могло бы написать духовное лицо; этот вариант ласковой елейной подсказки вполне возможен, потому что за двадцать пять лет жизни в «святом» обществе я слишком хорошо изучил этот мир)».

Марию Ильиничну ошеломила прозорливость бывшее го ученого богослова. Ведь так оно и было.

Вспомнив обо всем этом, Мария Ильинична устыдилась самое себя. Устыдилась и уже с большим доверием продолжала читать ответ Осакова.

«…Кто бы ни были эти люди, но они помогли вам угодить в болото мистицизма…

Не знаю, не ведаю, как вы читали «философские сочинения» и какие именно, но я хорошо представляю, как вы читали «священное» писание. В трудном состоянии человека, надломленного горем.

Вы сразу же уверовали в сладостную «истину», а уверовав, потеряли способность критически мыслить. «Истинное богооткровение» туго завязало вам глаза.

Вы не заметили, как в четырех евангельских сказаниях противоречат друг другу описания чудес, рассказы о делах и странствованиях Христа, описания обстоятельств его смерти, воскресения и жизни после него».

— Нет, заметила, — прошептала Мария Ильинична, — Тут вы не угадали.

«…Вы не задумались над тем, что одно и тоже евангелие проповедует то смирение, то восстание, то осуждает богатство, то прославляет его, то вкладывает в уста Христа речи о справедливости, то заставляет произносить притчи, в которых с эпическим спокойствием рассказывается об обязанности рабов служить жестоким и мерзким в своей жажде наживы господам».

«А ведь в самом деле, — промелькнуло в мыслях Марии Ильиничны. — Как это я не обратила на это внимания?»

«…Вам, Мария Ильинична, следовало бы заглянуть в историю появления евангелий. Прочитайте хотя бы очень строгую и правдивую книгу Ю. П. Францева «У истоков религии и свободомыслия», и вы увидите бесчисленные слагаемые и те основные струны, вокруг которых формировалась христианская доктрина.

Познакомившись с этим трудом, вы увидите страдающих и воскресающих богов Египта, Иудеи, Вавилона, Малой Азии и Греции; таинства зачинающих матерей; богов, нисходящих оплодотворить человеческое девическое чрево; вы будете иметь представление об ожесточенной борьбе рабского элемента с аристократической, имущей прослойкой в раннем христианстве и многое, многое другое, что поможет вам открыть глаза на Истину и Правду.