Прима

Да, было много причин, по которым мы не должны были находиться в таком положении. Почему я не должен этого делать. Но мне было абсолютно наплевать. Мне нравилась Клара, я хотел ее, и все остальное не имело значения.

— О Боже, — вздохнула она, когда я просунул руку под пояс ее кружевных трусиков. — Алек…

— Ты так прекрасна, — прошептал я, осторожно отводя ее назад, гибкость тела позволила ей выгнуться так, что ноги оказались под ней, и я прижал ее к сцене. — Я не могу поверить, что ты здесь, со мной.

Мои пальцы опустились ниже и нащупали ее слипшиеся от возбуждения половые губы. Я был почти за гранью невозврата, но еще не перешел эту грань.

Подняв голову, я нашел ее глаза. — Ты уверена, что это то, чего ты хочешь? Я не нежен в постели.

— Хорошо.

— Клара…

— Я не прошу мягкости и нежности, Алек. Я уже давно ничего не чувствовала. И ты — единственный мужчина, с которым я испытывала подобные чувства. Боже, пожалуйста, просто заставь меня снова почувствовать…

Я отстранился и посмотрел на нее сверху вниз, внезапно почувствовав, как на меня навалилась тяжесть ее слов, но прежде чем я успел остановиться или сказать что-то, что могло бы сбить тормоза, она подняла руку и потянула меня вниз.

— Это не будет по-женски, но я без колебаний опрокину тебя снова, если ты не покажешь мне, какими именно приемами ты владеешь.

Эта колкость — то, что мне было нужно… и волны похоти, которые я чувствовал, охватывая нас обоих. — Осторожнее с просьбами, — сказал я, вставая, но только для того, чтобы снять с себя остатки одежды.

Ее глаза не отрывались от моих, пока я не опустил руку, чтобы сжать в кулак свою эрекцию. Тогда она улыбнулась и облизнула губы.

— Хватит болтать. Трахни меня, Алек. Трахни меня жестко. Трахай меня быстро. Я хочу большего. Намного большего.

11

Клара

Я была сильной.

Но не настолько, чтобы противостоять ему.

На этой сцене, в этот момент, он разрушал мой обет безбрачия так же легко, как мы сбрасывали одежду.

Я была всего лишь женщиной. Женщина со жгучей потребностью и голодом, которые я не могла контролировать.

Независимо от того, как я изменилась за прошедшие годы, я знала, что я токсична. У меня было много багажа. К тому же Юрий уже предупредил меня, чтобы я не связывалась с Алеком. Я не должна быть здесь, делать это, но как, черт возьми, я должна была сопротивляться?

Алек был чертовски красив, соблазнителен, как грех, и у нас было много общего, помимо неконтролируемого сексуального влечения. Как можно было ожидать, что я буду держаться подальше от человека, в которого, как мне казалось, я могу сильно влюбиться?

Алек был моей следующей зависимостью. Я знала это. Я чувствовала это. Но у меня больше не было желания бороться с этим влечением.

Между мной и Алеком что-то было. Что-то интенсивное, мощная связь, которая не желала прекращаться, и это было не то, что я испытывала раньше. Мне очень хотелось исследовать это дальше, какими бы ни были последствия.

— Я тебя предупреждал, — прорычал он, лежа надо мной и упираясь ладонями в деревянные доски сцены. — Не забывай об этом.

Его губы слишком легко и очень коротко коснулись моего рта, а затем переместились вниз и провели по шее, заставив меня застонать и вздрогнуть, когда я повернула голову в сторону, предоставляя ему больше доступа. Его язык лизнул мою ключицу, и по моей коже побежали мурашки. Я была настолько погружена в ощущения, которые он создавал, что даже не заметила, как его рука скользнула под меня, чтобы расстегнуть лифчик, пока он не стянул с меня его.

— Алек…

— Ш-ш-ш, — сказал он с улыбкой и таким взглядом, что моя киска сжалась в ожидании того, что должно было произойти. Возможно, я должна была быть шокирована тем, что этот мужчина не приступил сразу же к удовлетворению своих потребностей, но вместо этого он сменил положение и приподнялся на локте, а указательный палец его свободной руки проследил за контуром татуировки на моей груди. Его прикосновения были легкими, но я чувствовала жжение, сравнимое с тем, которое испытывала от иглы, снова и снова входившей в мою кожу для нанесения чернил.

— Расскажи мне историю, — сказал Алексей, когда его палец продолжил свой путь. — Почему голубь?

Он не спросил, почему я сделала татуировку, почему я нарушила

одно из негласных кардинальных правил для балерин. Вместо этого он просто спросил, почему я выбрала именно эту татуировку. Я могла бы соврать, придумать какую-нибудь историю, но не стала.

— Чтобы освободиться, — тихо начала я. — Голубь символизирует конец хаоса и травматических циклов, в которые я постоянно попадала. Как только я поняла, что единственный способ двигаться вперед — это остановиться и принять ошибки своего прошлого… Я была готова к периоду обновления. Это напоминание о том, что новые начинания возможны. Что я могу оставить уродство и боль позади.

— И полет к новым горизонтам, — тихо произнес Алексей за мгновение до того, как его голова опустилась, и он поцеловал чернила так же нежно, как прорисовывал их. — Это прекрасный символ невероятной женщины.

Мои глаза заблестели, и я закрыла их. Я дала ему возможность заглянуть в свое сердце, но еще не была готова позволить ему заглянуть в мою душу.

Я не могла молчать… не тогда, когда он снова коснулся моей кожи, на этот раз его язык нашел мой сосок. Я снова застонала, выгнув спину и задыхаясь, когда его губы сомкнулись вокруг моего левого соска. Когда его язык провел по пульсирующему бутону, я почувствовала жар его эрекции, прижатой к моему животу, что означало, что он вернулся к положению, когда обе его ладони поддерживают его вес надо мной.

Его член был не там, где надо… не там, где я хотела.

Я попыталась исправить это положение, но мои ноги были бесполезны, так как они все еще были подогнуты под меня.

— Нет.

Это слово было произнесено напротив моей груди, его зубы не разжимались, и, тем не менее, оно было сказано с авторитетом, который я не могла оспорить. Я также не могла изменить свое положение, так как его вес давил на меня. Но это не значит, что я не могла двигаться. Я выгнула спину и сдвинула бедра, его член скользнул по моей коже, тепло подсказало мне, что он возбужден не меньше меня, из него вытекала предварительная сперма на мой живот, а его губы и язык оставляли влажный жар на моих сосках.

— Еще, — сказала я, выдвигая свое требование.

Я не лгала, когда говорила, что не хочу нежности. Его предупреждение разожгло мое желание до кипения.

Я хотела грубости.

Я хотела темноты и грязи.

Я чувствовала, что внутри меня сидит демон, сырая и животная часть меня, готовая вырваться наружу. Я умоляла его заставить меня что-то почувствовать, и он выполнял эту просьбу… И все же мне нужно было больше, гораздо больше.

Пока его рот двигался по ложбинке между моими грудями, язык скользил по плоти, обжигая ее с каждым мгновением все жарче, я просунула руку между нами. И в тот момент, когда его губы сомкнулись на моем правом соске, я сомкнула пальцы вокруг его толстого, пульсирующего члена. Его стон заставил меня укрепить свой обхват, от чего моя киска запульсировала.

Боже, он был большим. Огромный, горячий и такой злой, что он не стал сразу же двигаться, чтобы войти в меня, а только начал медленно двигать бедрами, трахая мой кулак, даже когда он продолжал пробовать, лизать и покусывать мою грудь.

В эту игру могут играть двое.

Ослабив хватку, я провела ногтями по его длине. Танцы требовали, чтобы они были короткими и аккуратно ухоженными, но они все равно вызывали реакцию — только не ту, которую я ожидала, пытаясь взять эту маленькую сцену под свой контроль.

Не успела я и глазом моргнуть, как Алексей поднялся, перевернул меня на живот и сильно шлепнул по заднице. Взяв меня за волосы, он дернул назад и приблизил свои губы к моему уху. — Это мой театр. Ты на моей сцене. Ты можешь быть моей партнершей, но не заблуждайся, я контролирую каждое движение, каждое действие. Ты должна следовать моим указаниям, девочка, — прорычал он, когда его рот переместился к моей шее, и он втянул мою плоть между зубами.