Человек с крестом

А Мария Ильинична все больше хмелела. Она уже не помнила, что он говорил, но хорошо запомнила, что было с ней потом.

…Очнулась Мария Ильинична утром. Проханов храпел рядом. Лежали они на полу, на том самом ковре, который расстилали вчера.

— О боже, стыд какой! — Мария Ильинична кое-как оделась и, с трудом передвигаясь, побрела к умывальнику. После холодной воды ей стало легче, но все-таки она чувствовала, что вряд ли сможет одна добраться до дому.

Пришлось прилечь на диван. Из гостиной доносился могучий храп. Этот храп внушал ей ужас. Наконец, не выдержав этой пытки, она плотно прикрыла двери обеих комнат, но и это не помогло. Храп словно сотрясал стены дома.

Мария Ильинична решила уйти. Она шагнула к двери, и вдруг сзади нее раздался хриплый голос:

— Удрать, голуба моя, из этого дома не так просто. Все на замках.

Мария Ильинична вся похолодела и обернулась.

Проханов стоял в Дверях полураздетый. Он скреб рукою заросшую седыми волосами грудь, зевал во всю ширь объемистого рта и настороженным взглядом следил за Марией Ильиничной.

— Но мне домой надо…

— Успеешь, — равнодушно сказал он. — И зачем тебе? Здесь твой дом. Привыкать надо.

— Это не мой дом. Незачем мне привыкать…

А он будто и не слышал. Подошел к ней вплотную, обнял за плечи.

— Беру тебя на содержание. И хватит об этом.

— Это как же — на содержание? — не сразу поняла она.

— Ох, Марьюшка, когда ж ты жить научишься? Так, поди, и в самом деле пропадешь. Коль не умеешь жизнь свою устроить, слушайся людей разумных. О себе больше думай. Наплевать тебе на других и на то, что они о тебе подумают. Время такое. Видишь, какой у меня дом? А ты думаешь, мне его подарили? Как же, держи карман шире! Сам с божьей помощью устроился. Живу теперь и в ус не дую. Ладно. Будет еще время, потолкуем. Пошли за стол.

Возразить ему Мария Ильинична не посмела. Шла она покорно, будто всю жизнь ему подчинялась.

Проханов, не ополоснув лица, голый до пояса, уселся за стол. Марию Ильиничну он усадил напротив.

— Ешь, Марьюшка. Или нет. Давай опохмелимся, по православному обычаю. Что у нас тут осталось? — Он поднял бутылку на свет и сказал с сожалением:

— Ах ты, язви те… на донышке. Сильно мы с тобой гульнули! Два литра как не бывало. Вот как у нас живут.

Он расхохотался. Толстый его живот, заросший седыми волосами, противно трясся. Босой, в каких-то широких брюках, едва на нем державшихся, без рубашки, с растрепанными космами на голове и спутанной бородой, священник казался Марии Ильиничне выходцем из самого ада. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами и поверить не могла: неужели этот человек полонил ее воображение и заставил искать смысла жизни в священном писании?

Проханов между тем прошлепал босыми ногами в другую комнату и начал там греметь ключами. Вскоре он возвратился с бутылкой водки под мышкой, с большим блюдом капусты в одной руке и бокалом мутной жидкости в другой.

— Отведай-ка рассольчику. Распрелестное, скажу тебе, средство после крупной выпивки.

— Ой, не надо, — подняла руки Мария Ильинична.

Хозяин удивился:

— Неужто откажешься? — Он пожал плечами и ласковым голосом, в котором нетрудно было уловить раздражение, сказал: — Ослушница ты, Марьюшка!..

Он вздохнул и опрокинул в рот огуречный рассол. Выпил все до капли, крякнул и довольно потер ладонью по животу.

— Вот так-то у нас. А теперь откупорим бутылку — и по стаканчику. С похмелья оно очень славно будет.

— Батюшка! Василий Григорьич, — взмолилась Мария Ильинична. — Не могу я видеть это зелье. И без него мутит, а вы снова за водку. Вот вам крест святой!..

— Голубушка моя! Святым крестом от черта берегутся, а я к тебе с добром иду и добру учу. — Он налил ей полстакана и сурово сказал: — Хватит церемониться. Раз уж вручила судьбу свою в мои руки — умей покоряться.

Мария Ильинична почувствовала, что задыхается. Она силилась что-нибудь сказать, но не могла. И вдруг по лицу ее покатились слезы.

— Пожалейте вы меня, батюшка! Не могу. Плохо мне. Что хотите сделаю, только не водку пить…

— Вот тебе на! Пожалей. Да неужто я тебя не жалею? Ох, Марьюшка, грех надушу берешь. Ну, да ладно. Пей, голуба моя. Для твоей же пользы говорю…

Мария Ильинична послушно взяла стакан и, глотая слезы, стала пить. Выпила несколько глотков, перевела дух и вдруг, размахнувшись, запустила стакан в угол. Стекло со звоном разлетелось на куски. Она хотела крикнуть: до каких пор он будет мучить ее? Но… голос отказал ей.,

— Духом зашлась? Не пугайся, Марьюшка, это бывает. Накось капустки. Возьми, возьми, лучше будет. Ешь, голуба моя. Все будет хорошо.

И действительно, ей стало лучше. Она рассмеялась. Потом ей показалось, что священник раскачивается из стороны в сторону И вдруг он раздвоился…

Проханов тоже смеялся. Правда, не один; смеялись уже двое, и оба они тянулись к ней со стаканами. Мария Ильинична, уже не сопротивляясь, пила.

Потом они пели песни. Проханов плясал, а она смеялась. Вдруг она стала куда-то валиться, а что было позже, она уже не помнила.

Глава 7

«Покарать его некому»

Кто-то изо всех сил колотил в дверь. Мария Ильинична с трудом оторвала голову от подушки, прислушалась. Не было сил подняться. Она подумала: может быть, проснется отец Василий?

Но нет. Как и в прошлый раз, он даже не пошевелился.

Стучали примерно с полчаса. Кто-то обошел все окна и бил по ставням кулаком.

Наконец стук прекратился. Мария Ильинична осторожно поднялась и, шатаясь, с трудом отыскала дверь. Открыв ее, она с удивлением заметила, что за окном темно. Вечер настал или утро уже?

Она подошла ближе, прижалась лбом к холодному стеклу и заметила на востоке светлую полосу.

«Рассвет. Неужто целые сутки проспали?»

Закричали петухи. Да, скоро утро. Мария Ильинична пошла обратно, чтобы одеться и уйти отсюда, но не успела она отойти от окна, как дверь куда-то исчезла. Застыв на месте, Мария Ильинична долго стояла так, стараясь припомнить расположение комнат. Ощупывая руками попадавшиеся ей вещи, она двинулась вперед.

Нет, так она, пожалуй, отсюда не выберется. Пришлось осторожно идти обратно. Теперь окно потеряла. Марии Ильиничне стало жутко, она едва не закричала, но тут под руку ей попался выключатель. Она хотела повернуть его и заколебалась: вдруг отец Василий проснется от света?

Потом нашла дверь. Мария Ильинична приоткрыла ее и услышала знакомый храп. Он доносился справа, значит идти надо левой стороной.

Так она и поступила.

Под ногами Мария Ильивична почувствовала ковер и тут совершенно отчетливо представила, где находится.

Она двинулась вперед уже уверенной походкой и довольно легко отыскала дверь. Марии Ильиничне хотелось опять зажечь свет, но теперь уж ее опасения были другого свойства: вдруг кто-нибудь стоит за окном?

Она прислушалась и отчетливо услышала, что кто-то ходит, поднимается по лестнице на крылечко, стучит ногами по полу, потом спускается обратно. По легкой тени, время от времени закрывающей уже слегка посветлевшие окна, она поняла, что кто-то заглядывает в дом.

Мария Ильинична прижалась к стене и осторожно выглянула, стараясь что-нибудь, рассмотреть на улице. Она была не очень уверена — на самом ли деле кто-то ходил там. Ей могло и показаться.

Но тут же она вздрогнула, заметив, как за окном медленно перемещается силуэт человека. Он приблизился к окну. Кажется, женщина. Мария Ильинична прильнула к стеклу. «Кто это может быть? — с тревогой думала она. — Не жена, конечно. Нет у него жены. Любовница! — Ей стало жарко. — Такая же очередная, как и я…»

Эта мысль вызвала жаркий стыд. До чего же она дошла! Стоило ли для этого читать Ветхий и Новый заветы?

Думала посвятить свою жизнь прославлению деяний всевышнего, а разделила ложе со слугой его. А дальше что?

Думая об этом, она настороженным оком следила за окном и совершенно отчетливо увидела через стекло невысокую, полную женщину в белом платке.